А н леонтьев считал. Реферат: А

Суть этой теории в том, что, по мнению А. Н. Леонтьева, «личность человека «производится» – создается общественными отношениями, в которые индивид вступает в своей предметной деятельности» . Личность впервые возникает в обществе. Человек вступает в историю как индивид, наделенный природными свойствами и способностями, а личностью он становится лишь в качестве субъекта общественных отношений.

Таким образом, на первый план выступает категория деятельности субъекта, поскольку «именно деятельности субъекта являются исходной единицей психологического анализа личности, а не действия, не операции или блоки этих функций; последние характеризуют деятельность, а не личность» .

А. Н. Леонтьеву удается провести разграничительную линию между понятиями индивида и личность. Если индивид – это неделимое, целостное, со своими индивидуальными особенностями генотипическое образование, то личность тоже целостное образование, но не данное кем-то или чем-то, а произведенное, созданное в результате множества предметных деятельностей.

Итак, положение о деятельности как единице психологического анализа личности – это первый принципиально важный теоретический постулат А. Н. Леонтьева.

А. Н. Леонтьев полагает: если субъект жизни (заметьте, не индивид!) обладает «самостоятельной силой реакции» , иными словами активностью, то тогда справедливо: «внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет» .

Итак, развитие личности предстает перед нами как процесс взаимодействий множества деятельностей, которые вступают между собой в иерархические отношения. Личность выступает как совокупность иерархических отношений деятельностей. Их особенность состоит, по выражению А. Н. Леонтьева, в «связанности» от состояний организма. «Эти иерархии деятельностей порождаются их собственным развитием, они-то и образуют ядро личности, – отмечает автор.

Для психологической трактовки «иерархий деятельностей» А. Н. Леонтьев использует понятия «потребность» , «мотив» , «эмоция» , «значение» и «смысл» . Отметим, что само содержание деятельностного подхода меняет традиционное соотношение и между этими понятиями и смысл некоторых из них.

По сути потребность замешается мотивом, так как «до своего первого удовлетворения потребность «не знает» своего предмета» . . . и потому он «должен быть обнаружен. В процессе взаимодействия субъекта с предметами и явлениями окружающей среды ему открывается их объективное значение. Значение представляет собой обобщение действительности и «принадлежит прежде всего миру объективно-исторических явлений» . Таким образом, иерархия деятельностей на наших глазах превращается в иерархию мотивов

В рамках деятельностного подхода эмоции не подчиняют себе деятельность, а являются ее результатом и «механизмом» ее движения. Эмоция порождает и задает состав переживания человеком ситуации реализации-нереализации мотива деятельности. Рациональная оценка, следует за этим переживанием, придает ему определенный смысл и завершает процесс осознания мотива, сопоставления и совпадения его с целью деятельности. Именно личностный смысл выражает отношение субъекта к осознаваемым им объективным явлениям.

Таким образом, место просто мотива занимает так называемый мотив-цель, понятие вводимое А. Н. Леонтьевым как структурный элемент будущего каркаса личности

Итак, существуют мотивы-стимулы, т. е. побуждающие, но лишенные смыслообразующей функции, и смыслообразующие мотивы или мотивы-цели, тоже побуждающие деятельность, но при этом придающие ей личностный смысл. Иерархия этих мотивов составляют мотивационную сферу личности. По мнению А. Н. Леонтьева «структура личности представляет собой относительно устойчивую конфигурацию «главных, внутри себя иерархизованных, мотивационных линий. Внутренние отношения главных мотивационных линий. . . образуют как бы общий «психологический» профиль личности» .

основных параметра личности: широта связей человека с миром (посредством его деятельностей); степень иерархизованности этих связей, преобразованные в иерархию смыслообразующих мотивов (мотивовцелей); общая структура этих связей, точнее мотивов-целей.

Процесс становления личности по А. Н. Леонтьеву есть процесс «становления связной системы личностных смыслов» . Первое рождение личности происходит, когда у ребенка проявляются в явных формах полимотивированность и соподчинение его действий. Второе рождение личности происходит, когда возникает его сознательная личность.

В теории деятельности предлагается использовать следующие основания при создании типологии личности: богатство связей индивида с миром, степень иерархизированности мотивов, их общую структуру

. Разработка проблемы ведущей деятельности явилась фундаментальным вкладом Леонтьева в детскую и возрастную психологию. Этот ученый не только охарактеризовал смену ведущих деятельностей в процессе развития ребенка, но и положил начало изучению механизмов этой смены, превращения одной ведущей деятельности в другую.

» Теория деятельности

Теория ведущей деятельности и развитие психики.
Алексей Николаевич Леонтьев (1903-1979)

Алексей Николаевич Леонтьев - советский психолог, ученик основателя культурно-исторической школы в психологии Льва Выготского.

Свой вклад в науку А.Н. Леонтьев сделал в области общей психологии и методологии психологического исследования. Исследовал проблемы развития психики, ее генезис, биологическую эволюцию, общественно-историческое развитие. Изучал также вопросы инженерной психологии, психологии восприятия, памяти, мышления и т.д. В первую очередь Алексей Леонтьев известен своей теорией ведущей деятельности и понятием «сдвига мотива на цель».

Человеческая субъективность, человеческая деятельность и их связь были выходным пунктом психологических исследований А.Н. Леонтьсва. Он писал: «Психологическая наука никогда не поднималась над уровнем чисто метафизического противопоставления субъективных психических явлений явлениям объективного мира. Поэтому она никогда не могла проникнуть в их действительную сущность, растерянно останавливаясь перед тем рвом, который разделяет сущность и явление или причину и следствие». Леонтьев определяет важное положение психологического познания: «Деятельность практически связывает субъекта с окружающим миром, воздействуя на него и подчиняясь его объективным свойствам». В связи с этим было отвергнуто представление о психике как сущности, которая имеет свое особое существование, не зависящее от внешних воздействий.

Леонтьев продолжает и развивает идею Л.С. Выготского об интериоризации, указывая, что интериоризация как постепенное превращение внешних действий во внутренние , умственные, есть процесс, который вынужденно осуществляется в онтогенетическом развитии человека. Его необходимость Леонтьев определяет тем, что центральным содержанием развития ребенка является усвоение им достижений исторического развития человечества, в том числе достижений человеческой мысли, человеческого познания.

Чтобы ребенок мог построить новое умственное действие, его надо предварительно подать ребенку как действие внешнее, то есть эскстериоризовать ее. В такой экстериоризованной форме, в форме развернутого внешнего действия возникает действие умственное, мыслительное. Впоследствии, в результате его постепенных преобразований - обобщения, специфического сокращения звеньев и изменения уровня, на котором оно выполняется, - происходит его интериоризация, которая уже происходит в разуме ребенка.

Этот процесс по Леонтьеву имеет принципиальное значение для понимания характера формирования человеческой психики. Ведь ее главная особенность заключается именно в том, что она развивается не в плане проявления врожденных способностей, не путем приспособления наследственного видового поведения к переменных элементам среды. Она представляет собой продукт передавания и присвоения индивидами достижений общественно-исторического развития, опыта предыдущих поколений. Творческое движение мысли вперед, которое человек осуществляет самостоятельно, возможно лишь на основе овладения этим опытом.

Для подтверждения своих положений Леонтьев использует вероятные факты, свидетельствующие о том, что дети, которые с раннего возраста развиваются вне общества и созданных им явлений, остаются на уровне животной психики. У них не только не формируются речь и мышление, даже их движения ничем не напоминают человеческие. К тому же такие дети не приобретают свойственной людям вертикальной осанки.

Леонтьев приводит убедительные примеры того, что те способности и функции, которые имеют социальный характер, не фиксируются в мозге людей и не передаются по законам наследственности. Эта идея открывает путь к теории самосознания человека. Последний приобретает свободу от рефлекторной реактивности и активно планирует свое поведение. Здесь содержатся зачатки принципов, которые помогут найти новые теоретические основы научной психологии, продвинут вперед ее общую теорию.

В связи с этим Леонтьев отвергает плоский биологизм, возлагая в основу человеческой деятельности не элементарные физиологические функции мозга, а их сочетания, которые возникают в ходе индивидуального развития. 1 «Кора человеческого мозга с ее 15 миллиардами нервных клеток стала... органом, способным формировать функциональные органы». Функционирование последних осуществляется на базе человеческой деятельности.

Существенный вклад Леонтьева в психологию состоит в том, что он раскрыл характер и формы этой деятельности, показал ее мотивационную движущую силу и выдвинул понятие ведущей деятельности. Последней он называет такую деятельность, которая вызывает самые главные изменения в психике ребенка. Ведущая деятельность связана с психическими процессами, которые подготавливают переход ребенка к новой, высшей ступени развития.

В книге «Проблемы развития психики» Леонтьев дает подробную характеристику деятельности вообще, ее структуры и мотивационных осложнений. Деятельность состоит из действий. Действия разлагаются на отдельные операции. В деятельности существуют предмет и мотив. Как утверждает автор, генетически отделения предмета и мотива индивидуальной деятельности является результатом вычленения из сложной и многофазовый, но единой деятельности отдельных операций.

Исторически, по способу своего возникновения, связь мотива с предметом действия отражает не естественные, а объективно-социальные связи и отношения, то есть разделение труда приводит к разделению предмета и мотива. Это поясняется тем, что в процессе разделения труда человек выполняет лишь часть общей деятельности. Осознание действия, его смысла как сознательной цели выводит человека за пределы только данного действия. На этой основе субъекту впервые открывается связь предмета действия (его цели) и того, что побуждает к деятельности, открывается в непосредственно чувственной форме - в форме деятельности человеческого трудового коллектива. Эта деятельность и отображается теперь в мозге человека уже не в своей субъективной слитности с предметом, а как объективно практическое отношение к нему субъекта.

Леонтьев приходит к необходимости включить в понятие мотивации идею «значения». Следует выяснить, какое значение имеет предмет для меня, что предопределяет мое действие в отношении к нему. С психологической стороны значение является обобщенным отражением действительности, которое стало достоянием моего сознания, отражением, которое выработало человечество и зафиксировало в форме понятия, знания или даже умения, как обобщенного «образа действия», нормы поведения и т. п. В частности, английский психолог Ф. Бартлетт определяет смысл как «значение, которое создается целостностью ситуации». Леонтьев формулирует положение о том, что «сознательный смысл выражает отношение мотива к цели».

Термин «мотив», по Леонтьеву, означает то объективное, в чем конкретизируется потребность в данных условиях и на что направляется деятельность как на то, что возбуждает ее. Леонтьев различает также смысл и значение. Так, понимание значения определенной исторической даты может иметь разный смысл, например, для школьника и для воина. «Смысл» для Леонтьева несет личностную нагрузку. Вводя для психологической характеристики сознания различие личностного смысла и собственно объективного значения, Леонтьев отмечает, что дифференциация этих понятий касается не всего отображаемого содержания, а только того, на что направлена деятельность субъекта. Ведь личностный смысл выражает именно отношение к осознаваемым объективным явлениям. Подчинение действий и целей исходящим мотивам расширяет сферу осознаваемого.

С расширением этой сферы Леонтьев связывает понятие «сдвиг мотива на цель »: человек под влиянием определенного мотива начинает выполнять действие, а затем выполняет его ради него самого. В данном случае мотив словно смещается на цель, а действие превращается в деятельность. Мотивы деятельности, имеющие такое происхождение, Леонтьев называет сознательными мотивами. Он характеризует их установкой отношения мотива узкой деятельности к мотиву деятельности и более широкой.

Тот факт, что сдвиг мотивов на цели действий можно наблюдать в человеческих поступках, делает психологически понятным, как могут возникать новые потребности и как меняется тип их развития. Поскольку потребность находит в предмете свою определенность, или, другими словами, опредмечивается в нем, Леонтьев раскрывает в данном предмете мотив деятельности, то есть то, что именно возбуждает ее. Таким образом, возникновение новых, более высоких мотивов происходит в форме переноса мотивов на цели и их осознания.

Указывая на различия между действием и деятельностью, Леонтьев отмечает, что в действии мотив не совпадает с предметом. ЦС происходит только в деятельности. Поскольку предмет действия не вызывает деятельность, для того, чтобы действие возникла, необходимо, чтобы ее предмет выступил перед су Объекта в своем отношении к мотиву деятельности, в которую это действие входит. В таком случае предмет действия осознается как цель.

Леонтьев отличает мотивы «только осознаваемые» от «реально действующих». Только при определенных условиях одни мотивы могут превращаться в другие. Это превращение происходит так: иногда результат действия оказывается более значительным, чем мотив, реально побуждающий это действие. Ребенок добросовестно готовит домашние задания, желая быстрее пойти на прогулку. В результате это приводит к значительно большему, то есть к хорошим оценкам. Происходит новое опредмечивание потребностей ребенка, а это значит, что они меняются, развиваются, поднимаются на ступень выше. Здесь Леонтьев делает педагогический вывод: искусство воспитания и состоит в том, чтобы предоставить более высокое значение успешному результату деятельности. Так осуществляется переход к более высокому типу реальных мотивов. Если перед ребенком поставить задачу запомнить определенные слова, а потом ту же задачу дать в игровой деятельности, то во втором случае задача будет выполнена с двойной эффективностью. Здесь играет роль конкретный мотив конкретной деятельности.

Устанавливая мотивы действий и мотивы деятельности, Леонтьев показывает их взаимный переход. Мотивы деятельности, подчиняясь более высоким мотивам, становятся мотивами лишь отдельных действий и дополнительно поддерживают их выполнения. Конечно, можно наблюдать и обратный процесс. Соподчинение мотивов отрицает чисто реактивное поведение, в чем Леонтьев видит большой смысл. Вместе с тем он уделяет значительное внимание не только проблемам индивидуального в развитии. В не меньшей степени его интересует извилистый и колоритный путь исторического развития психики.

Развивая марксистские взгляды на историческое развитие психики, Леонтьев подвергает обстоятельному анализу натуралистические и социологические теории, касающиеся этой проблемы. Спенсер, Газри, Скиннер и другие в своих теориях психики прежде всего биологизируют человека. Теории приспособления, адаптации ярко выражают «натурализм» этих исследователей. Если они иногда говорят о языке как о специфическом свойстве приспособительных действий человека, то сам язык не выходит за пределы биологических определений.

Французская школа в психологии развивает социологическое направление. «Общество является объяснительный принципом индивида», - утверждают ее представители. Однако само общество рассматривается только в плане сознания и, в частности «коллективного сознания» Дюркгейма. По Пиаже, возникновение связанных систем интеллектуальных операций рассматривается как продукт перенесенного во внутренний план сотрудничества (кооперации), что возникает в условиях социальной жизни. Даже в трудах французских психологов марксистского направления (Политцера, Валлона, Майерсона) заметна оторванность природного от социального.

Леонтьев вспоминает, что в 1920-х годах в Советском Союзе господствовала теория «биосоциального». Уже Выготский подверг ее серьезной критике. Его школа, к которой относится и Леонтьев, подробно развила положение о том, что психическое является продуктом, дериватом развития материальной жизни, внешней материальной деятельности, которая превращается в ходе общественно-исторического развития во внутреннюю деятельность, в деятельность сознания. Была выдвинута центральная задача исследования - строение деятельности и ее интериоризация. После дискуссии на тему научного наследия И. Павлова состоялся неправомерный поворот в сторону физиологизации человеческой психики. Проблема индивида и среды была упрощена на основе биологических принципов. Критикуя биологизацию в психологии, Леонтьев отмечает, что понятие среды нельзя понимать только как совокупность внешних раздражений в их физических значениях. То, чем является для организма среда, зависит от природы данного организма, от его конкретной ситуации, а главное - от его деятельности.

На большом опытном материале Леонтьев показывает, что в ходе антропогенеза все более набирали силу социальные законы. Темпы социального развития человека все менее зависели от темпов его биологического развития. В конце концов, общественно-исторический прогресс человека освобождается от этой зависимости. Наступает эра господства исключительно социальных законов

Накопление и закрепление достижений общественно-исторического развития человечества в корне отличается от биологической формы накопления и фиксации филогенетически возникших свойств. Леонтьев показывает также коренное отличие форм передачи достижений человечества отдельными индивидами. Эти достижения не закрепляются в морфологических особенностях в форме наследственно фиксированных изменений. Они закрепляются во внешней, экзотерической форме. Мир социальных отношений стоит перед каждым человеком как задача, которая решается через деятельность, направленную на овладение этим миром.

Развивая марксистское толкование психического, Леонтьев пишет: «Духовное, психическое развитие отдельных людей является продуктом... усвоения, которого вовсе не существует у животных, как не существует в них и противоположного процесса опредмечивания их способностей в объективных продуктах их деятельности». Психические способности и функции, которые формируются в ходе усвоения, представляют собой психологические новообразования, отношения которых унаследованы, врожденные механизмы и процессы являются лишь необходимыми внутренними (субъективными) предпосылками. Но они не определяют ни их состава, ни их специфического качества. Здесь Леонтьев подразумевает речевой слух, логическое мышление и др. Возможность усвоения возникает в результате общения.

Если индивидуальное поведение животных зависит от видового опыта (инстинкты) и индивидуального, причем видовое поведение приспосабливается к изменяющимся элементам внешней среды, то у человека усвоение общественно-исторического опыта осуществляется «механизмами формирования механизмов». Возникает система действий орудийного типа.

Историческое развитие психики Леонтьев связывает с формированием умственных действий, которое происходит при помощи интериоризации - постепенного преобразования внешних действий в действия внутренние. Ведь во внешних предметах уже опредмечена деятельность. Для распредмечивания ребенок должен провести адекватную деятельность. Это же касается и духовных продуктов (понятий, представлений и т. п.). В связи с этим Леонтьев критикует наивно-ассоцианистские концепции обучения и настойчиво подчеркивает роль взрослых в психическом развитии ребенка. Взрослый разворачивает умственное действие перед ребенком, а такие процессы, как обобщение, сокращение звеньев умственного действия, изменение уровней выполнения, происходят уже в уме самого ребенка. Так человек с детства усваивает общественно-исторический опыт, что дает ему возможность творчески двигаться вперед.

Наконец, Леонтьев подходит к определяющей психологической проблеме - мозг и психическая деятельность человека. Принципиально она решается так, что в историческое время мозг не претерпевает существенных морфологических изменений. Достижения исторического развития закрепляются в объективных - материальных и идеальных - продуктах человеческой деятельности. Человек овладевает ими в порядке прижизненных приобретений. Леонтьев показывает беспочвенность попыток локализовать высшие психические функции в духе наивного психоморфологизма. В связи с этим он критикует идею «наложения психологического узора на физиологическую канву». Ведь мозг работает как единое целое в случае любого психического процесса. Леонтьев последовательно развивает идею «формирования функциональных объединений». Речь идет о динамике процессов возникновения и угасания систем связей между реакциями на последовательно действующие комплексы раздражителей. Эти прижизненные образования, будучи сложенными, функционируют как одно целое и являются своеобразными органами, специфические отправления которых и выступают в виде психических способностей или функций.

Еще Ухтомский отмечал, что не обязательно связывать с понятием «орган» что-то морфологически статичное. Органы, развивает эту мысль Леонтьев, складываются, подобно процессу интериоризации, с определенной редукцией эффекторных действий. Их полная рефлекторная структура может быть развернута. Врожденные структуры этого не допускают. Между прочим, в патологических случаях происходит не выпадение функций, а дезинтеграция функциональной системы, одно из звеньев которой оказывается разрушенным. Даже И. Павлов не противопоставлял жестко «конструкцию» и «динамику». Они непосредственно переходят друг в друга.

Подытоживая свои рассуждения относительно мозгового субстрата психического, Леонтьев пишет: «Психика человека является функцией тех высших мозговых структур, которые формируются у человека онтогенетически в процессе овладения им исторически сложившихся форм деятельности в отношении к окружающему его человеческому миру».

Основные труды Алексея Николаевича Леонтьева:

1. Леонтьев А.Н. Восприятие и деятельность. - М., 1976.
2. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. - Москва: Политиздат, 1975.
3. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. - М., 1992.
4. Леонтьев А.Н. Умственное развитие ребенка. - Москва, 1950.

Роменець В.А., Маноха И.П. История психологии XX века. - Киев, Лыбидь, 2003 .

В статье рассматривается становление понятия мотива в теории А.Н. Леонтьева в соотнесении с идеями К. Левина, а также с различением внешней и внутренней мотивации и понятием континуума регуляции в современной теории самодетерминации Э. Деси и Р. Райана. Раскрыто разведение внешней мотивации, основанной на награде и наказании, и «естественной телеологии» в работах К. Левина и (внешнего) мотива и интереса в ранних текстах А.Н. Леонтьева. Подробно рассмотрено соотношение мотива, цели и смысла в структуре мотивации и регуляции деятельности. Вводится понятие качества мотивации как меры согласованности мотивации с глубинными потребностями и личностью в целом и показывается взаимодополнительность подходов теории деятельности и теории самодетерминации к проблеме качества мотивации.

Актуальность и жизненность любой научной теории, и в том числе психологической теории деятельности, определяются тем, насколько ее содержание позволяет нам получить ответы на вопросы, которые стоят перед нами сегодня. Любая теория была актуальна в то время, когда она создавалась, давая ответ на вопросы, которые были в то время, но не любая сохранила эту актуальность надолго. Теории, которые относятся к живым, в состоянии дать ответы на сегодняшние вопросы. Поэтому любую теорию важно соотносить с вопросами сегодняшнего дня.

Предметом данной статьи является понятие мотива. С одной стороны, это очень конкретное понятие, с другой стороны, оно занимает центральное место в работах не только А.Н. Леонтьева, но и многих его последователей, развивающих деятельностную теорию. Ранее мы уже неоднократно обращались к анализу взглядов А.Н. Леонтьева на мотивацию (Леонтьев Д.А., 1992, 1993, 1999), сосредотачиваясь на таких отдельных их аспектах, как природа потребностей, полимотивация деятельности и функции мотива. Здесь мы, кратко остановившись на содержании предыдущих публикаций, продолжим этот анализ, уделив внимание прежде всего обнаруживающимся в деятельностной теории истокам различения внутренней и внешней мотивации. Мы также рассмотрим взаимоотношения между мотивом, целью и смыслом и соотнесем взгляды А.Н. Леонтьева с современными подходами, в первую очередь с теорией самодетерминации Э. Деси и Р. Райана.

Основные положения деятельностной теории мотивации

Ранее выполненный нами анализ преследовал цель устранить противоречия в традиционно цитируемых текстах А.Н. Леонтьева, обусловленные тем, что понятие «мотив» в них несло чрезмерно большую нагрузку, включая в себя много разных аспектов. В 1940-е гг., когда оно только вводилось как объяснительное, этой растяжимости вряд ли можно было избежать; дальнейшее же развитие этого конструкта привело к его неизбежной дифференциации, появлению новых понятий и сужению за их счет семантического поля собственно понятия «мотив».

Отправной точкой для нашего понимания общей структуры мотивации выступает схема А.Г. Асмолова (1985), выделившего три группы переменных и структур, которые отвечают за эту область. Первая - общие источники и движущие силы деятельности; Е.Ю. Патяева (1983) удачно назвала их «мотивационными константами». Вторая группа - факторы выбора направленности деятельности в конкретной ситуации здесь и теперь. Третья группа - вторичные процессы «ситуативного развития мотивации» (Вилюнас, 1983; Патяева, 1983), которые позволяют понять, почему люди доводят до конца то, что они начали делать, а не переключаются каждый раз на все новые и новые соблазны (подробнее см.: Леонтьев Д.А., 2004). Таким образом, главный вопрос психологии мотивации «Почему люди делают то, что они делают?» (Deci, Flaste, 1995) распадается на три более частных вопроса, соответствующих этим трем областям: «Почему люди вообще что-то делают?», «Почему люди в данный момент делают то, что они делают, а не что-то другое?» и «Почему люди, начав что-то делать, обычно доводят это до конца?». Понятие мотива чаще всего используется для ответа на второй вопрос.

Начнем с основных положений теории мотивации А.Н. Леонтьева, более подробно рассмотренных в других публикациях.

1. Источником человеческой мотивации служат потребности. Потребность есть объективная нужда организма в чем-то внешнем - предмете потребности. До встречи с предметом потребность порождает только ненаправленную поисковую активность (см.: Леонтьев Д.А., 1992).
2. Встреча с предметом - опредмечивание потребности - превращает этот предмет в мотив целенаправленной деятельности. Потребности развиваются через развитие их предметов. Именно благодаря тому, что предметами человеческих потребностей выступают предметы, созданные и преобразованные человеком, все человеческие потребности качественно отличаются от иногда сходных с ними потребностей животных.
3. Мотив - это «тот результат, то есть предмет, ради которого осуществляется деятельность» (Леонтьев А.Н., 2000, с. 432). Он выступает как «...то объективное, в чем эта потребность (точнее, система потребностей. - Д.Л .) конкретизируется в данных условиях и на что направляется деятельность как на побуждающее ее» (Леонтьев А.Н., 1972, с. 292). Мотив - это приобретаемое предметом системное качество, проявляющееся в его способности побуждать и направлять деятельность (Асмолов, 1982).

4. Человеческая деятельность полимотивирована. Это означает не то, что одна деятельность имеет несколько мотивов, а то, что в одном мотиве опредмечиваются, как правило, несколько потребностей в разной степени. Благодаря этому смысл мотива является сложносоставным и задается его связями с разными потребностями (подробнее см.: Леонтьев Д.А., 1993, 1999).

5. Мотивы выполняют функцию побуждения и направления деятельности, а также смыслообразования - придания личностного смысла самой деятельности и ее компонентам. В одном месте А.Н. Леонтьев (2000, с. 448) прямо отождествляет направляющую и смыслообразующую функции. На этом основании он различает две категории мотивов - смыслообразующие мотивы, осуществляющие как побуждение, так и смыслообразование, и «мотивы-стимулы», только побуждающие, но лишенные смыслообразующей функции (Леонтьев А.Н., 1977, с. 202-203).

Постановка проблемы качественных различий мотивации деятельности: К. Левин и А.Н. Леонтьев

Различение «смыслообразующих мотивов» и «мотивов-стимулов» во многом сходно с укоренившимся в современной психологии различением двух качественно различных и основанных на разных механизмах видов мотивации - мотивации внутренней, обусловленной самим процессом деятельности, как она есть, и внешней мотивации, обусловленной пользой, которую может получить субъект от использования отчуждаемых продуктов этой деятельности (деньги, отметки, зачеты и много других вариантов). Это разведение было введено вначале 1970-х гг. Эдвардом Деси; соотношение внутренней и внешней мотивации стало активно изучаться в 1970-1980-е гг. и остается актуальным в наши дни (Гордеева, 2006). Деси смог наиболее четко сформулировать это разведение и проиллюстрировать следствия указанного различения в множестве красивых экспериментов (Deci, Flaste, 1995; Deci et al., 1999).

Первым вопрос о качественных мотивационных различиях естественного интереса и внешних давлений поставил в 1931 г. Курт Левин в своей монографии «Психологическая ситуация награды и наказания» (Левин, 2001, с. 165-205). Он подробно рассмотрел вопрос о механизмах мотивационного действия внешних давлений, заставляющих ребенка «осуществить действие или продемонстрировать поведение, отличное от того, к которому его непосредственно тянет в данный момент» (Там же, с. 165), и о мотивационном действии противоположной этому «ситуации, в которой поведение ребенка управляется первичным или производным интересом к самому делу» (Там же, с. 166). Предметом непосредственного интереса Левина выступают структура поля и направление векторов конфликтующих сил в этих ситуациях. В ситуации непосредственного интереса результирующий вектор всегда направлен в сторону цели, что Левин называет «естественной телеологией» (Там же, с. 169). Обещание награды или угроза наказания создают в поле конфликты разной степени интенсивности и неизбежности.

Сравнительный анализ награды и наказания приводит Левина к выводу: оба способа воздействия не слишком эффективны. «Наряду с наказанием и вознаграждением существует еще и третья возможность вызвать желаемое поведение - а именно возбудить интерес и вызвать склонность к этому поведению» (Там же, с. 202). Когда мы пытаемся заставить ребенка или взрослого делать что-то на основе кнута и пряника, главный вектор его движения оказывается направленным в сторону. Чем больше человек стремится приблизиться к не желаемому, но подкрепляемому объекту и начать делать то, что от него требуют, тем больше вырастают силы, толкающие в противоположном направлении. Кардинальное решение проблемы воспитания Левин видит только в одном - в изменении побудительности предметов через изменение контекстов, в которые включается действие. «Включение задания в другую психологическую область (например, перенос действия из области “школьные задания” в область “действия, направленные на достижение практической цели”) может коренным образом изменить смысл и, следовательно, побудительность самого этого действия» (Там же, с. 204).

Можно увидеть прямую преемственность с этой работой Левина оформившихся в 1940-е гг. идей А.Н. Леонтьева о смысле действий, задаваемых той целостной деятельностью, в которую это действие включено (Леонтьев А.Н., 2009). Еще раньше, в 1936-1937 гг., по материалам исследования в Харькове была написана статья «Психологическое исследование детских интересов во Дворце пионеров и октябрят», опубликованная впервые в 2009 г. (Там же, с. 46-100), где подробнейшим образом исследуется не только соотношение того, что мы называем сегодня внутренней и внешней мотивацией, но и их взаимосвязь и взаимопереходы. Эта работа оказалась недостающим эволюционным звеном в развитии представлений А.Н. Леонтьева о мотивации; она позволяет увидеть истоки понятия мотива в деятельностной теории.

Сам предмет исследования формулируется как отношения ребенка к среде и деятельности, в которых возникает отношение к делу и другим людям. Здесь еще нет термина «личностный смысл», но по сути именно он и является главным предметом изучения. Теоретическая задача исследования касается факторов формирования и динамики детских интересов, причем в качестве критериев интереса выступают поведенческие признаки вовлеченности или невовлеченности в то или иное занятие. Речь идет об октябрятах, младших школьниках, конкретно - второклассниках. Характерно, что в работе ставится задача не формирования определенных, заданных интересов, а нахождения общих средств и закономерностей, позволяющих стимулировать естественный процесс порождения активного, вовлеченного отношения к разным видам деятельности. Феноменологический анализ показывает, что интерес к определенным занятиям обусловлен их включенностью в структуру значимых для ребенка отношений, как предметно-инструментальных, так и социальных. Показано, что отношение к вещам изменяется в процессе деятельности и связано с местом этой вещи в структуре деятельности, т.е. с характером ее связи с целью.

Именно там А.Н. Леонтьев впервые использует понятие «мотив», причем очень неожиданным образом, противопоставляя мотив интересу. Одновременно он констатирует и несовпадение мотива с целью, показывая, что действиям ребенка с предметом придает устойчивость и вовлеченность что-то другое, нежели интерес к самому содержанию действий. Под мотивом он понимает только то, что сейчас называют «внешний мотив», в противоположность внутреннему. Это «внешняя самой деятельности (т.е. целям и средствам, включенным в деятельность) движущая причина деятельности» (Леонтьев А.Н., 2009, с. 83). Младшие школьники (второклассники) занимаются деятельностью, которая интересна сама по себе (ее цель лежит в самом процессе). Но иногда они занимаются деятельностью без интереса к самому процессу, когда у них есть другой мотив. Внешние мотивы не обязательно сводятся к отчужденным стимулам вроде отметок и требований взрослых. Сюда же относится, например, изготовление подарка для мамы, само по себе не слишком увлекательное занятие (Там же, с. 84).

Дальше А.Н. Леонтьев анализирует мотивы как переходную стадию к возникновению подлинного интереса к самой деятельности по мере вовлечения в нее благодаря внешним мотивам. Причиной постепенного зарождения интереса к деятельности, ранее его не вызывавшей, А.Н. Леонтьев считает установление связи типа средство-цель между этой деятельностью и тем, что заведомо интересно ребенку (Там же, с. 87-88). По сути, речь идет о том, что в более поздних работах А.Н. Леонтьева получило название личностного смысла. В конце статьи А.Н. Леонтьев говорит о смысле и включенности в осмысленную деятельность как об условии изменения точки зрения на вещь, отношения к ней (Там же, с. 96).

В данной статье впервые появляется идея смысла, прямо связываемая с мотивом, что отличает этот подход от других трактовок смысла и сближает с теорией поля Курта Левина (Леонтьев Д.А., 1999). В завершенном варианте мы находим эти идеи сформулированными несколько лет спустя в посмертно опубликованных работах «Основные процессы психической жизни» и «Методологические тетради» (Леонтьев А.Н., 1994), а также в статьях начала 1940-х гг., таких как «Теория развития психики ребенка» и др. (Леонтьев А.Н., 2009). Здесь уже появляются развернутая структура деятельности, а также представление о мотиве, охватывающее как внешнюю, так и внутреннюю мотивацию: «Предмет деятельности и является одновременно тем, что побуждает данную деятельность, т.е. ее мотивом. …Отвечая той или иной потребности, мотив деятельности переживается субъектом в форме желания, хотения и т.п. (или, наоборот, в форме переживания отвращения и т.п.). Эти формы переживания суть формы отражения отношения субъекта к мотиву, формы переживания смысла деятельности» (Леонтьев А.Н., 1994, с. 48-49). И далее: «(Именно несовпадение предмета и мотива является критерием для отличения действия от деятельности; если мотив данного процесса лежит в нем самом, это - деятельность, если же он лежит вне самого этого процесса, это - действие.) Это сознаваемое отношение предмета действия к его мотиву и есть смысл действия; форма переживания (сознавания) смысла действия есть сознание его цели. (Поэтому предмет, имеющий для меня смысл, есть предмет, выступающий как предмет возможного целенаправленного действия; действие, имеющее для меня смысл, есть соответственно действие, возможное по отношению к той или иной цели.) Изменение смысла действия есть всегда изменение его мотивации» (Там же, с. 49).

Именно из начального различения мотива и интереса выросло более позднее разведение А.Н. Леонтьевым мотивов-стимулов, лишь побуждающих подлинный интерес, но не связанных с ним, и смыслообразующих мотивов, имеющих для субъекта личностный смысл и в свою очередь придающих смысл действию. Вместе с тем противопоставление этих двух разновидностей мотивов оказалось чрезмерно заостренным. Специальный анализ мотивационных функций (Леонтьев Д.А., 1993, 1999) привел к выводу о неразрывности побудительной и смыслообразующей функций мотива и о том, что побуждение обеспечивается исключительно благодаря механизму смыслообразования. «Мотивы-стимулы» не лишены смысла и смыслообразующей силы, однако их специфика в том, что они связаны с потребностями искусственными, отчужденными связями. Разрыв и этих связей приводит к исчезновению побуждения.

Тем не менее можно увидеть отчетливые параллели между различением двух классов мотивов в теории деятельности и в теории самодетерминации. Интересно, что и авторы теории самодетерминации постепенно пришли к осознанию неадекватности бинарного противопоставления внутренней и внешней мотивации и к введению модели мотивационного континуума, описывающего спектр различных качественных форм мотивации одного и того же поведения - от внутренней мотивации, основанной на органичном интересе, «естественной телеологии», до внешней контролируемой мотивации, основанной на «кнуте и прянике» и амотивации (Гордеева, 2010; Deci, Ryan, 2008).

В теории деятельности, как и в теории самодетерминации, различаются мотивы деятельности (поведения), органично связанные с природой самой выполняемой деятельности, сам процесс которой вызывает интерес и другие положительные эмоции (смыслообразующие, или внутренние, мотивы), и мотивы, побуждающие деятельность лишь в силу их приобретенных связей с чем-то непосредственно значимым для субъекта (мотивы-стимулы, или внешние мотивы). Любая деятельность может выполняться не ради ее самой, и любой мотив может вступить в подчинение другим, посторонним потребностям. «Студент может заниматься учебой для того, чтобы приобрести расположение своих родителей, но он может и бороться за их расположение, чтобы получить позволение учиться. Таким образом, перед нами два разных соотношения цели и средств, а не два принципиально различных вида мотивации» (Nuttin, 1984, p. 71). Различие заключается в характере связи деятельности субъекта с его реальными потребностями. Когда эта связь является искусственной, внешней, мотивы воспринимаются как стимулы, а деятельность - как лишенная самостоятельного смысла, имеющая его лишь благодаря мотиву-стимулу. В чистом виде, однако, такое встречается относительно редко. Общий смысл конкретной деятельности - это сплав ее частичных, парциальных смыслов, каждый из которых отражает ее отношение к какой-либо одной из потребностей субъекта, связанной с данной деятельностью прямо или косвенно, необходимым образом, ситуативно, ассоциативно или как-либо иначе. Поэтому деятельность, побуждаемая всецело «внешними» мотивами, - столь же редкий случай, как и деятельность, в которой они полностью отсутствуют.

Эти различия целесообразно описывать в терминах качества мотивации. Качество мотивации деятельности - это характеристика того, в какой мере эта мотивация согласуется с глубинными потребностями и личностью в целом. Внутренняя мотивация - это мотивация, непосредственно исходящая из них. Внешняя мотивация - это мотивация, изначально с ними не связанная; ее связь с ними устанавливается благодаря выстраиванию определенной структуры деятельности, в которой мотивы и цели приобретают опосредованный, иногда отчужденный смысл. Эта связь может по мере становления личности интериоризовываться и порождать достаточно глубокие сформированные личностные ценности, скоординированные с потребностями и структурой личности - в этом случае мы будем иметь дело с автономной мотивацией (в терминах теории самодетерминации), или с интересом (в терминах ранних работ А.Н. Леонтьева). Теория деятельности и теория самодетерминации различаются по тому, как они описывают и объясняют эти различия. В теории самодетерминации предложено гораздо более четкое описание качественного континуума форм мотивации, а в теории деятельности лучше проработано теоретическое объяснение мотивационной динамики. В частности, ключевым понятием в теории А.Н. Леонтьева, объясняющим качественные различия мотивации, служит отсутствующее в теории самодетерминации понятие смысла. В следующем разделе мы рассмотрим более подробно место понятий смысла и смысловых связей в деятельностной модели мотивации.

Мотив, цель и смысл: смысловые связи как основа механизмов мотивации

Мотив «запускает» человеческую деятельность, определяя, что именно нужно субъекту в данный момент, но он не может придать ей конкретную направленность иначе чем через формирование или принятие цели, которая и определяет направление действий, приводящих к реализации мотива. «Цель - это представленный заранее результат, к которому стремится мое действие» (Леонтьев А.Н., 2000, с. 434). Мотив «определяет зону целей» (Там же, с. 441), и в рамках этой зоны ставится конкретная цель, заведомо связанная с мотивом.

Мотив и цель - это два разных качества, которые может приобретать предмет целенаправленной деятельности. Их нередко путают, потому что в простых случаях они часто совпадают: в этом случае конечный результат деятельности совпадает с ее предметом, оказываясь одновременно и ее мотивом, и целью, однако по разным основаниям. Мотивом он является, потому что в нем опредмечиваются потребности, а целью - потому что именно в нем мы видим конечный желаемый результат нашей деятельности, который служит критерием оценки, правильно мы движемся или нет, приближаемся к цели или отклоняемся от нее.

Мотив - это то, что порождает данную деятельность, без чего ее не будет, причем он может не осознаваться или осознаваться искаженно. Цель - это предвосхищаемый в субъективном образе конечный результат действий. Цель всегда присутствует в сознании. Она задает принятое и санкционированное личностью направление действий независимо от того, насколько глубоко оно мотивировано, связано ли оно с внутренними или с внешними, глубинными или поверхностными мотивами. Более того, цель может быть предложена субъекту как возможность, обдумана и отвергнута; с мотивом такое произойти не может. Известно высказывание Маркса: «Самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове» (Маркс, 1960, с. 189). Хоть пчела и строит весьма совершенные сооружения, никакой цели, никакого образа у нее нет.

И наоборот, за любой действующей целью открывается мотив деятельности, который объясняет, почему субъект принял данную цель к исполнению, будь то цель, созданная им самим или заданная извне. Мотив связывает данное конкретное действие с потребностями и личностными ценностями. Вопрос о цели - это вопрос о том, что именно субъект хочет достичь, вопрос о мотиве - это вопрос «зачем?».

Субъект может действовать прямолинейно, делая только то, что ему непосредственно хочется, напрямую реализуя свои желания. В этой ситуации (а в ней находятся, собственно, все животные) вопрос о цели вообще не стоит. Там, где я делаю то, что мне непосредственно нужно, от чего непосредственно получаю удовольствие и ради чего, собственно, я этим занимаюсь, цель просто совпадает с мотивом. Проблема цели, которая отличается от мотива, возникает тогда, когда субъект делает то, что не направлено напрямую на удовлетворение его потребностей, но в конечном счете приведет к полезному результату. Цель всегда направляет нас в будущее, и ориентация на цели, в противовес импульсивным желаниям, невозможна без сознания, без возможности представить себе будущее, без временнО й перспективы. Осознавая цель, будущий результат, мы осознаем и связь этого результата с тем, что нам в перспективе нужно: любая цель имеет смысл.

Телеология, т.е. ориентация на цели, качественно преобразует человеческую деятельность по сравнению с причинно-обусловленным поведением животных. Хотя в человеческой деятельности причинная обусловленность сохраняется и занимает большое место, она не является единственным и универсальным причинным объяснением. «Двоякого рода может быть жизнь человека: бессознательная и сознательная. Под первой я разумею жизнь, которая управляется причинами, под второю - жизнь, которая управляется целью. Жизнь, управляемую причинами, справедливо назвать бессознательной; это потому, что хотя сознание здесь и участвует в деятельности человека, но лишь как пособие: не оно определяет, куда эта деятельность может быть направлена, и так же - какова она должна быть по своим качествам. Причинам, внешним для человека и независимым от него, принадлежит определение всего этого. В границах, уже установленных этими причинами, сознание выполняет свою служебную роль: указывает способы той или иной деятельности, ее легчайшие пути, возможное и невозможное для выполнения из того, к чему нудят человека причины. Жизнь, управляемую целью, справедливо назвать сознательной, потому что сознание является здесь началом господствующим, определяющим. Ему принадлежит выбор, к чему должна направиться сложная цепь человеческих поступков; и так же - устроение их всех по плану, наиболее отвечающему достигнутому…» (Розанов, 1994, с. 21).

Цель и мотив не тождественны, но они могут совпадать. Когда то, чего субъект сознательно стремится достичь (цель), и есть то, что его реально побуждает (мотив), они совпадают, накладываются друг на друга. Но мотив может и не совпадать с целью, с содержанием деятельности. Например, учеба часто мотивирована не познавательными мотивами, а совсем другими - карьерными, конформистскими, самоутверждения и пр. Как правило, разные мотивы сочетаются в разных соотношениях, и именно определенное их сочетание оказывается оптимальным.

Расхождение цели с мотивом возникает в тех случаях, когда субъект делает не то, чего непосредственно сейчас хочет, а прямо он это получить не может, а делает что-то вспомогательное, чтобы потом, в конечном итоге, получить желаемое. Человеческая деятельность построена именно так, нравится нам это или нет. Цель действий, как правило, расходится с тем, что удовлетворяет потребность. В результате формирования совместно распределенной деятельности, а также специализации и разделения труда возникает сложная цепь смысловых связей. К. Маркс дал этому точную психологическую характеристику: «Для себя самого рабочий производит не шелк, который он ткет, не золото, которое он извлекает из шахты, не дворец, который он строит. Для себя самого он производит заработную плату… Смысл двенадцатичасового труда заключается для него не в том, что он ткет, прядет, сверлит и т.д., а в том, что это - способ заработка, который дает ему возможность поесть, пойти в трактир, поспать» (Маркс, Энгельс, 1957, с. 432). Маркс описывает, конечно, отчужденный смысл, но если бы не было и этой смысловой связи, т.е. связи цели с мотивацией, то человек бы не работал. Даже отчужденная смысловая связь связывает определенным образом то, что человек делает, с тем, что ему нужно.

Сказанное выше хорошо иллюстрирует притча, часто пересказываемая в философской и психологической литературе. Шел странник по дороге мимо большой стройки. Он остановил рабочего, который тащил тачку с кирпичами, и спросил его: «Что ты делаешь?» «Везу кирпичи», - ответил рабочий. Он остановил второго, который вез такую же тачку, и спросил его: «Что ты делаешь?» «Кормлю семью», - ответил второй. Он остановил третьего и спросил: «Что ты делаешь?» «Строю кафедральный собор», - ответил третий. Если на уровне поведения, как сказали бы бихевиористы, все три человека делали абсолютно одно и то же, то у них различался смысловой контекст, в который они вписывали свои действия, различались смысл, мотивация и сама деятельность. Смысл трудовых операций определялся для каждого из них широтой контекста, в котором они воспринимали свои собственные действия. Для первого не было никакого контекста, он делал только то, что он сейчас делал, смысл его действий не выходил за пределы данной конкретной ситуации. «Я везу кирпичи» - это и есть то, что я делаю. Человек не задумывается о более широком контексте своих действий. Его действия оказываются не соотнесенными не только с действиями других людей, но и с другими фрагментами его собственной жизни. Для второго контекст связан с его семьей, для третьего - с определенной культурной задачей, причастность к которой он осознавал.

Классическое определение характеризует смысл как выражающий «отношение мотива деятельности к непосредственной цели действия» (Леонтьев А.Н., 1977, с. 278). В это определение необходимо внести два уточнения. Во-первых, смысл не просто выражает это отношение, он и есть это отношение. Во-вторых, в данной формулировке речь идет не о любом смысле, а о конкретном смысле действия, или смысле цели. Говоря про смысл действия, мы спрашиваем о его мотиве, т.е. о том, ради чего оно выполняется. Отношение средства к цели - это смысл средства. А смысл мотива, или, что то же самое, смысл деятельности в целом - это отношение мотива к тому, что больше и устойчивее, чем мотив, к потребности или личностной ценности. Смысл всегда связывает меньшее с бО льшим, частное с общим. Говоря про смысл жизни, мы соотносим жизнь с чем-то, что больше индивидуальной жизни, с чем-то, что не кончится с ее завершением.

Заключение: качество мотивации в подходах теории деятельности и теории самодетерминации

В данной статье прослеживается линия развития в теории деятельности представлений о качественной дифференциации форм мотивации деятельности в зависимости от того, в какой мере эта мотивация согласуется с глубинными потребностями и с личностью в целом. Истоки этой дифференциации обнаруживаются в некоторых работах К. Левина и в работах А.Н. Леонтьева 1930-х гг. Полный ее вариант представлен в поздних идеях А.Н. Леонтьева о видах и функциях мотивов.

Другое теоретическое осмысление качественных различий мотивации представлено в теории самодетерминации Э. Деси и Р. Райана, в терминах интернализации мотивационной регуляции и мотивационного континуума, в которых прослеживается динамика «вращивания» внутрь мотивов, изначально коренящихся во внешних требованиях, иррелевантных потребностям субъекта. В теории самодетерминации предложено гораздо более четкое описание качественного континуума форм мотивации, а в теории деятельности лучше проработано теоретическое объяснение мотивационной динамики. Ключевым выступает понятие личностного смысла, связывающего цели с мотивами и мотивы с потребностями и личностными ценностями. Качество мотивации представляется актуальной научной и прикладной проблемой, в отношении которой возможно продуктивное взаимодействие между теорией деятельности и ведущими зарубежными подходами.

Список литературы

Асмолов А.Г . Основные принципы психологического анализа в теории деятельности // Вопросы психологии. 1982. № 2. С. 14—27.

Асмолов А.Г . Мотивация // Краткий психологический словарь / Под ред. А.В. Петровского, М.Г. Ярошевского. М.: Политиздат, 1985. С. 190—191.

Вилюнас В.К . Теория деятельности и проблемы мотивации // А.Н. Леонтьев и современная психология / Под ред. А.В. Запорожца и др. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1983. С. 191—200.

Гордеева Т.О . Психология мотивации достижения. М.: Смысл; Академия, 2006.

Гордеева Т.О . Теория самодетерминации: настоящее и будущее. Часть 1: Проблемы развития теории // Психологические исследования: электрон. науч. журн. 2010. № 4 (12). URL: http://psystudy.ru

Левин К . Динамическая психология: Избранные труды. М.: Смысл, 2001.

Леонтьев А.Н . Проблемы развития психики. 3-е изд. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1972.

Леонтьев А.Н . Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977.

Леонтьев А.Н . Философия психологии: из научного наследия / Под ред. А.А. Леонтьева, Д.А. Леонтьева. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1994.

Леонтьев А.Н . Лекции по общей психологии / Под ред. Д.А. Леонтьева, Е.Е. Соколовой. М.: Смысл, 2000.

Леонтьев А.Н . Психологические основы развития ребенка и обучения. М.: Смысл, 2009.

Леонтьев Д.А . Жизненный мир человека и проблема потребностей // Психологический журнал. 1992. Т. 13. № 2. С. 107—117.

Леонтьев Д.А . Системно-смысловая природа и функции мотива // Вестник Московского университета. Сер. 14. Психология. 1993. № 2. С. 73—82.

Леонтьев Д.А . Психология смысла. М.: Смысл, 1999.

Леонтьев Д.А . Общее представление о мотивации человека // Психология в вузе. 2004. № 1. С. 51—65.

Маркс К . Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. М.: Госполитиздат, 1960. Т. 23.

Маркс К., Энгельс Ф . Наемный труд и капитал // Сочинения. 2-е изд. М.: Госполитиздат, 1957. Т. 6. С. 428—459.

Патяева Е.Ю . Ситуативное развитие и уровни мотивации // Вестник Московского университета. Сер. 14. Психология. 1983. № 4. С. 23—33.

Розанов В . Цель человеческой жизни (1892) // Смысл жизни: антология / Под ред. Н.К. Гаврюшина. М.: Прогресс-Культура, 1994. С. 19—64.

Deci E., Flaste R . Why we do what we do: Understanding Self-motivation. N.Y.: Penguin, 1995.

Deci E.L., Koestner R., Ryan R.M . The undermining effect is a reality after all: Extrinsic rewards, task interest, and self-determination // Psychological Bulletin. 1999. Vol. 125. P. 692—700.

Deci E.L., Ryan R.M . Self-determination theory: A macrotheory of human motivation, development and health // Canadian Psychology. 2008. Vol. 49. P. 182—185.

Nuttin J . Motivation, planning, and action: a relational theory of behavior dynamics. Leuven: Leuven University Press; Hillsdale: Lawrence Erlbaum Associates, 1984.

Для цитирования статьи:

Леонтьев Д.А. Понятие мотива у А.Н. Леонтьева и проблема качества мотивации. // Вестник Московского университета. Серия 14. Психология. - 2016.- №2 - с.3-18

Выходные данные сборника:

ПСИХОЛОГИЯ ОБРАЗА А.Н. ЛЕОНТЬЕВА

Горячев Вадим Владимирович

канд. психол. наук, доцент, Рязанский филиал МПСУ, г. Рязань

Образ – понятие достаточно активное и по-разному используемое в системе научных знаний: психологических, исторических, философских, педагогических, этнографических. В психологии образ часто определяют в контексте чувственного восприятия и отражения действительности, исследования сознания и развития познавательной деятельности человека. Принципиально новую проблемную ситуацию не только в системе психологических знаний, но и в общем образовательном пространстве намечают подходы к образу мира в контексте психологии восприятия, высказанные А.Н. Леонтьевым в его работе «Образ мира». Как писал учёный: «становление образа мира у человека есть переход за пределы «непосредственно чувственной картинки» . Целью нашей статьи является рассмотрение категории «образа» в работах А.Н. Леонтьева, и прежде всего, вынесенное им положение о существующей взаимосвязи и взаимообусловленности отражения и деятельности.

Анализируя состояние теории восприятия, А.Н. Леонтьев приходит к выводу о том, что в психологии существует большое количество накопленных знаний в данном направлении, однако полноценная теория фактически отсутствует. С точки зрения учёного необходимо пересмотреть само принципиальное направление, в котором движутся исследования. Безусловно, А.Н. Леонтьев исходит из таких фундаментальных положений диалектического материализма, как признание первичности материи по отношению к духу, сознанию, психике, пониманию ощущения и восприятия как отражение объективной реальности и функции мозга. Исследователь настаивал о воплощении этих положений в практику экспериментальной работы, при этом автор считал необходимым коренным образом изменить саму постановку проблемы психологии восприятия и отказаться от мнимых постулатов, которые в ней сохраняются.

Одно из основных положений, выносимых и защищаемых А.Н. Леонтьевым, состоит в следующем: проблема восприятия должна быть поставлена как проблема психологии образа мира и разрабатываться с этой точки зрения. При этом проблема должна анализироваться последовательно материалистически, считая, что всякая вещь первично существует объективно – в объективных связях реального мира, и что вторично она полагает себя в человеческом сознании, таким же должно быть и направление исследования.

А.Н. Леонтьев затрагивает и проблему биологического развития органов чувств в связи с четырёхмерностью реального мира. Он справедливо указывает на необходимость понимания филогенетической эволюции органов чувств как процесса приспособления к четырёхмерному пространству. Далее А.Н. Леонтьев вводит понятие о так называемом пятом измерении, в котором объективная реальность открывается человеку, понимая под ним некое смысловое поле или систему значений. «У человека мир приобретает в образе пятое квазиизмерение. Оно ни в коем случае не есть субъективно приписываемое миру. Это переход через чувственность, через сенсорные модальности к амодальному миру. Предметный мир, выступает в значении, т. е. картина мира наполняется значениями» . Так воспринимая определённый объект, субъект не имеет образа отдельных его признаков, их простой совокупности (критика ассоциативных теорий) и не воспринимает в первую очередь форму (критика гештальтпсихологии), а воспринимает объект в качестве категоризированного предмета. Естественно при наличии соответствующей перцептивной задачи возможно восприятие и отдельных элементов объекта, и его формы, но в отсутствие таковой на первый план выступает именно предметность.

А.Н. Леонтьев вводит разделение образа на его фактуру или чувственную ткань и предметность. Фактура понимается как совокупность отдельных элементов восприятия и связей между ними, главной особенностью её является возможность свёртывания и замещения, не искажая предметности. Чаще всего объяснение данного явления (непрямой связи чувственной ткани и предметности образа) состоит в приписывании категориальности самого восприятия. Существенно, что при таком подходе происходит логическая необходимость обращаться к онтогенетическим априорным категориям, что по мнению учёного представляется весьма опасным.

В отличие от такого подхода автор выдвигает принципиально новую идею: свойства осмысленности и категориальности следует понимать как характеристики сознательного образа мира, не имманентные самому образу. О.Е. Баксанский отмечает ссылаясь на А.Н. Леонтьева, что: «Эти характеристики, выражают объективность, раскрытую совокупностью общественной практикой, идеализированной в системе значений, которые каждый отдельный индивид находит как «вне-его-существующее» - воспринимаемое, усваиваемое – и поэтому так же, как то, что входит в его образ мира . Таким образом, значения – это нечто, лежащее за «обликом вещей», в объективных связях реального мира, познанных субъектом. Иными словами, значения образуют в себе некоторую особую мерность, которая, по мнению А.Н. Леонтьева является пятым квазиизмерением реальности.

А.Н. Леонтьев в своей работе определяет восприятие как средство построения образа реальности (построение образа, но не самой реальности), образа более или менее адекватного последней. Важным моментом, на котором учёный акцентирует внимание, является недопустимость ограничиваться в исследованиях аналитическим подходом. Относительно психологии восприятия это проблема состоит в возвращении к тому целостному образу реальности, который строится в сознании субъекта, в процессе перцепции последней. Другими словами, образ мира не может быть сведён к совокупности отдельных феноменов, характеристик и отношений, абстрагированных из реального процесса его функционирования в сознании субъекта. Исходя из этого положения, А.Н. Леонтьев высказывает идею об амодальности реального мира в его отделённости от субъекта. Выдвигая этот тезис, автор исходит различения всей информации, которую можно приобрести об объекте, на свойство двух видов:

1. свойства неодушевлённых объектов, которые могут быть обнаружены в процессе их взаимодействия с другими неодушевлёнными объектами;
2. свойства неодушевлённых объектов, которые могут быть обнаружены только в процессе их взаимодействия с живыми организмами, обладающими определённым образом устроенными органами чувств.

Свойства второго рода проявляются в специфических эффектах, воспринимаемых специально приспособленными органами чувств и зависящих от устройства последних; именно в этом смысле они по А.Н. Леонтьеву, являются субъективными или модальными. Существенным является, что одни и те же характеристики объектов могут вызывать у субъекта впечатления разных модальностей. Кроме того, эмпирически обосновано такое свойство восприятия как целостность образа, то есть данные разных органов чувств определённым образом организуются в некоторый единый образ, причём в ходе этого процесса разрешаются противоречия. Которые могут возникать между информацией, поступающей из разных источников.

Важным, с нашей точки зрения, является положение, обсуждаемое А.Н. Леонтьевым о том, что любое влияние вписывается в образ мира, т. е. в некоторое целое. В качестве эмпирического обоснования учёный приводит следующие установленные факты:

1. не все, данное в ощущениях, сводит в субъективный образ ситуации;
2. существует явление «достраивания» образа, то есть приписывание ситуации актуально отсутствующих, но субъективно необходимых элементов.

Таким образом, образ мира представляет собой некоторую модель, которая выстроена на основании субъективного опыта, в дальнейшем сама опосредует восприятие этого опыты.

Резюмируя изложенное, хотелось бы выделить наиболее принципиальные идеи А.Н. Леонтьева относительно вводимой им в научный оборот категории «образ мира»:

1. Образ мира не есть сумма перцептивных образов, образ не есть чувственная картинка.
2. Образ мира опосредует взаимодействие субъекта с реальностью.
3. Мир вне субъекта амодален, модальности ощущений появляются в результате субъект-объектных отношений индивида с реальностью.
4. Информация от разных органов чувств определённым образом согласуется в образе мира в единое представление, то есть противоречащие данные некоторым образом согласуются в непротиворечивый образ.
5. Модальные характеристики ощущений, вызываемых объектами реальности, зависят от того, к какому биологическому виду принадлежит воспринимающий субъект.
6. В образе мира представлены не только объекты, актуально присутствующие в тезаурусе восприятия субъекта, он представляет собой относительно устойчивое представление о реальности.

Перечисленные положения, с нашей точки зрения, являются весьма существенными в контексте изучения образа мира. Особого внимания заслуживает постановка проблемы о существовании некоторого образования, которое выступает в роли посредника между объективной реальностью и воспринимающим субъектом, функционирующим в виде призмы, которая вызывает интерес субъекта на одни её элементы и заставляет его полностью игнорировать другие. Кроме этого, существенным является тезис А.Н. Леонтьева об амодальности окружающей реальности вне субъекта, то есть мир приобретает модальные характеристики только в процессе взаимодействия субъекта с реальностью.

В контексте исследования феномена образа мира представляется также весьма плодотворной идея А.Н. Леонтьева о том, что это образование не является простым суммированием перцептивных данных, то есть это относительно стабильное образование, являющееся результатом обработки данных восприятия. С таким пониманием образа мира связан и тот факт, что всякая поступающая информация встраивается в некоторую существующую у субъекта структуру, результатом чего является его способность и возможность учитывать в окружающей обстановке те объекты. Которые в данный момент нет в актуальном поле восприятия.

В заключении, хотелось бы отметить, что высказанные А.Н. Леонтьевым положения не были по достоинству оценены широким кругом исследователей, и феномен образа мира всё ещё остаётся практически мало исследованным в отечественной психологии. Вероятно, такое положение связано с определёнными методологическими затруднениями, преодоление которых, позволит рассматривать образ мира как объект психологической науки в самом широком смысле.

Список литературы:

1. Баксанский О.Е., Кучер Е.Н. Когнитивный образ мира: научная монография / О.Е. Баксанский, Е.Н. Кучер. М.: «Канон+» РООИ «Реабилитация», 2010. – 224 с.
2. Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения: в 2 т. Т. 2 – М. Педагогика, 1983. 320 с.
3. Леонтьев А.Н. Образ мира // Мир психологии. 2003. № 4. С. 11-18.

В январе 2011 г. исполнилось 75 лет со дня рождения Алексея Алексеевича Леонтьева (1936- 2004), которого вряд ли есть необходимость подробно представлять читателям журнала. Окончив филологический факультет МГУ, защитив затем кандидатскую диссертацию по общему языкознанию, он начал активно осваивать междисциплинарное пространство гуманитарных наук, защитив две докторских диссертации: сначала по филологическим наукам, затем по социальной психологии. Не ограничившись социальной психологией, он начал работать в области этнопсихологии, психологии массовых коммуникаций, а также общетеоретических и методологических проблем психологии; параллельно начал активно выступать, публиковаться и реализовывать практические проекты в области педагогики.

Сквозной междисциплинарной проблемой, объединявшей все эти предметные области, являлась для него проблема общения, понимавшаяся им как общетеоретическая проблема, проявляющаяся в своеобразных формах на разном уровне анализа и в проекциях на разные предметные дисциплины - от антропологической характеристики общения как сущностного проявления человека до микроструктурных аспектов речевой коммуникации вплоть до уровня отдельного слова. Итогом его весьма многочисленных публикаций стала многоуровневая междисциплинарная теория человеческого общения; книга «Психология общения», выпущенная в далеком 1974 г. и ставшая основой его второй докторской диссертации, далеко не исчерпывает содержания этой теории, хотя и образует ее основу. Теория общения А. А. Леонтьева в ее целостности еще не стала предметом специального анализа, и данная статья преследует цель восполнить этот пробел.

Общение и деятельность: противопоставление или единство?

А. А. Леонтьев в 1970-х гг. разработал теоретическую концепцию общения как развитие его теории речевой деятельности. Понятие общения выступает для него как системообразующее понятие, одна из ключевых категорий не только современной психологии, но и других наук о человеке. Оно обозначает «систему целенаправленных и мотивированных процессов, обеспечивающих взаимодействие людей в коллективной деятельности, реализующих общественные и личностные, психологические отношения и использующих специфические средства, прежде всего язык» .

А. А. Леонтьев критикует западные подходы, сводящие общение к технической стороне и уходящие от постановки общих вопросов о природе этого явления.

Большое внимание в концепции А. А. Леонтьева уделено соотношению категорий общения и деятельности. Многие положения формулировались им в дискуссиях с подходом Б. Ф. Ломова, рассматривавшего общение и деятельность как два независимых друг от друга процесса. Важно подчеркнуть, что его понимание общения как деятельности противостоит не идеям о специфике общения как особого процесса, не сводимого к деятельности (Г. С. Батищев, Б. Ф. Ломов и др.), а распространенным моделям взаимодействия между людьми как чисто интериндивидуального процесса обмена информацией (что является лишь одним из частных аспектов общения). Опираясь на деятельностный подход в психологии (А. Н. Леонтьев, Д. Б. Эльконин, В. В. Давыдов и др.), он обращает внимание, что деятельность в этом подходе с самого начала рассматривалась как вплетенная и включенная в опосредующие ее межличностные отношения; этот аспект, однако, не получил в деятельностном подходе детальной разработки.

Одновременно он рассматривает общение в более широком контексте, не сводящемся к межличностному взаимодействию изолированных индивидов, а вытекающему из социальной природы человека. «Общение есть не только и не столько взаимоотношение людей в обществе, сколько (прежде всего!) взаимодействие людей как членов общества» . По мнению А. А. Леонтьева, трудности в понимании общения как деятельности существуют лишь при том условии, что под субъектом общения понимается только отдельный индивид.

«Социальная природа» деятельности индивида не носит универсально-абстрактного характера: она коренится в исторически конкретной форме общества. Сказанное в той же мере относится к общению, которое - независимо от того, будем ли мы в конкретно-психологическом анализе считать его деятельностью или не будем, - есть способ, условие и одновременно процесс актуализации общественных отношений и так же, как деятельность, имеет конкретно-социальную обусловленность. Общение исторически развивается… как следствие и продукт исторического развития общества, хотя на определенном этапе этого развития оно приобретает относительную самостоятельность - психологическую (то есть становится самостоятельной деятельностью), семиотическую (обретает собственные средства) и социальную» .

В другом месте он говорит о взаимоотношениях личности и общества через посредство речи [там же, с. 20]. «Социальная среда не просто формирует личность благодаря деятельности и в процессе деятельности, но сама предметность как конституирующее свойство деятельности имеет социальную природу. Социальное не “дано” через деятельность, проблема не стоит как проблема “социальности и деятельности”: это в действительности вопрос о социальной сущности самих объектов деятельности и о социальности человеческого сознания, отражающего эти объекты в процессе деятельности и благодаря ей» [там же, с. 242].

По мнению А. А. Леонтьева, за вопросом, является ли общение деятельностью, может стоять двоякая постановка проблемы: «а) является ли общение качественно особым видом социальной деятельности наряду с производственной, духовной, эстетической и т. п.; б) может ли общение выступать в роли самостоятельной молярной единицы деятельности» .

В первом смысле общение является одним из видов деятельности. «Это не означает, что общение во всех случаях выступает как самостоятельная деятельность…; важно, что оно может быть таковой, хотя может выступать и как компонент, составная часть (и одновременно условие) другой, некоммуникативной деятельности. И, если понимать общение как деятельность, … аксиомой являются, во-первых, его интенциональность (наличие специфической цели , самостоятельной или подчиненной другим целям; наличие специфического мотива); во-вторых, его результативность - мера совпадения достигнутого результата с намеченной целью; в-третьих, нормативность, выражающаяся, прежде всего, в факте обязательного социального контроля за протеканием и результатами акта общения» [там же, с. 27].

При этом если ориентация на критерий цели при выделении видов деятельности действительно затрудняет описание общения как вида деятельности, ибо оно является по своей природе «многоцелевым», принятие в качестве главного критерия мотива вносит в этот вопрос большую определенность. «Конечно, общение может направляться мотивами различного плана, но во всех тех случаях, когда оно выступает как деятельность, оно получает специфический мотив» [там же, с. 247]. На разных этапах разворачивания деятельности общения реализация коммуникативных намерений и решение коммуникативных задач опирается на системы процессов ориентировки, важное место среди которых занимают невербальные компоненты общения.

Деятельностный статус общения «не означает, что акт общения всегда выступает как высшая структурная единица деятельности (также называемая у А. Н. Леонтьева «деятельностью»). Общение может входить в иную деятельность, например, в качестве действия….. При этом его деятельностная природа не меняется, изменение касается лишь места его в структуре деятельности» [там же, с. 248]. Иными словами, общение может выступать как самостоятельная деятельность, но может и входить в иную деятельность в статусе ее структурных компонентов. При этом историческое развитие форм общения идет от общения, включенного в иную деятельность, к общению как самостоятельной деятельности [там же, с. 45-46].

Широкое и в то же время многовариантное понимание общения позволяет применять изложенную теоретическую схему не только к процессам межиндивидного взаимодействия, но и к процессам, охватывающим малые и большие социальные группы, в частности процессы лекционного и педагогического общения, а также других видов коммуникативного воздействия не только на индивида, но и на массовую аудиторию; массовую коммуникацию, характерной особенностью которого является отсутствие прямого контакта коммуникатора с реципиентом и зачастую анонимность коммуникатора; наконец, искусство, которое А. А. Леонтьев рассматривал как «специфический вид или способ человеческого общения» [там же, с. 296].

Вновь возвращаясь к вопросу, можно ли рассматривать общение как деятельность, А. А. Леонтьев пишет: «трудности в понимании общения как деятельности существуют лишь при том условии, если под субъектом общения всегда понимать только отдельного индивида и идти путем, охарактеризованным А. У. Харашем, - от изолированной личности к “стихии общения”. Они снимаются при другой трактовке общения, восходящей к иному пониманию социальности деятельности и ее субъекта, - трактовке общения именно как деятельности, но не индивидуальной, деятельности социальной, но не просто совместной, коллективной, но не просто групповой.

Может ли общение выступать как деятельность? Безусловно, может. Может ли оно выступать не как деятельность, входить в иную деятельность в статусе ее структурированных компонентов? Да, несомненно, и в этом оно не отличается от других видов деятельности. Есть ли действительные основания для отрицания у общения деятельностной природы? Если они и есть, то в работах критиков идеи общения как деятельности мы их не находим» .

Строение и классификация процессов общения

Сам А. А. Леонтьев неоднократно подчеркивал, что он ни в коей мере не претендует на дефиницию общения, для него важно было понять его суть. Он дает следующую обобщающую формулировку:

«… Общение есть процесс установления и поддержания целенаправленного, прямого или опосредованного теми или иными средствами контакта между людьми, так или иначе связанными друг с другом в психологическом отношении. Осуществление этого контакта позволяет либо изменять протекание коллективной (совместной) деятельности за счет согласования (рассогласования) «индивидуальных» деятельностей по тем или иным параметрам или, напротив, разделение функций (социально ориентированное общение), либо осуществлять целенаправленное воздействие (объем и качественная специфика которого может определяться как «извне» обществом, так и «изнутри» самой личностью) на формирование и изменение отдельной личности (или непосредственно на ее поведение) в процессе коллективной или «индивидуальной», но социально опосредованной деятельности (личностно ориентированное общение)» .

В приведенном определении содержится разведение трех видов общения по параметру их ориентации . Это наиболее общая характеристика общения, которая может отражаться на его средствах и на протекании самих процессов общения. По этому критерию различаются предметно ориентированное, социально ориентированное и личностно ориентированное общение.

Предметно ориентированное общение осуществляется в ходе совместной некоммуникативной деятельности, обслуживая ее. Это генетически исходный вид общения (как в фило-, так и в онтогенезе). Даже в этом случае следует различать взаимодействие и собственно общение.

«Если структура взаимодействия определяется распределением трудовых функций, тем индивидуальным “вкладом”, который вносит каждый из членов коллектива в общую деятельность, то процессы общения могут носить автономный характер: общение необходимо для взаимодействия, но одно и то же взаимодействие может быть обеспечено общением разной направленности, разного характера и объема. Несовпадение взаимодействия и общения особенно ясно видно, если … разграничивать общение, непосредственно включенное в деятельность и ее регулирующее, то есть общение как элемент или сторону взаимодействия (исполнительная фаза деятельности), и общение, являющееся предпосылкой взаимодействия (ориентировочная фаза деятельности)» [там же, с. 250].

Предметом предметно ориентированного общения является взаимодействие, а субъектом - сам коллектив или группа.

«Именно взаимодействие есть в этом случае мыслимый результат деятельности общения, именно оно «включает» и «ведет» процессы группового предметно ориентированного общения; общение конституируется взаимодействием, как любая деятельность конституируется своим мотивом (предметом)» [там же, с. 251].

Социально ориентированное общение имеет своим предметом не конкретного человека или аудиторию, а социальное взаимодействие (или социальные, общественные отношения) внутри определенного социума. Примерами такого общения служат, в частности, ораторская речь или массовая коммуникация.

«Мотивом любого социального общения является то или иное изменение в характере социальных отношений внутри данного общества, его социальной и социально-психологический структуре, в общественном сознании или в непосредственных проявлениях социальной активности членов общества. В сущности, такое общение есть процесс внутренней организации самого общества (социальной группы, коллектива), его саморегуляции: одна часть общества воздействует на другую его часть с целью оптимизации деятельности общества в целом, в частности - увеличения его социально-психологической сплоченности, его внутренней стабилизации, повышения уровня сознательности, уровня информированности и т. п.» .

У него как бы двойной субъект. С одной стороны, это отдельная личность, с другой стороны, коллектив или общество в целом.

«В социально ориентированном общении коммуникатор всегда представляет, репрезентирует мнения, убеждения, информацию социального коллектива или общества. … Да и тот коллектив или группа, на которые направлено такого рода воздействие, лишь частично представлен данной конкретной аудиторией» [там же, с. 250-251].

Личностно ориентированное (межличностное) общение может существовать в двух вариантах.

«Это, во-первых, диктальное общение, то есть общение, связанное с тем или иным предметным взаимодействием (согласование позиций с целью дальнейшей совместной деятельности, обмен с собеседником информацией, значимой для деятельности, и т. п.). Оно тождественно предметно ориентированному (групповому) общению и по субъекту взаимодействия (группа, в данном случае - диада), и по субъекту общения (та же диада), и по предмету (взаимодействие). Во-вторых, модальное общение - это то, что в обиходе называется “выяснением отношений”» [там же, с. 252].

А. А. Леонтьев особо подчеркивает, что если в других видах общения взаимодействие (социальное) «обслуживало» различные формы социальной деятельности людей, то для модального общения ситуация принципиально иная.

«Деятельность, для которой необходимо взаимодействие, не носит непосредственно социального характера, а отсюда и само взаимодействие реализует в первую очередь не общественные отношения, а возникающие на их основе и приобретающие относительную самостоятельность личностные, психологические взаимоотношения людей» [там же, с. 252-253].

Предметом модального общения является не взаимодействие, а оптимизация психологических взаимоотношений за счет сближения позиций его участников.

«Чистое» общение» , не включенное (по крайней мере, внешне) в некоммуникативную совместную деятельность, представляет собой более сложный вариант. В «чистом общении» А. А. Леонтьев усматривает две различных ситуации: социально ориентированное общение (типа ораторской речи, массовой коммуникации и т. д.) и личностно ориентированное общение .

Наряду с ориентацией второй важной психологической характеристикой общения выступает его психологическая динамика . Речь идет о крайне широком спектре разнообразных изменений в психических состояниях и протекании психических процессов у коммуникатора и реципиента (реципиентов), связанных процессом общения, поскольку общение с психологической точки зрения ориентировано чаще всего на то, чтобы изменить в том или ином направлении эти характеристики.

Наряду с ориентацией и психологической динамикой значимыми для характеристики общения выступают его семиотическая специализация и степень опосредованности. Семиотическая специализация определяется средствами, используемыми в общении. Различаются, в частности, материальное общение, опосредованное материальными объектами, знаковое общение, опосредованное знаками, смысловое общение, опосредованное личностным смыслом . Внутри знакового общения также можно выделить различные формы. Степень опосредованности . «Это больше количественная, чем качественная характеристика - иначе ее можно определить как социальную “дистанцию”, отделяющую коммуникатора от реципиента», , количество преобразований, через которые проходит сообщение на пути от коммуникатора к реципиенту . Опосредованный контакт не обязательно предполагает семиотическую специализацию, и наоборот. Речевое общение в малой группе семиотически специализировано, однако предполагает прямой контакт. В других ситуациях нет никакой семиотической специализации, но контакт является прямым.

Педагогическое общение

Пожалуй, главным приложением общей теории общения стала концепция педагогического общения, опубликованная в одноименной брошюре . А. А. Леонтьев дает такое рабочее определение:

«Педагогическое общение - это профессиональное общение преподавателя с учащимися на уроке или вне его (в процессах обучения и воспитания), имеющее определенные педагогические функции и направленное (если оно полноценное и оптимальное) на создание благоприятного психологического климата, а также на другого рода психологическую оптимизацию учебной деятельности и отношений между педагогом и учащимися и внутри ученического коллектива» .

Проследим движение его мысли. Исходной точкой явилась следующая мысль: «Общение - то, что обеспечивает коллективную деятельность» [там же]. Но оно коллективную деятельность обеспечивает не прямо. Общение будет зависеть от тех задач, которые оно призвано решать, т. е. оно будет выступать в различных социальных и социально-психологических функциях. Принципиально важно то, что какими бы ни были сами функции, в общении будут универсальные черты, универсальные компоненты. Безусловно, «само общение тоже обслуживается процессами особого рода, не зависящими от его содержания функции, - процессами контакта. Итак, перед нами целая многоэтажная конструкция: деятельность - взаимодействие - общение - контакт» [там же, с. 17].

Исходя из этих позиций, А. А. Леонтьев выделяет три вида общения: социально ориентированное, которое непосредственно реализует общественные отношения и организует социальное взаимодействие; групповое предметно ориентированное общение, которое непосредственно включено в коллективный труд и помогает коллективу решать стоящие перед ним задачи; личностно ориентированное общение - это и есть, собственно говоря, общение одного человека с другим. Но это общение, с одной стороны, может быть деловым, а с другой - это «выяснение отношений», не имеющих связей с деятельностью (модальное общение) .

«Модальное общение в том и выражается, что оно имеет своим предметом стабилизацию, уточнение, развитие психологических взаимоотношений людей» [там же, с. 18].

На основании такого понимания процесса общения А. А. Леонтьев, анализируя учебный процесс в школе, задается вопросом, для чего учителю необходимо умение влиять на детей. Отвечая на него, автор выделяет две стороны: мотивационную и эмоциональную. Характеризуя эмоциональную сторону учебного процесса, он подчеркивает, что «задача учителя - создать в классе такой эмоциональный климат, такую обстановку, которая препятствовала бы возникновению у ученика состояния собственно эмоциональной напряженности и, напротив, стимулировала бы возникновение операциональной напряженности» [там же, с. 20].

А. А. Леонтьев особо подчеркивает, что «недостаточное внимание к личности школьника в процессе обучения, преимущественная ориентация применяемых методов обучения на деятельность учащегося нередко в ущерб вниманию к его личности оборачивается большими педагогическими просчетами. Это заставляет со всей остротой поставить вопрос об оптимальной организации педагогического общения в учебном процессе. Оптимальное педагогическое общение - такое общение учителя (и шире - педагогического коллектива) со школьниками в процессе обучения, которое создает наилучшие условия для развития мотивации учащихся и творческого характера учебной деятельности, для правильного формирования личности школьника, обеспечивает благоприятный эмоциональный климат обучения (в частности, препятствует возникновению «психологического барьера»), обеспечивает управление социально-психологическими процессами в детском коллективе и позволяет максимально использовать в учебном процессе личностные особенности учителя» [там же].

В процессе педагогического общения А. А. Леонтьев выделяет, во-первых, структурообразующие компоненты, определяющие личность учителя и, во-вторых, структурообразующие компоненты, влияющие на реализацию оптимального педагогического общения. К первой группе компонентов А. А. Леонтьев в качестве основных относит «педагогическую интуицию» и «субъективность» общения учителя с учениками. «Педагогическая интуиция» не является врожденной. Как и любая интуиция, это результат интериоризованной деятельности, превращающийся в компонент личности. «То, что раньше было осознано в виде правил, превращается во внутренний, подсознательный компонент» . Одна и та же деятельность, по терминологии Л. С. Выготского, «врастает» в различные темпераменты, характеры, типы личности, что, в свою очередь, приводит к различным индивидуальным стилям деятельности и поведения, в том числе - к различным индивидуальным стилям общения учителя с учениками. Основываясь на исследованиях Дж. Брофи и Т. Гуда (1974), А. А. Леонтьев подчеркивает, что «субъективность» общения учителя проявляется прежде всего в его избирательном отношении к ученикам. А. А. Леонтьев особо отмечает и тем самым как бы предупреждает читателя, что опасны неоправданные негативные установки, но так же нежелательны и нереалистические позитивные .

Ко второй группе компонентов А. А. Леонтьев относит психолингвистический анализ речевого общения учителя, интенсивность обучения, а также такой компонент, который был им назван «и видеть и понимать» ученика.

Характеризуя психолингвистический аспект, А. А. Леонтьев ссылается на Д. Шпангеля, выделившего восемь «дидактических» функций языка, которые могут быть положены в основу дальнейшего конкретного анализа речевой деятельности учителя на уроке. Хотя классификация Д. Шпангеля может быть успешно использована при исследовании речевых высказываний учителя, а следовательно, для анализа педагогического общения, А. А. Леонтьев говорит о том, что они во многом являются механистическими, и что здесь имеются большие резервы как для теоретической, так и для практической разработки.

Второй фактор - «интенсивность» обучения. Анализируя использовавшиеся Г. Лозановым методы суггестии при обучении иностранным языкам, А. А. Леонтьев подчеркивает, что они позволяют максимально раскрыть неиспользуемые резервы личности ученика (как физиологические, так и психологические).

«Здесь имеет значение все: и поведение педагога, и создаваемая им атмосфера занятий, и содержание учебников, и подход к детям. Во-первых, по-другому организован материал, большое внимание уделяется связи обучения с повышением эстетической и общей культуры. Во-вторых, предъявляются повышенные требования к педагогическому мастерству преподавателя, к технике его общения с учениками. В-третьих, суггестология учит учителей не только тому, как надо говорить с детьми, но и с каким внутренним отношением подходить к ним. В-четвертых, в общей атмосфере легкости, непосредственности и отсутствия чувства насилия обучение детей протекает приятно, естественно, и материал усваивается незаметно» .

И то, что делает интенсивное обучение эффективным, есть воздействие целого «пучка» общепсихологических, социально-психологических и психофизиологических факторов.

Первый из них - это то, что каждый человек, «вступая в контакт, определенным образом «подает» себя собеседнику, чтобы облегчить ему создание своего образа, моделирование своей личности, а это необходимое условие эффективного общения. Вот эта-то самоподача и проявляется в общении “интенсивного” преподавателя с группой в особенно яркой форме - здесь она особенно функциональна» [там же, с. 40].

Второй фактор - «владение своим общением» - это не только владение своим общением, но и вообще управление общением на уроке, да и вне его.

«Чтобы общение… было эффективным, человек должен провести предварительную ориентировку, потом, опираясь на “собранную информацию”, правильно спланировать и осуществить само общение. Сюда входят функции и цели общения: зачем мне общаться, чего я должен добиться? Сюда входят (если речь идет о предметно-ориентированном групповом общении, а именно так обстоит дело на уроке) состав группы, ее объем, знание о формальных и неформальных взаимоотношениях в ней, о психологических, прежде всего ценностных особенностях ее членов, влияющих на эффективность совместной деятельности. Сюда относятся и знание социальных ролей, и моделирование личности конкретного собеседника, позволяющее нащупывать наиболее прямой путь к нему». … Это один из китов интенсивного обучения [там же, с. 42].

Третий фактор, как называет его А. А. Леонтьев, - «и видеть, и понимать» [там же, с. 54]. Речь идет об умении учителя правильно моделировать мотивационную структуру личности, личностные особенности ученика, его эмоциональное состояние, уровень внимания, степень физического и умственного утомления и учитывать их в общении. Эти умения можно разделить на две группы: а) умения «читать по лицу» - технические умения ориентировки в собеседнике. «Чтению по лицу» вполне можно обучать; б) умения переходить от техники к внутреннему моделированию. Сами умения могут формироваться следующим образом.

Во-первых, учитель должен «учиться ориентировке в личности учащегося не вообще, а в условиях конкретной деятельности, при конкретной цели взаимодействия, в конкретном классе ситуаций» [там же, с. 55]. Во-вторых, за счет общей способности к моделированию личности другого, зависящей, в свою очередь, от направленности личности педагога. В-третьих, за счет «дифференциальной точности», т. е. настроенности на моделирование именно данного человека, что связано с общим и дифференцированным опытом общения» [там же, с. 56].

Обобщая сказанное, А. А. Леонтьев отмечает, что к основным коммуникативным умениям учителя можно отнести следующие: 1) умения социальной перцепции, или «чтения по лицу»; 2) умения понимать, а не только видеть, т. е. адекватно моделировать личность ученика, его психическое состояние по внешним признакам; 3) умения «подавать себя» в общении с учащимися; 6) умения оптимально строить свою речь в психологическом плане, т. е. умения речевого общения; 4) умения речевого и неречевого контакта с учащимися .

«Итак, педагогическое общение, система коммуникативных умений учителя - важнейшее орудие создания атмосферы равенства, справедливости, чуткости, которая должна царить в отношениях педагога с классом. Это - неотъемлемая часть умений воспитательной работы, причем такая часть, которой можно обучать еще в стенах педагогического института и которая в какой-то мере может компенсировать временную нехватку у начинающего учителя других умений» [там же, с. 61].

Образ мира и обучающее общение

А. А. Леонтьев не успел затронуть в своих работах непосредственно вопросы педагогического общения в высших учебных заведениях, помимо педагогических институтов, в которых идет подготовка студентов как будущих педагогов. Однако важной предпосылкой и шагом к новому уровню развития представлений о роли общения в процессах профессионального обучения и взаимодействия служит введение А. А. Леонтьевым в этом контексте понятия «инвариантный образ мира» . Анализируя понимание образа мира различными исследователями , А. А. Леонтьев пишет: «это отображение в психике человека предметного мира, опосредованное предметными значениями и соответствующими когнитивными схемами и поддающееся сознательной рефлексии» .

Далее А. А. Леонтьев рассуждает, как происходит функционирование образа мира. Проследим за его логикой: «… в нашем образе мира, а вернее в том его ситуативном фрагменте, с которым мы в данный момент имеем дело, все время “высвечивается” отдельный предмет, а затем сознание переключается на другой - и так без конца. Но это непрерывное переключение сознания с одного предмета на другой предполагает одновременно переход предмета (его означенного образа) с одного уровня осознания на другой: в моем сознании сосуществует то, что является объектом актуального сознания, и то, что находится на уровне сознательного контроля. …Но образ мира может быть не включенным в восприятие, а полностью рефлексивным. … Такой образ мира может быть ситуативным, то есть фрагментарным, - например, так может обстоять дело при работе памяти или воображения. … Но наряду с текучими, индивидуальными характеристиками … личностно-смысловые образования имеют и некоторую культурную «сердцевину», единую для всей социальной группы или общности и как раз и фиксируемую в понятии значения в отличие от личностного смысла. Иными словами, можно наряду с индивидуальными вариантами говорить о системе инвариантных “образов мира”, точнее - абстрактных моделей, описывающих общие черты в видении мира различными людьми» [там же, с. 115-117].

Одним из инвариантных образов мира А. А. Леонтьев считает особенности национальной культуры и национальной психологии, так как видение мира одним народом нельзя простым «перекодированием» перенести на язык культуры другого народа. В число факторов, влияющих на формирование этого инвариантного образа мира, входит педагогическое общение в диаде «учитель - ученик», так как школа наряду с другими социальными институтами оказывает влияние на становление социокультурного опыта. На наш взгляд, важно, что выделяя как один из инвариантных образов мира национальную культуру и национальную психологию, А. А. Леонтьев подчеркивает, что инвариантных образов мира может быть бесчисленное множество . Возникает вопрос, что еще может входить в инвариантные образы мира. Достаточно очевидно, что в инвариантных образах мира отражается и профессиональная деятельность, по крайней мере некоторые ее виды. Для отдельных профессий, как, например, врача, инвариантный образ мира будет являться наднациональным. Врач может не знать ни национальных традиций, ни языка своего коллеги, но, встретившись на съезде или конференции и используя только медицинскую терминологию, они поймут друг друга. Не случайно поэтому в медицине существует свой язык: греко-латинская терминология.

Не случайно, что после того как А. Н. Леонтьев ввел понятие «образ мира» , исследователи, занимающиеся проблемой профессий (с общепсихологических позиций или с позиций психологии труда), стали осуществлять поиск категорий, которые в какой-то мере отображали бы профессиональную деятельность через образ мира. Одной из таких попыток является конструкт «мир профессии», введенный Е. Ю. Артемьевой . «Мир профессии - система акцентов отражения мира, присущая данной профессии: семантической характеристикой мира профессии является преимущественный выбор замещающей реальности» . Проблема образа мира в различных типах профессий с 1995 г. стала звучать в исследованиях Е. А. Климова . Автор подчеркивает, «… что представления профессионала об окружающем мире и самом себе - область существования важнейших условий регулирования и саморегуляции его активности» . Эти внутренние миры у профессионалов начинают формироваться в процессе обучения через педагогическое общение. Один из авторов данной статьи, развивая идеи А. А. Леонтьева и Е. Ю. Артемьевой, ввел в свое время понятие обучающего общения в контексте изучения динамики профессиональной субъективной семантики у студентов-медиков в ходе профессионального обучения. В результате обучения в вузе формируются не только профессиональные знания, умения и навыки, но и профессиональное видение мира - система отношений специалиста-профессионала с объектами мира . Его выраженность позволяет «измерять» степень вхождения в профессию.

Заключение

Мы попытались систематизировать основные аспекты теории общения А. А. Леонтьева, сделав специальный акцент наряду с общетеоретическими ее аспектами на проблематику педагогического и обучающего общения в связи с некоторыми актуальными направлениями развития этих идей. Мы пытались показать, что трактовка общения как деятельности отнюдь не противостоит пониманию качественной специфики человеческого общения, как это иногда пытаются представить критики; наоборот, общение и деятельность предстают как две стороны проявления социальной природы человека во взаимодействиях с миром и другими людьми. Другой важный вывод касается понимания такой важной основы общения как взаимодействие образов мира его участников и формирование в процессе общения групповых инвариантов этих образов. Теория общения А. А. Леонтьева вот уже более трех десятилетий остается и продолжает оставаться основой новых продуктивных разработок, затрагивающих все предметные области, в которых проблема общения играет важную роль.