Бабицкий иван историк биография. Соблазн Мединского: расшифровка закрытой защиты диссертации министра
4 октября 2016 г. у либеральной научной общественности намечается праздник. Прежде всего, это касается тех кандидатов и докторов наук, которые успели зацепить кусок западного «сыра» для своего исследования по истории России, получить причитающийся за свой нелегких труд солидный денежный грант от какого-нибудь американского фонда, или за «выслугой лет» съездить поучиться уму разуму в один из престижных западных университетов. Как же - к позорному столбу хотят прибить не кого-нибудь, а министра культуры РФ, председателя Российского военно-исторического общества, человека, который считает, что «немытая» Россия на самом деле имела великую историю.
Началось все с того, что автора диссертации по истории России В.Р. Мединского решили поймать на слабо, зацепить якобы имеющимся в его работе плагиатом. Не получилось. Экспертиза показало отсутствие таковой. Тогда в бой пошла артиллерия более крупного калибра. Срочно были мобилизованы исследователи научного профиля, имеющие отношение к самой теме. Эксперт «Диссернета» Иван Бабицкий и его коллеги подготовили заявление в ВАК, что работа Мединского «ненаучна, или абсурдна».
Действительно, сегодня непросто писать об истории России. И, как выясняется, историку-государственнику делать это особенно тяжело. И дело здесь не в недостатке научной компетентности. Предметом обвинения любого историка, который, не дай Бог, позволит себе позитивно относиться к нашему прошлому, с любовью говорить о предках, критически относится к западным интерпретациям нашей истории, - становится именно его научная позиция. И если она выражена ярко, доступно и компетентно, то либералам пора бить тревогу. Весь их курс на смешивание нашей истории с грязью дает трещину, и нужно мобилизовывать все ресурсы, чтобы опорочить такого человека всеми средствами.
До недавнего времени казалось, что основным полем для дискуссий между нашими историками-либералами и государственниками служит ХХ век. Уже вошло в привычку, что исследователи, работающие здесь на западные подачки, что ни случай, потопчутся на пакте Риббентропа-Молотова, советской «оккупации» Европы, виновности СССР в развязывании холодной войны, «зверствах» красноармейцев в Германии и т. д. Для доказательства своих выводов ими приводятся мнения высоколобых ученых из США и Великобритании, мемуары политических и военных деятелей различных мастей - вплоть до бывших гитлеровских генералов. Вот только с документами у них порой приходится туго, но, как говорится - были бы уши, а мифов мы вам всегда подкинем. Но выясняется, что этого мало. Теперь целью наших «заявителей» становится и более древний период - развитие России в XV-XVII вв.ека. Неужели им мало того, что уже был оплевано в СССР?
Итак, несколько лет назад в Москве была защищена диссертация министра культуры РФ, председателя РВИО В.Р. Мединского «Проблемы объективности в освещении российской истории второй половины XV-XVII вв.». Автор критически отнесся к воспоминаниям различных иностранцев-путешественников, дипломатов и др., которые побывали в России и вывели картину безрадостного существования ее жителей, сплошного произвола властей, жестокостей, пороков и пр. В.Р. Мединский, изучая этот период достаточно долгое время, уже успел написать несколько крупных работ по этой теме. Другими словами, он имел полное право высказать свое мнение в диссертационной работе. Не оспаривая достижений своих выдающихся предшественников на исторической ниве, он на солидной источниковой базе провел свой анализ проблемы. Его доказательства и выводы не просто интересны, но актуальны. Почему? Представляется, что и в тот далекий период, и сегодня западный обыватель (а за ним и наши либералы) склонны судить об истории России больше по оценкам иностранцев, чем по подлинным источникам.
Главное, что В.Р. Мединский своим исследованием подрывает важнейший и уже устоявшийся алгоритм либералов, с которым их на ура принимали и принимают в любом западном университете. Алгоритм прост: сегодня Россия агрессивна, но это потому, что она была агрессивна всегда. Русские грубы и невежественны, так это из-за того, что у них это в крови. Современные российские правители авторитарны, они простирают руки к чужим землям, но эту же картину мы видим и в прошедшем - ведь на российском троне сидели через одного одни тираны. Другими словами, история России (вернее ее версия глазами иностранцев) служит для определенных прозападных кругов орудием дискредитации и современной политики Российской Федерации. Стоит ли удивляться в этой связи, что наша либеральная «общественность» ополчилась на работу человека, который посмел залезть в кормушку мифов, из которых всегда черпался лишь негатив о нашем прошлом.
А теперь по сути. «Заявители», желающие лишить Мединского докторской степени, говорят, что их претензии носят содержательный характер. Хорошо. Но вот вам содержание некоторых записок иностранцев. Разве не унизительной для любого здравомыслящего историка и гражданина являются выдумки англичанина Флетчера о том, что наши цари кормили овсом лошадей крымских ханов, когда те приезжали в Москву, - в знак своего подданства. Каждый год, пишет Флетчер, «русский царь, стоя подле ханской лошади (на которой тот сидел), должен был кормить ее овсом из собственной шапки, что происходило в самом Кремле Московском». Но московские государи, а тем более цари никогда не подчинялись Крымскому ханству. Взаимоотношения были разные: Иван III дружил с крымским ханом, затем отношения расстроились, чередой пошли набеги на русские земли. Но на то он и историк, чтобы видеть события в динамике, подвергать источники критике, не доверять тем сочинениям, которые носят субъективный характер. Эту задачу и ставил перед собой диссертант.
Или еще один пример. Англичанин Горсей , который царя Федора Ивановича без каких-либо доказательств называл «полоумным». Эта версия потом активно развивалась в различных сочинениях о Смуте. Эту версию мы читаем и сегодня во многих работах об истории России. Выводы из нее делаются следующие: вот, мол, и тогда русские деспоты выродились, и сегодня это может случиться. Другие дело Запад. Там чуть ли не изначально были лишь одни «просвещенные» правители.
Но на самом деле, это лишь доказывает, что «черные мифы» о России уже издревле внедрились в общественное сознание европейцев, их не интересовала правдивая информация. Эти мифы успешно затем перекочевали и к нам. Зададимся вопросом - нужно ли сегодня современной России на их основе формировать историческое сознание своих граждан. В.Р. Мединский отвечает однозначно - нет. Причем Мединского читают и слушают миллионы, его книги пользуются огромной популярностью. «Заявителям» это, конечно, как кость в горле. Вывод - нужно пресечь, опорочить, не дать влиять на аудиторию.
В своем исследовании В.Р. Мединский идет и дальше. Он пытается выявить корни этих «черных мифов» о России. И выясняется, что, например, шведу Петрею , который описывал злодеяния царя Ивана Грозного , это могло быть необходимо, чтобы объяснить европейской общественности, почему шведский король вмешался в российские события и удерживал в своих руках Новгородскую землю. Оправдывая агрессию против суверенного государства, автор очернил русских людей и их государей.
Итак, касаясь содержательного характера диссертации В.Р. Мединского, выясняется, что претензия к ней лишь одна. «Заявителям» не нравится, что весь их труд по научному анализу «записок» иностранцев, все их «новые подходы» к разбору источников (которые, по большому счету, направлены на то, чтобы представить историю России в негативном свете) подвергаются беспощадной критике в научном труде. А науку они привыкли уже считать только своей вотчиной. Ведь ставшее доходным место может и перестать кормить, если кому-то за бугром не понравиться, как ты отрабатываешь свой хлеб. Тогда вступает в силу наукообразность. Ведь всегда можно наукообразным выражением перебить охоту любому исследователю соваться не в свой огород. Мол, ты не знаешь или не читал труды такого-то автора, не знаком с латинским языком, не с той полки взял источник - вот и не суйся не в свое дело. Но, господа «заявители», говоря откровенно, вам нечего возразить по существу. Это чистейшая правда, что многие иностранцы с предвзятостью относились к России, вынашивали темные замыслы в отношении ее правителей, имели свои корыстные интересы в ее экономике, несли заведомые нелепости в адрес ее истории! Для них главное было получить свою выгоду - деньги, место при дворе и т. п.
И еще один момент. Диссертация написана живым и ярким языком. Наверное, это тоже смущает «заявителей», которые просто не в состоянии создать книгу или статью, которая с интересом читалась бы не только в «узких кругах», но и большинством жителей нашей страны. Собственная ущербность в этом отношении заставляет искать «блохи» у своего конкурента. Эта давняя традиция среди некоторых членов научного сообщества. Но поскольку была поставлена задача доказать «ненаучность» диссертации, то можно перерыть везде и всюду и даже не гнушаться выдергиванием цитат из контекста. «Заявители» должны в корне уничтожить даже само подозрение, что России возможно больше, чем какой-либо другой стране на Западе, досталось от иностранных завоевателей. Что именно мы спасали «культурную» Европу от вторжений, став щитом от различных орд, приходящих с востока и юга. Что именно Россия теряла миллионы людей, в то время как европейцы развивали свою науку и экономику.
Стоит отметить и интересный поворот дела с местом, где будет проходить экспертиза диссертации Мединского. Можно было ожидать, что работу направят из ВАКа в один из престижных московских университетов или в один из институтов Академии наук. Но вместо этого диссертацию послали в один из самых «либеральных» вузов страны - Уральский Федеральный университет (УрФУ). Давняя нелюбовь ректората этого высшего учебного заведения ко всем историкам-государственникам хорошо известна. Чего стоит хотя бы его борьба против патриотических выставок «Вторая Мировая война: Уроки истории и вызовы современности» и «Связь времен: мы наследники победителей», которые попытались развернуть в стенах университета в 2015 г. Уже вечером в день открытия стенды изрисовали краской. Что характерно, предметом вандализма стал стенд с названием «Русский ответ» (на вызов фашизма) с фотографиями «Бессмертного полка» и Народной армии ДНР. Но вместо того, чтобы защитить выставки, ректорат распорядился их немедленно снять. Нетрудно догадаться, каков будет результат «экспертизы» УрФУ по поводу диссертации В.Р. Мединского - то есть того человека, который всегда бескомпромиссно отстаивал правду о Великой Отечественной войне и лично выступал с инициативой создания подобных выставок, разоблачающих фашизм и его современные проявления в Европе.
Место литературы в общественном сознании занимает история. Этот вызов времени почувствовали и литератор Акунин, и государственный деятель Мединский, и каждый ответил на него. Почувствовали ли его академические историки?
В субботу, 1 октября, министр культуры России Владимир Мединский в Государственном историческом музее прочел открытую лекцию на тему «Иван IV в сказаниях иностранцев XVI –XVII веков: утверждение стереотипов» .
По словам Мединского, лекция основана на части текста его докторской диссертации.
На одном из первых слайдов лектор демонстрирует знаменитую картину Ильи Репина и задает аудитории вопрос о том, как она называется.
Одинокая реплика «Иван Грозный и его сын Иван» тонет в хоре, отвечающем: «Иван Грозный убивае своего сына». Необходимый эффект достигнут – на таком простом примере мы видим, насколько распространены негативные стереотипы в отношении знаменитого царя.
Суть выступления сводилась к тому, что актуальные и по сей день представления о России как о стране рабов и тиранов, требующей освобождения путем иностранной интервенции, сложилось в сочинениях иностранцев о правлении Ивана Грозного, пик публикации которых пришелся на ту эпоху, когда наша страна переживала Смуту, сопровождавшуюся иноземными интервенциями.
По окончании выступления последовали традиционные вопросы, на которые лектор с явным удовольствием давал развернутые ответы, и все уже было приготовились расходиться, когда из зала раздалось:
«4 октября в Екатеринбурге состоится заседание диссертационного совета при Уральском федеральном университете, на котором будет рассмотрен вопрос о лишении вас степени доктора исторических наук. Как вы к этому относитесь?»
По первой реакции Мединского было видно, что вопрос вряд ли был срежиссирован заранее. Впрочем, он не растерялся и ответил, что никакой проблемы в этом не видит, ученая степень для него не самоцель, а в целом он уверен в своей диссертации и не боится критики.
Вопрос этот расставил все на свои места – лекция стала своеобразным ответом критикам Мединского накануне рассмотрения специально назначенным ученым советом его докторской диссертации, защищенной еще в 2011 году. Заметный интерес к мероприятию (вместительный зал был полон, присутствовала пресса) был явно подогрет скандалом.
Даже в оценке выбора места повторного обсуждения диссертации Мединского мнения наблюдателей разошлись.
Одни считают, что скандальное заседание убирают подальше с глаз федеральной прессы и интересующейся публики, другие полагают, что в известном своим либерализмом Екатеринбурге давление властной вертикали на ученых менее ощутимо, чем в Москве.
Публике, засевшей в противоположных политических окопах, конфликт видится следующим образом.
Либералы думают, что очередной чиновник купил себе диссертацию и соответствующую «корочку», а поскольку уровень подобных коммерческих «исследований» традиционно невысок, то еще и запятнал себя плагиатом – т. е. «некорректными заимствованиями» – из трудов настоящих ученых.
Патриоты же полагают, что на диссертацию Мединского ополчилась либеральная общественность, которую «корежит» от того, что на пост министра культуры в кои то веки назначен русский патриот.
Как вы, наверное, уже догадались, неправы и те и другие.
Процитирую здесь одного из инициаторов лишения Мединского степени, доктора философии Ивана Бабицкого:
«Мы констатируем, что работа Мединского с вероятностью 99,95% написана им самим».
Это важная деталь, которая задает нам весь ракурс рассмотрения проблемы.
Она позволяет понять истинные мотивы, которые побудили Мединского к написанию своего труда – это не получение ученой степени любой ценой, т. е. решение сугубо личных задач, а действительно живой, я бы даже сказал – азартный, интерес к заявленной теме.
Этот интерес невозможно не заметить. Во время субботней лекции Мединский стремился показать аудитории, что тексты и события эпохи раннего модерна – это не «преданья старины глубокой», для чего все время переносился в современность.
К месту упоминались вторжения Запада на Ближний Восток, сбитый в небе над Донбассом авиалайнер и другие актуальные темы наших дней.
Поверьте, мне доводилось видеть лекции, читаемые чиновниками, политиками или даже научными работниками по формальной необходимости и разнарядке – выступление министра культуры походило на них менее всего.
Эта оговорка специально адресована тем, кто с историей конфликта знаком поверхностно, поскольку сами инициаторы и сторонники лишения Мединского звания доктора исторических наук на сегодняшний день сосредоточили свою критику совершенно на другом.
Претензии к диссертации Мединского распадаются на три основных группы. Во-первых, это претензии фактологического характера, вопросы к общей научной эрудиции автора и адекватности тех или иных используемых им формулировок.
Мне бы не хотелось участвовать в обсуждении того, является ли Пикколомини итальянским или немецким гуманистом (я бы вполне удовлетворился определением «римский» – так были бы и имперские волки сыты, и папские овцы целы).
Или, например, спорить о том, могли ли московские воины бегать или им полагалось скакать (тем более что, как показал один из критиков работы Мединского, в первоисточнике они не делают ни того ни другого).
Вторая порция критики касается чрезвычайно важных при защитах диссертаций формальных вопросов (иногда может показаться, что некоторые советы вообще интересуются только ими).
На мой взгляд, самым наглядным примером замечаний этого рода является действительно не самое удачное название работы, не соответствующее ее содержанию.
Однако вина за этот, а равно и большинство других аналогичных недостатков, лежит целиком и полностью на научном консультанте Мединского, секретаре диссертационного совета, в котором он защищался, на его официальных оппонентах и рецензентах, да и на членах совета в целом.
Как весь этот внешне могучий научный квалификационный механизм мог настолько откровенно наплевательски отнестись к доверенной им рукописи не последнего в стране человека, я, честно говоря, объяснить не могу.
Вот уж где бы стоило ставить вопросы о научной компетентности и служебном соответствии.
Люди, которые надоумили Мединского трансформировать его историческую публицистику в диссертацию, крепко подставили его, не ударив пальцем о палец для того, чтобы придать тексту необходимые формальные признаки.
Именно на этой стороне дела вполне оправданно сделан акцент в направленном в Министерство образования и науки заявлении за подписью д.и.н. В. Н. Козлякова, д.и.н. К. Ю. Ерусалимского и PhD И. Ф. Бабицкого.
Честно говоря, лично мне текст этого заявления показался не лучшим образом структурированным, а сама аргументация не всегда удачной, однако это лишь моя собственная весьма субъективная оценка.
Во вступлении к субботней лекции сам Владимир Мединский сказал, что его попросили сделать ее как можно более научной, но он, тем не менее, пообещал не перегружать аудиторию. Именно сомнения в степени научности диссертации министра и составляют третий блок обвинений в адрес его работы.
Для начала несколько цитат.
Автор показывает, что в отечественной и зарубежной историографии, а вслед за нею и в общественном мнении сложились устойчивые представления об Иване IV как эталонном тиране и бездарном правителе, который, удалив от себя мудрых советников и помощников, своими действиями разрушил все благие начинания начала своего правления и привел Россию к глубочайшему кризису.
По мнению автора, такая оценка деятельности Ивана Грозного, с одной стороны, однобока и не учитывает специфических условий, в которых пришлось действовать Ивану, а с другой стороны, изначально политизирована и идеологизирована, будучи созданной и последовательно развиваемой в условиях острой политической борьбы, характерной для России XIX в.
Между тем, как доказывает автор, комплексный подход к внутренней и внешней политике Ивана IV и его «правительства» с учетом сложных условий, в которых им приходилось действовать, позволяет утверждать, что гиперкритический взгляд на деятельность первого русского царя серьезно искажает историческую действительность».
Нет, это не отзыв на работы Владимира Мединского, это аннотация к статье доктора исторических наук, специалиста по эпохе Ивана Грозного, профессора Белгородского университета В. В. Пенского.
А вот что этот исследователь пишет о роли, которую сыграло сочинение имперского дипломата Герберштейна, которого Мединский столь неакадемично величает «фальсификатором».
«И случайно ли, что именно в это время (в разгар Казанской войны – А. В.) появляются на свет моментально ставшие бестселлером «Записки о Московии» имперского дипломата С. Герберштейна, неоднократно бывавшего в России при Василии III и заложившего основы «черной легенды» о Московии как «стране рабов, стране господ» под властью тирана?»
Надеюсь, из этих фрагментов можно составить мнение и о взглядах такого авторитетного специалиста, как В. В. Пенской, на эпоху Ивана Грозного и на оценку русской государственности в целом.
А теперь еще одна цитата:
«...исполнение замысла о «всестороннем исследовании всего комплекса сочинений иностранцев о русском государстве XVI –XVII вв.» я считаю явно неудовлетворительным.
Автор имеет очень слабое представление о методике работы с источниками, и уже одно это обстоятельство обесценивает сделанные им выводы как построенные на весьма шатком основании, не говоря уже обо всем остальном».
Это уже из отзыва В. Пенского на диссертацию В. Мединского. Как видим, дело здесь вовсе не в идеологизированном неприятии позиции министра. Проблема в другом.
Еще более резко она обозначена в отзыве другого известного специалиста по русской истории раннего модерна к.и.н. Алексея Лобина:
«Мединский оценивает источник с позиций собственных представлений об эпохе и выдает свои субъективные оценки за объективизм.
То есть вместо анализа текстов сочинений XV –XVII вв., их списков и изданий, выявления текстуальных заимствований, источников информации, политических воззрений авторов, идеологических составляющих и т. д. диссертант с дилетантской легкостью рассуждает о том, что записки такого-то путешественника «не несут негативной окраски» по отношению к России, а у этого сплошной негатив, тот врет, а этот преувеличивает.
Такой подход представляет собой яркое свидетельство наивных представлений Мединского о критике исторического источника».
Как вы видите, и здесь нет никакой политизации в оценках работы Мединского. Главная претензия профессиональных историков к министру заключается в его непрофессионализме как исследователя.
Ученый может ошибаться, но ошибаться он должен «правильно», соблюдая при этом все методические процедуры исследования. Точно так же и достоверные результаты исследования могут иметь научное значение только при условии, что получены они с соблюдением этих процедур.
Обывателю такая формулировка может показаться абсурдной, но дело обстоит именно так, и именно поэтому научное знание, не доступное каждому, имеет столь высокую цену.
Впрочем, помимо метода у научного знания есть второй немаловажный признак.
Знаменитый питерский археолог, теоретик и историк науки (известный, между прочим, своими весьма либеральными взглядами) Л. С. Клейн в первом томе своей «Истории археологической мысли» говорит о том, что у науки два основных признака: «научная задача (проблема) и научный подход (метод)».
И если к оценкам научности подхода Мединского мне нечего добавить, то вот о научной задаче, которую он перед собой ставит, мне хотелось бы порассуждать.
Существует ли поставленная Мединским проблема?
Который день весь русскоязычный интернет обсуждает новый клип Робби Уильямса – , спевшего о вызывающей роскоши российских олигархов. Party like a Russian – призывает Уильямс, на фоне роскошной библиотеки поглощая гречку в окружении балерин, марширующих под бой барабанов.
Как говорится – «художник так видит», но вот в выяснениях, как именно «так», ломаются копья в русском «Фейсбуке».
Писатель Захар Прилепин
Во вторник, 4 октября, в 13:00 по московскому времени в Екатеринбурге начнется рассмотрение заявления о лишении министра культуры Владимира Мединского степени доктора исторических наук. PhD Флорентийского университета (аналог кандидата филологических наук в России), специалист по неолатинской литературе эпохи Ренессанса и эксперт сообщества «Диссернет» Иван Бабицкий , который стал одним из заявителей, объяснил Виктории Кузьменко , почему работа чиновника является пропагандистским памфлетом, а не научным исследованием, как «патриотизм» служит прикрытием для непрофессионализма и зачем вообще бороться с лженаукой.
Диссертационный совет Уральского федерального университета (УрФУ) должен решить, является ли диссертация Мединского «Проблемы объективности в освещении российской истории второй половины XV-XVII веков» научной работой. Лишить министра докторской степени потребовали доктор исторических наук Вячеслав Козляков, доктор исторических наук Константин Ерусалимский и кандидат филологических наук Иван Бабицкий. По их мнению, диссертация, которую чиновник защитил в 2011 году в Российском государственном социальном университете в Москве, является не научным трудом, а «пропагандистским памфлетом» и «плохой курсовой работой».
Бывший ректор РГСУ, председатель диссертационного совета в РГСУ, который дал Мединскому степень доктора исторических наук, и по совместительству - его научный консультант Василий Жуков предположил, что претензии к труду министра связаны с «политикой и интригами».
Мединский , что попытка лишить его докторской степени - это проявление цензуры. «Сама постановка вопроса представляется фантасмагорической и возвращает нас в лучшие времена Советского Союза, когда только единственная точка зрения считалась правильной, а все остальные - буржуазными, ревизионистскими, устаревшими, космополитичными и какими-либо еще», - заявил он. Чиновник , что диссертационный совет не лишит его научной степени.
В защиту министра выступили такие деятели культуры, как театральный критик и и.о. ректора ГИТИС Григорий Заславский, директор петербургского театра «Русская антреприза» Рудольф Фурманов и режиссер Карен Шахназаров. В академической среде Мединского поддержал завкафедрой мировой литературы и культуры МГИМО, член Патриаршего совета по культуре РПЦ Юрий Вяземский.
Историк, сопредседатель центрального совета Межрегионального профсоюза работников высшей школы «Университетская солидарность» Павел Кудюкин диссертацию чиновника «халтурной», «не научной, а сугубо пропагандистской» работой.
Заявление о лишении министра культуры ученой степени сообщество «Диссернет».
Иван Бабицкий
Фото: Юлия Вишневецкая / DW.com
До сих пор громкие скандалы с диссертациями были связаны с деятельностью сообщества «Диссернет», которое находит в работах чиновников вопиющий плагиат. Вы же пошли другим путем и требуете лишить министра Мединского степени доктора исторических наук на основании ненаучности его диссертации. У нас в стране вообще есть такая практика?
Существует распространенное представление, что лишают степени только за некорректные заимствования. Но по закону это можно сделать и за несоответствие критерию самостоятельного научного исследования. В случае с Мединским речь идет о докторской степени, которая требует очень серьезного уровня научности. Правда, случаев с лишением степени за ненаучность у нас еще не было - об этом недавно глава Высшей аттестационной комиссии Владимир Филиппов. Он назвал случай Мединского беспрецедентным.
Лично я не видел диссертаций такого качества, как у Мединского. Плохих научных работ достаточно много, но такой откровенной пародии на диссертацию я не припомню. Обычно даже сильно списанные работы сохраняют хоть какое-то жанровое правдоподобие.Единственный в этом смысле «конкурент» министра культуры на моей памяти - глава московской избирательной комиссии Валентин Горбунов: в его диссертации был кусок, склеенный из фрагментов газетных интервью, и было видно, что это чья-то прямая речь, а никакая не диссертация. Но обычно наукообразность все-таки сохраняется.
А в работе Мединского - мы специально включили такое большое количество цитат из нее в наше - наблюдается невероятный даже для далеких от науки людей уровень ненаучности во всем, начиная от стиля и заканчивая методологией и фактологией. Только по одному этому основанию его можно лишать степени.
- Почему вы все же выступили не от лица «Диссернета»?
Это не могло быть проектом «Диссернета», потому что он занимается только некорректными заимствованиями, а главная претензия к диссертации Мединского заключается не в плагиате, а в содержании работы. Но сама идея такого заявления стала результатом взаимодействия «Диссернета» и ученых.
Долгое время ученые считали, что не надо заниматься «грязной» работой и лишать кого-то степени: мол, мы в своем кругу и так знаем, кто чего стоит, а чиновники пусть и дальше сидят со своими псевдорегалиями. Но такая позиция не была близка «Диссернету», поскольку потом эти лжеученые начинают руководить наукой.
Было понятно, что если мы хотим заниматься очищением ученого сообщества и лишать Мединского степени как человека, который занимается дискредитацией науки, то экспертизу его работы должны делать профессионалы, которые специализируются по тому периоду, который он охватывает в своей диссертации. Мы втроем - профессор Козляков, профессор Ерусалимский и я - провели экспертизу и пришли к выводу, что это никакое не научное исследование, а совершеннейшая профанация.
Фрагмент заявления с требованием лишить Владимира Мединского учёной степени доктора исторических наук.
- Вы называете диссертацию Мединского пропагандистским памфлетом. Что вы имеете в виду?
Речь о методологии. Мединский откровенно говорит, что история должна служить пропагандистским целям. Эти цели можно прикрывать благовидными предлогами, говорить, что мы хотим воспитывать в молодом поколении любовь к родине. Такие педагогические стремления могут быть сколько угодно прекрасными сами по себе, но историческое исследование им подчиняться не может.
Мединский всегда провозглашал, что борется с очернением России со стороны иностранцев. Цитата Олега Платонова из введения к его диссертации, собственно, и описывает методологический подход министра культуры к истории - совершенно ненаучный подход. «Критерием положительной или отрицательной оценки, - по словам нашего современника - известного русского ученого и мыслителя О.А. Платонова, - могут быть только национальные интересы России. Первый вопрос, на который должна честно ответить историческая наука - насколько то или иное событие или частное деяние отвечает интересам страны и народа. Взвешивание на весах национальных интересов России создает абсолютный стандарт истинности и достоверности исторического труда».
Для Мединского критерий истины - интересы России. Это немного шокирующая для профессиональных историков фраза. Они любят напоминать, что их девиз - «Sine ira et studio» («Без гнева и пристрастия»).
История как наука - это нечто объективное, и в ней нет места ни гневу в смысле желания кого-то очернить, ни пристрастию в стремлении кого-то выгородить.
Отдельно забавно, что Мединский ссылается именно на Олега Платонова, называя его русским ученым-мыслителем. Эта фигура скорее анекдотическая - его публикации выдержаны в классическом параноидальном духе: жидомасонский заговор, иудаизация русской цивилизации, «Протоколы сионских мудрецов» и прочие образцы жанра страшилок про рептилоидов.
Хотя в случае с Мединским трудно что-то понять. С одной стороны, он вроде бы антизападный и профессиональный патриот. С другой, он открывал мемориальную доску Карлу Маннергейму в Петербурге. Так что я не могу сказать, что Мединский последователен хотя бы в своем антизападничестве.
Представление о том, что надо что-то логически доказывать, у него де-факто отсутствует. Чтобы доказать неверность суждения иностранца, ему достаточно найти любое другое подходящее к его точке зрения мнение, без дальнейшего анализа. Если иностранец пишет про Россию что-то хорошее, то это для него правда, а если негативное - то клевета.
Можно говорить о некой проекции: если Мединский считает возможным писать об истории только в интересах своей страны, то, разумеется, он подозревает аналогичный подход и у других.
Весь его анализ завершается конспирологическими выводами, что иностранцы писали свои воспоминания по заказу каких-то политических кругов, которые хотели очернить Россию или использовать ее в корыстных целях. Этот совершенно бездоказательный подход выглядит крайне несерьезно и даже комично.
- Какие еще есть проблемы с его диссертацией?
По тексту диссертации видно, что Мединский никакую иностранную научную литературу не использовал, хотя она указана у него в библиографии. В работе же следов знакомства хоть с какими-нибудь иностранными научными трудами по истории не видно. И это тем более возмутительно, что человек пишет диссертацию по воспоминаниям людей из Западной Европы, которые хорошо изучены.
Источниковедение - узкопрофессиональная область в истории, требующая очень серьезной квалификации. То, что человек, не обладающий историческим образованием, пошел в эту область, в профессиональном сообществе воспринимается в штыки.
Естественно, настоящий историк должен был бы читать эти тексты в оригинале или хотя бы использовать современные академические переводы. Но вообще, человеку, не способному читать на латыни, в этой теме делать нечего.
Диссертация Мединского - это катастрофа с точки зрения исчезновения стандартов. Думаю, любой нормальный российский ученый должен чувствовать себя оскорбленным тем, что подобный текст может считаться в России историческим исследованием.
- Как вы думаете, Мединский сам написал эту работу?
Я совершенно уверен, что писал эту диссертацию сам Мединский. Какие-то наработки у него уже были, ведь до этого у него было опубликовано несколько книг о «мифах» о России. Впрочем, он позаимствовал пару абзацев у исследовательницы Вощинской и даже вынес этот фрагмент на защиту в качестве авторской концепции - это тоже служит дополнительным аргументом для лишения его степени. Но в целом у меня нет ни малейших сомнений, что он писал все это сам. Если бы он воспользовался помощью профессиональных историков, ему бы это сильно помогло.
- У Мединского уже была степень по политологии. Зачем ему понадобилась еще одна, по истории?
Не знаю, хотя, конечно, у меня есть предположения на этот счет. Я подозреваю, что это может быть косвенно связано с тем, что сейчас он руководит Российским военно-историческим обществом. Думаю, у Мединского однажды появились амбиции руководить какими-нибудь объединениями исторического толка, и ему понадобилась именно бумажка о том, что он историк.
Владимир Мединский во время встречи с учениками новосибирских школ.
Фото: Кирилл Кухмарь / ТАСС
- До 2011 года и своей диссертации Мединский интересовался историей?
Все его академические публикации по истории - статьи в журналах из перечня ВАК - начались примерно за девять месяцев до защиты. В «диссернетовской» практике это довольно распространенное явление, когда люди делают или даже придумывают себе публикации именно для защиты, потому что это обязательное условие по правила ВАК. Поскольку у Мединского на момент, когда он принял решение стать доктором исторических наук, таких публикаций не было, то с большой вероятностью можно говорит, что они были быстро организованы.
Все десять статей Мединского опубликованы в журналах, которые издавались в РГСУ, где ректором был его научный руководитель Василий Жуков. В одном из этих журналов Жуков был главным редактором, в другом - председателем редакционного совета.
Создается впечатление, что Жуков обеспечил своему подзащитному необходимые публикации и начал делать это за девять месяцев до защиты: практически каждый месяц в обоих журналах выходило по статье Мединского. При этом ничего похожего на исторические академические статьи они из себя не представляли, да и журналы не были профильными.
Кстати, после защиты диссертации он больше ничего, насколько я знаю, в научных изданиях не публиковал.
Василий Жуков
Фото: жуковргсу.рф
Почему Мединский выбрал именно этот вуз и именно этого научного руководителя, ведь Жуков не специалист по допетровскому периоду?
Да, его научный руководитель защищал свою докторскую по специальности «История КПСС». Логично предположить, что знакомство Жукова с Мединским состоялось не на почве академической работы, и объективных причин, почему министр выбрал именно Жукова своим научруком, действительно нет.
Впрочем, к специалистам по допетровскому периоду Мединский не обратился не только при выборе научного руководителя, но и при выборе диссертационного совета и оппонентов. Это очень странно, когда человек защищается в Москве, где специалистов по этому периоду достаточно. Создается впечатление, что совет был выбран именно потому, что Жукову был в нем председателем.
Сейчас забавно выглядят попытки защитников Мединского, не особо разбирающихся в предмете, утверждать, что министра атакуют люди, которые сами якобы не имеют отношения к науке, хотя и Козляков, и Ерусалимский - доктора исторических наук и признанные специалисты именно по допетровскому периоду.
- Кто защищает Мединского?
По этому поводу высказываются люди, в основном связанные с Мединским по профессиональной деятельности, то есть деятели культуры: режиссер Карен Шахназаров, театральный критик и и.о. ректора ГИТИС Григорий Заславский, писатель Сергей Шаргунов. Они не имеют никакого отношения к истории и науке, поэтому напрашивается вывод, что Мединского они знают только как министра культуры.
Из академической среды за него вступился профессор МГИМО Юрий Симонов-Вяземский, но и он свое выступление начинает с фразы: «Я знаю Володю Мединского с его студенческой скамьи», - таким образом подчеркивая, что имеет место личное знакомство.
Вся линия защиты министра строится на том, что он патриот, а это якобы не нравится либералам: дескать, им хочется очернять страну, говорить про «немытую Россию».
Довольно неудачная риторическая попытка: никакой эпопеи про травлю Мединского либералами не было и нет. Это изначально была история про ученых против профанов: к Мединскому никто не выдвигал претензий по поводу его «патриотизма». Речь идет именно о том, что его труды - не наука, а профанация.
Это такая русская традиция - использовать заверения в патриотизме как прикрытие для некомпетентности. Если человека уличают в непрофессионализме, то часто можно услышать в оправдание: «Я патриот, и меня за это не любят». Так было и при Салтыкове-Щедрине, так остается и в наше время.
Поскольку защищать диссертацию Мединского в академическом плане невозможно, то, скорее всего, и дальше будет звучать лейтмотив о сговоре либералов против сражающегося за Россию и «историческую правду» Мединского.
Почему ваше заявления рассматривается не в Москве, где Мединский получил ученую степень, а в Екатеринбурге?
Какой диссертационный совет будет рассматривать заявление, решает ВАК. Можно предположить, что на комиссию оказывалось давление, чтобы убрать это рассмотрение из Москвы и не привлекать к нему большого внимания. Но пока к совету в Екатеринбурге никаких претензий нет - там работают профессионалы, в том числе по допетровскому периоду. Я надеюсь, что сложившиеся обстоятельства не окажут влияния на его решение. Хочется верить, что научное сообщество готово поддерживать свои стандарты и что есть понимание, что пренебрежение собственными стандартами губительно для науки в целом.
- На какой результат вы рассчитываете?
Мы, конечно, не можем гарантировать, что диссертационный совет и ВАК примут то решение, которое, как мы считает, напрашивается в данном случае. Но по крайней мере, мы сделали то, что должны были. В научном сообществе это встретило широкое понимание. Можно сказать, что диссертация Мединского - это экспериментальный случай именно потому, что здесь происходит слаженная работа научного сообщества и «Диссернета». Если человек занимает министерский пост, это совершенно не означает, что к нему должны предъявлять какие-то другие требования, чем к любому другому ученому-историку.
- Свидетельствует ли история с Мединским о том, что начинается процесс самоочищения научного сообщества?
У меня есть в этом плане определенный оптимизм. «Диссернет» начал процесс, который идет уже почти четыре года. Общество осознало, что есть проблема массового производства совершенно некачественных диссертаций, проблема диссертационного бизнеса. Если в случае с Мединским будет принято то решение, которое мы и наши коллеги считаем единственно правильным, то это станет следующим шагом к пониманию, что высокие должности не дают привилегий в науке, что все работы, претендующие на научность, взвешиваются на одних для всех весах.
Во многом понимание этого усиливается и потому, что многие уже были лишены степеней: например, бывший министр Елена Скрынник, бывший спикер Мосгосдумы Владимир Платонов, депутат Госдумы прошлого созыва Ришат Абубакиров.
Под влиянием общественного мнения при министре образования Дмитрии Ливанове произошли позитивные сдвиги: были ужесточены некоторые требования к диссертациям, стали обращать серьезное внимание на проверку на плагиат, было закрыто довольно много недобросовестных диссертационных советов. Процесс очищения уже идет, и всем нам хотелось бы, чтобы история с диссертацией Мединского стала большим шагом в этом направлении.
- Культуролог Виталий Куренной недавно писал , что политику вредно быть ученым, потому что тогда он начинает мнить себя во всем знатоком.
На портале радио «Свобода» опубликлвано большое интервью с И. Бабицким, филологом, волонтером и активистом «Диссернета». «Лет семь жил вне России, захотелось вернуться. Для меня естественный взгляд на эмиграцию – когда в привычном месте, там, где родился и вырос, живется достаточно хорошо, то в эмиграции будет хуже. Даже по литературному опыту начала ХХ века, послереволюционному, – нельзя сказать, что за границей всегда лучше, чем дома, чаще бывает наоборот…» (И. Бабицкий).
Пятого декабря 2011 года Иван Бабицкий, молодой филолог-романист, только вернувшийся в Россию после учебы и работы в Европе, прочел в "Фейсбуке" о митинге протеста против подтасовок на состоявшихся накануне выборах в Думу, решил отправиться на Чистые пруды, где проходила акция, и был задержан.
Митинг оказался первым в череде манифестаций, вылившихся в массовое протестное движение, которое изменило течение политической истории в России и предопределило наступление реакции.
Пять лет спустя 37-летний Бабицкий – эксперт "Диссернета", ведущий борьбу за аннулирование ученой степени министра культуры Владимира Мединского, – вспоминает декабрь 2011 года как упущенный шанс на смену власти, которая, по некоторым данным, оказалась в состоянии паники и потому, справившись с протестами, принялась "закручивать гайки", чтобы никогда более подобного не допустить.
Иван – внук советского диссидента Константина Бабицкого, одного из восьмерых, вышедших на Красную площадь протестовать против ввода войск в Чехословакию в 1968 году, – в шутку описывает противостояние с Мединским (который как-то сообщил , что его отец, полковник в отставке, "прошел Чехословакию-68") как вендетту.
Вне рамок этого анекдота Иван Бабицкий не хочет говорить о протестах в терминах "коренная московская интеллигенция против власти". Сам он окончил отделение классической филологии филфака МГУ в 2004 году, несколько лет большей частью провел за границей: учился во Франции, защитился во Флоренции. Его академическая карьера завершилась в Гумбольдтовском университете в Берлине, и летом 2011 года он вернулся в Москву окончательно. В беседе с Радио Свобода он рассказывает, почему вернулся, пытается разобраться в причинах поражения московской "снежной революции", обсуждает последствия наступившей реакции, объясняет, почему ушел в нишу "Диссернета", и прогнозирует, что будет дальше:
– Тема моей диссертации – влияние латинских авторов на литературную теорию "Плеяды". Эта специализация хорошо легла в русло моей деятельности в "Диссернете": изучение ренессансной литературы XVI века во многом состоит в поиске скрытых источников, поскольку тогда общепринятой литературной манерой было заимствовать из чужих текстов без указаний источника или с неправильными и неполными указаниями. Примерно то же, что из дурных соображений делают в современных российских диссертациях.
– Почему вы закончили академическую деятельность к лету 2011 года?
– С моей специальностью надо было эмигрировать – этой тематикой заниматься в России трудно и не очень осмысленно. Потенциальная аудитория находится не здесь, библиотек хороших по теме нет.
– Но почему вы решили вернуться в Россию?
– Лет семь жил вне России, захотелось вернуться. Для меня естественный взгляд на эмиграцию – когда в привычном месте, там, где родился и вырос, живется достаточно хорошо, то в эмиграции будет хуже. Даже по литературному опыту начала ХХ века, послереволюционному, – нельзя сказать, что за границей всегда лучше, чем дома, чаще бывает наоборот. Эмиграция, по-моему, – решение для людей, которым здесь не очень.
– А вам в Москве хорошо?
– Мне и в Москве, и за границей было хорошо. Ситуации неблагополучия у меня в Москве никогда не было и нет до сих пор.
– Не могу сказать, что для меня было принципиальным там оказаться, но ничто не мешало, я пришел. Отчасти это случайность, наверное. Никто не понимал в тот момент, что начинается что-то масштабное. Все увидели в "Фейсбуке" информацию, что будет сборище по поводу выборов. К политике я относился так: мне очень не нравилось происходящее, но я не думал всерьез, что может быть крупное общественное недовольство. Мне казалось, что 86% (поддержки Путина. – РС) , как их сейчас называют, действительно есть. Тогда недовольства было меньше, а довольства больше, чем сейчас, поэтому политика казалась делом отдаленного будущего. Я не думал, что в 2011 году может быть такое. Я не думал этого еще 5 декабря. И 6-го понял, что это что-то новое.
– Можно и так сказать.
– Вас задержали. Это было для вас впервые?
– Расскажите.
– Ничего особо интересного тут не расскажешь. Было обычное, как я теперь понимаю, задержание на митинге. Тебя берут под руки и сажают в автозак.
– Вы что-то делали или просто не там стояли?
– Скорее, не так стоял – слишком близко к людям, которые задерживали. Бутылок с зажигательной смесью не бросал.
– Что-нибудь кричали зажигательное?
– Нет. Я скорее наблюдал, чем демонстрировал. Думаю, причиной задержания были возраст и положение в первом ряду у оцепления. Что действительно отличалось от следующих случаев, когда меня задерживали на митингах, – полная неготовность системы в тот момент. Были переполнены суды. Нас ночь держали в отделении. На следующий день в суде не успели рассмотреть все дела, хотя на каждого у судьи уходило по пять минут. Потом моих соседей по отделению увезли туда ночевать вторую ночь. Я вышел из суда без паспорта, пользуясь бардаком, и пошел домой.
– Просто взяли и ушли?
– Вечером, когда стало понятно, что судить уже не будут и хотят держать вторую ночь в отделении, да, просто вышел из суда.
– Без последствий, вас потом не обвинили в побеге?
– Нет. А за что там обвинять в побеге? Я не специалист, но, по-моему, они не имели права: юридически не предусмотрена ситуация, что тебя привезли в суд, сдали, а потом возвращают в отделение. В момент передачи в суд задержание заканчивается.
– Ночь в отделении... Было грустно или весело? Вокруг прекрасные московские люди?
– Нет – в том смысле, который вы, наверное, подразумеваете. Люди были совершенно разные, кто из Москвы, кто нет, хипстерского вида практически ни у кого не было, люди из разных социальных групп. Это, кстати, меня немного удивило – до того мне казалось, что политическое недовольство сосредоточено в каких-то узких кругах. Не было ни особенно грустно, ни особенно весело, просто бытовые неудобства. Мне повезло, я в тот день очень поздно встал и ночью мог просто не спать.
– Не очень помещение приспособлено для сна?
– Нас держали в зале с какими-то скамейками, но, конечно, коек не предоставляли. Тем, кто спал, было неудобно.
– Следующие пять бурных месяцев, от 5 декабря до 6 мая, – время непрерывных протестов, ощущения, что можно влиять на политику. В движении было что-то победоносное. Вы участвовали в нем, вас захватило?
– В какой-то момент довольно сильно захватило. Но для меня в этом всем был внутренний конфликт. После первых двух митингов 2011 года, когда все разъехались на новогодние каникулы, стало понятно, что это потеря темпа. После, когда организовывали большой митинг в начале февраля, была полемика, согласовывать ли шествие, его пытались не пускать в центр. Я создал в "Фейсбуке" группу для сторонников шествия по изначально несогласованному маршруту . На шествие записалось более 2 тысяч человек, но когда мэрия согласовала Якиманку, большая часть потеряла запал.
– Когда что-то изменилось в вашем отношении к протестам?
– Ощущение победы, возможности что-то изменить пропадало постепенно. Но мне довольно быстро стало казаться, что все выглядит плохо. В декабре – первая Болотная, проспект Сахарова – еще казалось, что есть много возможностей. Но я тогда, по всей видимости, правильно оценил ситуацию: я считал, что можно добиться практически всего до президентских выборов. Мне казалось крайней глупостью согласовывать митинги и шествия, потому что стало ясно, что Кремль к происходящему не готов и растерян, что на активные действия до президентских выборов власти не пойдут. В феврале я пытаться добиться от протестной общественности некоей непримиримости. Я до сих пор думаю, что тот момент растерянности и слабости власти, как на войне, можно было или использовать сразу, или не использовать вообще. И митинг 6 мая (который был разогнан и положил начало преследованиям активистов. – РС) был для меня как раз событием из серии "я же говорил".
– Вы филолог, гуманитарий, но тут выглядите радикалом. Вы считаете это естественным?
– Я считаю это совершенно естественным именно потому, что гуманитарий и знаю историю. Для меня нет абстрактных философских вопросов – надо ли быть радикалом или толстовцем. Я смотрю на это с точки зрения целесообразности. События 2011–12 года – это война, по существу. Не было сценария, при котором протестное движение и Кремль становятся партнерами и разрешают несогласие. Было ясно, что это две враждебные силы в состоянии непримиримого конфликта. И если застал кого-то врасплох на войне, то это состояние не продолжается бесконечно. Если не хотите бить, не надо замахиваться. Зачем вообще устраивать протест, провоцировать репрессии, ужесточение режима, если не собираешься, собственно говоря, побеждать?
– Те протесты проходили под лозунгами эволюции, без насилия. Многие говорили, что надо договориться. По многим выступлениям на тех сценах нельзя было сделать вывод, что речь идет о жестком противостоянии, наоборот, казалось, что власти указывают, что она не права, должна одуматься и измениться, но речи о снесении власти, кажется, не было.
– Эту ситуацию можно рассматривать в терминах сугубо военной истории, если хотите. Есть понятные принципы ведения войны, и термин "война" – это не обязательно что-то связанное с убийством или с оккупацией, это ситуация конфликта, в котором нужно навязать свою волю противнику насильственным образом, а не дипломатически, то есть продолжение политики другими средствами. Позиция "договариваться с властью" – риторика не войны, а дипломатии, где власть – возможный партнер. Делать вид, что это обычная политика в демократическом государстве, где есть политические противники, но они должны как-то договориться, – бессмысленно. Примирительная риторика часто была желанием обезопасить себя от преследования или не отпугнуть людей, которые или недостаточно радикальны, или отчасти поддерживают власть. "Белоленточный" протест состоял из людей, которые были противниками власти, и людей, которые хотели власть модифицировать, не будучи ее противниками. Разговор про эволюцию власти выглядел наивным до глупости, потому что сам протест начался после "рокировки" (объявление о возвращении Владимира Путина на пост президента на смену Дмитрию Медведеву. – РС ), которая и похоронила идеи об эволюции. Когда Путин не пошел на третий срок, а президентом стал Медведев, многие восприняли это как ту самую эволюцию: "Вот видите, вместо Путина у нас теперь Медведев, более пристойно выглядящий, либеральный, не из КГБ, говорит правильные слова, следующий после него, наверное, будет еще более европейский, и у нас будет эволюция". А после того, как в сентябре произошла "рокировка" и было объявлено, что Путин возвращается, стало понятно, что это был фарс. И именно отсюда – массовость протеста. Так что эволюционная риторика была запоздалой.
Но кроме того, среди тех, кого называют либералами, есть довольно большая группа людей, на самом деле всегда хотевших быть с Кремлем. Их в Кремле не устраивали какие-то частности, но больше всего они боялись не того, что путинский режим устоит, а того, что он падет. Режим, сложившийся к 2011 году, для многих либералов был выгоден. Более того, я про себя не могу сказать, что он мне был невыгоден. У него большие издержки, в первую очередь для регионов, незащищенных групп населения, но Москва подкармливается за счет остальной России. Многие либералы, так или иначе, получали свою долю от нефтяной ренты и жили при Путине образца 2011 года, наверное, лучше, чем могли бы жить при установлении демократии, верховенства права и прочего. Даже сейчас вероятность попасть под уголовное дело "для палочки" в УВД "Дальний" в Казани (где в 2011 году задержанный умер после жестоких издевательств. – РС ) не для всех одинакова, для кого-то она пренебрежимо мала. Так что мои слова не стоит считать радикализмом, это, по-моему, социологически корректная оценка. Условная Ксюша Собчак – это некоторый социологический феномен, с ним бесполезно бороться, надо понимать, что он есть.
– Вы говорите о Собчак, о московской тусовке, которая получала деньги от тех или иных властных структур или структур, приближенных к власти.
– Даже если получали от чистого бизнеса – это все равно нефтяные деньги, в конечном счете.
– У вас есть представление, оглядываясь назад, что, поведи себя тогда манифестанты по-другому, у них был бы шанс на успех?
– Я думаю, что не иллюзорный шанс на успех был в декабре 2011 года, а в течение января он был безвозвратно потерян. Полное ощущение этого у меня было 5 марта (2012 года, когда было объявлено о победе Путина на президентских выборах. – РС ), хотя опасения были и раньше. Есть довольно много сведений, хотя трудно оценить достоверность каждого из них, что декабрь 2011 года был моментом максимальной неподготовленности власти, ее состояние было близким к паническому. Поэтому массовые, решительные действия имели очень хороший шанс на успех.
– Вы представляете сценарий, как тогдашние протесты могли выиграть?
– Потеря властью контроля над общественным пространством в Москве. Если бы происходившее на Болотной происходило, как сначала планировалось, на площади Революции, если бы десятки тысяч вышли к Кремлю, если бы неспособность власти это контролировать стала бы очевидной – никто бы ничего с ними не смог сделать в середине декабря, и был бы хороший шанс на раскол и потерю управления на самом верху, кто-то сбежал бы, кто-то стал бы колебаться. Я думаю, могло получиться как в Киеве, и даже быстрее и бескровнее – за счет паники, неготовности власти. В первые дни после 5 декабря арестовали всего тысячу человек, и уже было непонятно, куда их девать. В те же дни, кстати, настрой московской полиции, как помнят все, кто с ней сталкивался, был крайне колеблющийся и осторожный, никакого агрессивного противостояния между полицией и протестующими не было.
– Пятого числа, когда была пятая годовщина, в социальных сетях обсуждали, "слили" протест или не "слили". Вы считаете, "слили"?
– Единственное, с чем я обычно не соглашаюсь в точке зрения "слили", – когда сильно критикуют возглавлявших тогда протест. От них трудно было ожидать чего-то другого. Протесту не повезло. Более-менее радикальные его представители были часто совсем неудобопроизносимые, вроде Лимонова, а те люди, которые за неимением других возглавили организацию протестов, ходили в мэрию, – они никому ничего не обещали изначально. Я помню, была трогательная в своей прямоте статья Акунина, где он писал, что хотел бы, чтобы Владимир Путин не слишком быстро потерял власть, чтобы мы успели сформировать цивилизованный путь перехода. Этот подход не все, разумеется, проговаривали вслух, но довольно многие из тех, у кого были медийные рычаги. Собственно говоря, за неимением у протеста эффективных вожаков, внятного политического руководства (а в первые недели тот же Навальный просто сидел в изоляторе, кроме того, он все-таки не особенно готовился на роль вожака масс), его фактически возглавили люди, у которых был доступ к СМИ. А это та самая группа, которую режим тогда не устраивал, но которую – по крайней мере ее часть – еще более не устроило бы, если бы он внезапно кончился.
– Акунин был одним из видных спикеров теории "эволюции" – что власть постепенно должна смениться, нельзя допустить кровопролития.
– Эта риторика слишком наивна, чтобы считать ее во всех случаях искренней. Я прекрасно помню: одни говорили – зачем вы согласовывали митинг на Болотной площади, другие отвечали – чтобы всем по голове не дали. Но эта риторика могла казаться убедительной до 6 мая 2012 года, когда всем и дали по голове именно вследствие такой позиции. Мне очень не нравится, когда сторонников конфронтации в декабре 2011-го называют "радикалами". Речь не о том, что "революция" лучше "эволюции", а о том, что сама власть не способна ни на какой способ взаимодействия с оппозицией, кроме войны. На "эволюцию" и компромисс она может согласиться только, если безнадежно проиграет, а победители испугаются ее добивать, как в Польше с "Круглым столом". Но без проигрыша она предлагает выбор только между полным подчинением и войной. Так что проповедовавшие тогда эволюцию, влияние на власть были не умеренными, а наивными: может, их вариант лучше, если бы был возможен. Умеренная победа была невозможна, только полная – а после нее власть сменилась бы и компромисс свелся бы к кооптации старой элиты.
– После мая 2012 года как менялось ваше отношение ко всему происходящему, если оно менялось?
– Шанс был упущен, но у режима остались большие проблемы. Тогда еще не упали цены на нефть, но была понятна неработающая структура экономки, где даже нефтяных сверхдоходов не хватает, чтобы все заткнуть. Стало ясно, что идиллии, предшествовавшей 2011 году, больше не будет. Поэтому я и многие мои знакомые считали, что надо ждать, когда откроется следующее окно возможностей, видимо, по каким-то экономическим причинам. Все стали искать другие формы рутинной протестной деятельности. Я в 2013 году пришел в "Диссернет", куда меня пригласил мой друг Андрей Заякин – изобретатель "пехтинга", который изначально занимался поиском недвижимости депутатов за границей, потом – диссертациями.
– Это ваше основное занятие? "Диссернет" – общественная деятельность.
– После возвращения в Москву я, в основном, занимался языковым фрилансом – переводы, редактура. И когда я стал пришел в "Диссернет", это фактически стало моей основной деятельностью.
– Вы не скучаете по филологии, по академической работе?
– Нет, сейчас не скучаю. Но допускаю, что в какой-то момент буду.
– После начала "закручивания гаек" вы отдалились от политики и ушли в "Диссернет", потому что вам это представляется наиболее интересным и эффективным или тут другая логика?
– "Закручивание гаек" мне кажется довольно оптимистическим признаком, оно свидетельствует о кризисе режима. Да и закручивание в основном напоказ – да, "иностранные агенты", закрывают какие-то хорошие журналы, но до того, что мы в историческом контексте привыкли называть репрессиями, далеко. Конечно, плохо, что посадили Ильдара Дадина, а до этого было "Болотное дело", но все-таки самые большие ужасы российской действительности не связаны с политикой, и они как были, так и есть. Подавляющее число людей, которые в России сидят в тюрьме ни за что, сидят не за политику, а потому что подвернулись под руку. А "закручивание гаек" больше похоже на судороги отчаяния, чем на эффективный репрессивный аппарат. Стилистически напоминает что-то столетней давности. Я помогал одному английскому историку собирать в архиве материалы для исследования про сибирскую ссылку, мы разбирали документы, относящиеся к первому и началу второго десятилетия ХХ века, и там звучали абсолютно современные нотки: как заключенные решили поставить пьесу в каком-то сибирском местечке, а местное начальство постановку не запретило, но вызвало крестьян и под страхом всяких кар запретило им сдавать под спектакль амбар.
– Вы говорили, что есть стилистические сходства с событиями столетней давности, у вас есть аналогия для конца 2016 года?
– Исторические параллели – сложная вещь. Но можно считать ею кризис, усугубленный войной. Для Российской империи после 1905 года смертельной оказалась Первая мировая война, похожую роль для нынешнего режима может сыграть украинская война вкупе с падением цен на нефть. Тогда война началась в 1914 году, в этот раз в 2014 году. То есть аналогия сегодняшнему дню – 1916. Но совпадение цифр, конечно, чистая случайность.
– "Диссернет" – деятельность не публичная. События в последние годы не приводили к тому, что вам хотелось активнее участвовать в политической деятельности?
– Не очень. После 6 мая 2012 года степень прямого контроля над политической жизнью страны возросла – коллективный Путин отказался от части добровольно принятых на себя самоограничений и заплатил тем, что стал выглядеть заметно хуже в глазах мира. Но после этого – какая политическая деятельность могла быть в 2013-14 году? Выборы всерьез воспринимать нельзя.
– Тем не менее, Навальный пошел на выборы мэра Москвы, оппозиция, включая вашего друга Андрея Заякина, пошла на региональные выборы .
– За неимением лучшего. Но я совершенно не призываю презирать эти попытки и говорить, что не стоит тратить на это время и силы, потому что все-таки основная задача оппозиции сейчас – ждать. Можно ждать, вообще ничего не делая, а можно ждать, делая какие-то малые дела. Дело в том, что режим для собственного демонтажа работает гораздо эффективнее, чем вся оппозиция, в этом смысле даже проще отойти и не мешать.
– Когда Заякин баллотировался на выборах в Калужской области, вы не помогали ему, не пошли агитировать?
– Я ему не помогал, потому что именно моя помощь была не очень нужна, были нужны более мобильные люди. Ходить по квартирам, агитировать голосовать – как-то не мое. Но его попытки избраться я, разумеется, не критиковал и сейчас не буду, потому что от этой деятельности всегда бывает положительный опыт, хотя бы люди тренируются, налаживают горизонтальные связи. Режим не сменится в результате выборов – это даже обсуждать смешно, но когда его не будет, понадобится много людей, которые знают хотя бы, что такое избирательная кампания.
– "Диссернет" для вас – продолжение протестной деятельности?
– Мы всегда подчеркиваем, что "Диссернет" не политизирован, то есть не бывает, что он проверяет диссертации людей из "Единой России" и не проверяет диссертации людей из "Яблока". Наоборот, на последних выборах "Яблоко" сняло пятерых кандидатов, потому что мы нашли у них некорректные диссертации. Мы специально проверили кандидатов, в том числе, от "Яблока" и ПАРНАСа. Так что сказать, что "Диссернет" политически воюет, нельзя. Но поскольку коррупция – условие существования путинского режима, то любая антикоррупционная деятельность обретает политический смысл. Нормальной публичной политики в России в нынешних условиях не бывает, но система устроена по принципу "безнаказанность в обмен на лояльность". Не зря именно Навальный стал главной политической фигурой, хотя в его деятельности формально было меньше политики, чем у других оппозиционных лидеров, которых мы можем очень уважать за политическую деятельность, того же Шлосберга. Но именно как политик – эффективней Навальный. Борьба с коррупцией – форма массовой протестной деятельности, которая очень трудно поддается прямому подавлению. Кремль до сих пор не выработал внятной политики, которая объявляла бы саму борьбу с коррупцией формой политической нелояльности, это идеологически довольно трудно сделать. А все, что подрывает коррупцию, подрывает основы режима. И неожиданным открытием оказалось то, что даже в сугубо академической области, которой занимается "Диссернет", борьба с коррупцией довольно хорошо работает.
– "Диссернет" – очень интеллигентская борьба. Вы сами говорите, люди сидят в тюрьмах, население беднеет. А вы боретесь с заимствованиями в диссертациях – это не народный вид борьбы.
– Я не могу сказать, что "Диссернет" – главный вид оппозиционной борьбы. То, что делает Фонд Навального, конечно, гораздо важнее. Но логично, чтобы люди занимались тем, что у них лучше получается. Естественно, что я, как человек со специализацией по "плагиату", хотя к Ренессансу это понятие неприменимо, у которого есть технические навыки по поиску заимствований из других текстов, оказался в "Диссернете" более на своем месте, чем если бы пошел к Навальному. В Фонде Навального требуются навыки компьютерной работы с информацией. Заякин, который для Навального многое делает, – физик-теоретик, отчасти математик, – может написать нужный скрипт для обработки большого массива данных. Понятно, что там уместен Леонид Волков. Люди с опытом программирования. И юристы.
– Когда демонстранты выходят на улицу, власть рискует быть свергнутой. Когда разоблачают коррупцию, разоблаченный может попасть под суд, потерять какие-то деньги. Когда вы разоблачаете заимствования в диссертациях, вы фактически говорите: "ай-ай-яй" и рассчитываете на то, что людям будет стыдно. И стыдно не перед всем народом, потому что народу в целом все равно, есть у этих депутатов или чиновников ученая степень или нет, а перед образованной прослойкой. Эти люди боятся вашего "ай-ай-ай"? Ну потеряют степень, и что дальше?
– Трехлетний опыт "Диссернета" показывает, что им совсем не все равно. Борьба с коррупцией в целом работает на делегитимизацию власти. Когда людей уличаешь в том, что они воюют, убивают или что-нибудь подобное, – это очень серьезно, но часто труднодоказуемо. А когда людей уличаешь в том, что они мелкие воришки, – это политически делегитимизирует отчасти больше. Проще добиться от людей сочувствия Ивану Грозному, чем мелкому воришке в роли правителя.
– Происходит десакрализация?
– Это тоже. Если сравнивать с последними годами империи, то одной из проблем царского режима перед падением была полная десакрализация, в какой-то момент у него вообще не оставалось настоящих сторонников. Люди, умеющие читать и писать, уже не могли воспринимать режим как заслуживающий уважение, чему Распутин, вероятно, способствовал больше, чем тяжелые злоупотребления. К этому люди чувствительны. Стандартная путинская элита до уровня какого-нибудь директора живет в убеждении, что есть понятные, общие для всех правила игры, например, что все люди на должностях берут взятки. Правила игры таковы, что нельзя человека назвать вором или жуликом, если он просто делает то, что принято делать. Они психологически не готовы. Можно было говорить, что нарушаются права человека, ведется война в Грузии, но как-то не существовало постоянной темы, что во власти, вообще-то, жулики и воры. Многие справедливо говорят, что уже само введение в оборот понятия "партия жуликов и воров" было успехом Навального, большой заслугой.
– Но это основано на нерукопожатности, то есть предполагается, что есть некая группа людей, с которой хотелось бы за руку здороваться. Вы берете аналогии из Российской империи, а давайте из советского опыта. Времена Лысенко – совершенно другая конструкция. Лысенко изводил людей, те, кто отказывался пожимать ему руку, попадали под каток.
– Есть психологическая разница между ворюгами и кровопийцами. Политик, который подавляет свободы и живет в мраморной вилле и имеет еще 25 вилл, и политик, который в быту обходится малым, – допустим, не настолько скромным, как это принято считать, – но для которого смысл жизни не в виллах. Во времена Лысенко в советской элите было много людей, которые рисковали жизнью, и их практически чистой амбицией была власть. А у путинской элиты сверху донизу – обывательские представления о жизненном успехе, которые на сталинские сложно проецировать. Если СССР всерьез мыслил себя в противостоянии Западу, то желания нынешней власти, от Путина и донизу, имеют абсолютно другую природу. Они – нормальная элита какой-нибудь африканской страны, которые хотят, чтобы в приличном обществе их пускали в гостиную, а у себя дома они могли делать что хотят.
– Мединский. Его диссертация так плоха, в ней так много противоречащего исторической науке?
– Очень много. Почти на каждой странице что-нибудь нагорожено. Мединский к истории не имеет отношения, у него в принципе нет исторического сознания, представления, что мир меняется, что в одну эпоху что-то есть, а в другую нет. Даже на лексическом, стилистическом уровне это смешно, когда он пишет, что Смоленск в XVII или XVI веке сдался после артобстрелов, а какому-то итальянскому гуманисту предоставили в Москве плохую жилплощадь. Я не читал его книг популярных, но подозреваю, что там то же самое. Мединский даже на уровне ученика 11-го класса в хорошей школе историю не освоил. Как если бы я написал диссертацию по теоретической физике. То есть написал человек диссертацию, как мог, сам, не воспользовавшись, видимо, даже услугами консультанта, и защитил благодаря тому, что защита была организована специфическим образом. А потом это случайно прочитали.
– Вы занялись диссертацией Мединского, но выяснилось, что он написал ее сам. И он практически напрямую отвергает устои исторической науки, говорит, что не важно, какая была правда, значение имеют патриотические, идейные вещи. В этот момент ему должно быть все равно, подадите вы ему руку или нет, он отверг это, он делает то, что в свое время делал Лысенко. Я не параллели провожу, я принцип хочу показать.
– Насколько я могу судить, это не так. Он может радикально противоречить принятым представлениям и здравому смыслу. Но позиция Мединского и таких, как он, вовсе не в том, что вы просто пыль под ногами и его не интересует ваше мнение. Когда условному Мединскому говоришь, что он полную чушь написал или сказал, то он отвечает: вы такой тоталитарный, не терпите точку зрения, отличную от вашей. Вот Лысенко мы поминали, так первая реакция Мединского на рассмотрение "Диссернетом" его диссертации, – что это-де донос в духе лысенковщины. Вот Путин или его идеологи произносят инвективы против Запада. Но им не наплевать, что Запад про них думает. Их позиция: давайте дружить, друг друга уважать. Но вы у себя говорите, что хотите, мы у себя будем, что хотим, говорить. Таково же отношение путинской элиты к традиционной науке, к образованию: у нас поощряют введение православия в школах, народную медицину, гомеопатию и прочее, и это воспринимают как мракобесие, стремление подавить академическую науку. Подход любого путинского идеолога такой: давайте, у нас будет все. Это наш подход традиционный, можно сказать, интеллигентской: нельзя служить Богу и мамоне. Нельзя утром читать лекции по теоретической физике, а вечером составлять гороскопы. А у них подход именно такой: давайте в одном и том же журнале на 10-й странице у нас будет статья по физике, а на 20-й – гороскоп. Мединского можно спросить: дорогой, ты за советскую власть или за царя? А для них нет такой постановки вопроса. Формула "нельзя совмещать несовместимое" приложима к нам, но не приложима к ним.
– То есть из политики плюрализм ушел и они принесли его в науку как плюрализм факта?
– Не только в науку, всюду. Какова идеология Мединского? Что любить надо всех, Ивана Грозного, Сталина, Николая Второго, не знаю, кого там не полагается любить. Сейчас неприлично задавать вопрос, наверное, членам КПРФ, почему вы то коммунисты, то на крестный ход ходите, они просто не поймут вопроса. А почему нельзя быть коммунистом и православным? И эти люди обижаются, если протягивают руку, а им в ответ руку не протягивают: мы же не мешаем вам утверждать, что Сталин плохой, мы за плюрализм. А вы нам почему не разрешаете говорить, что Сталин хороший? Они как раз не претендуют на то, чтобы физику убрать, а богословие оставить, они говорят: поставим богословие, и физика пусть будет тоже.
– Но вы сами приводите его слова о том, что критериями могут быть только национальные интересы России. Это опасная вещь. Вы говорите, они предлагают разрешать все, но это они себе предлагают разрешать все, а других они могут судить по критериям национальных интересов России. Не так все пушисто получается.
– Я сказал, что это не надо смешивать. Коллективный Мединский совершенно искренне не будет преследовать людей, которые сомневаются в подвиге 28 панфиловцев. Риторика “конченных мразей”, история с Гозманом и так далее – продукт узкого назначения. В России, в нынешней политической реальности, очень много показного мракобесия. Существуют действительно репрессии, сажают за эсэмэски о не секретном передвижении российских войск в абсолютно мирное время, до этого ФСБ сажало ученых по довольно абсурдным обвинениям в передаче иностранцам чего-нибудь. Это есть, ведомственная паранойя, наигранная, может быть, эфэсбэшная. Но разговоры, что в институты сейчас придут попы, запретят законы Ньютона, в школах заставят учить символ веры, а физике учить не будут, – это разговоры. Что-нибудь для вида сделают, стыдливо Сталина воткнут, но в общем историческое мракобесие, на котором специализируется Мединский, риторикой и остается.
– Вы приводите фразу из его диссертации: "Как известно, у православных все церковные книги были на русском, поэтому понять их содержание было легко. Иная ситуация у католиков и протестантов, у них священное писание на латыни". Люди, знающие историю, будут смеяться, подавляющее большинство населения России просто не поймет, а что, собственно, не так? Но ладно, это про православие, хотя и роль православия в России сейчас очень специфическая, но когда говорят о Сталине, что и заслуги надо помнить, размывается память о миллионах убитых им. И это не просто академическая дискуссия.
– Это вещь вредная, но, разумеется, это уже компетенция и не уровень Мединского – это гораздо выше. С этим ничего не сделаешь: для режима – такого, какой он сейчас, – Сталин важен довольно давно. Но их идеологическая логика проста – понравиться всем, каждой группе населения говорить что-то приятное. Если у нас есть часть населения, ностальгирующая по советскому времени, для них надо построить храм. Это как христианин ранний в идеологическом конфликте с римским государством. У римлян не было проблем построить храм каждому богу, который у кого-то где-то есть. Есть какое-то в Римской империи племя, у них есть бог, можно ему построить храм, почему нет. Единственное, они требовали, чтобы вы и их божественному императору жертвы приносили. А потом приходят евреи и говорят: безобразие, бог один, а вашим мы не будем приносить жертвы. Было взаимное непонимание.
– Для первых христиан и для евреев эта культурная полемика довольно плохо закончилась.
– Ну, сейчас ситуация лучше. Не вижу, чтобы в современной России пытались преследовать даже символически за непримиримую позицию. Взгляд, что все, транслируемое Мединским, – белиберда, тоже признан органичным для большой части населения и легитимизирован. Вы можете более-менее в любом учебном заведении говорить, что гомеопатия – фигня, астрология – фигня, Сталин – убийца, и думаю, никаких репрессий сверху вам не грозит, выше, чем от собственного ректора. Непосредственное начальство – может, как повезет. Для нас – легитимации культа Сталина даже в качестве одной из опций не должно быть. Но для той стороны Сталин – не единственная и главная опция, а одна из составных частей общего подхода, что любая власть русская – благо. Можно славить Николая Второго и тоже попадать в мейнстрим. Можно "Ельцин-центр" строить. Проблема мракобесия власти не в наступлении на инакомыслие, а в размывании стандартов – с чем борется "Диссернет". Когда тебе разрешают говорить что угодно под видом науки, то это проникает в академические учреждения и подрывает стандарты. Ты можешь быть хорошим врачом с дипломом, а можешь быть никаким врачом с таким же дипломом.
– Многие из тех, кто 5 декабря 2011 года вышел на улицы Москвы, перестали интересоваться политикой, затаилась, кто-то эмигрировал. Вы сравниваете 2014 год с 1914 годом, а тут, глядишь, и 2017-й со столетием революции, и Путин ее уже поминает. Ходили слухи о досрочных выборах в 2017 году. Но многие экономисты говорят: еще на десятилетия страна может потихонечку ползти вниз, и ничего страшного не будет.
– Где бы что ни обрушилось, всегда оказывается, что это произошло раньше, чем просчитывали.
– У вас есть представление, как это может произойти?
– Теперь источником всех общественных беспорядков должны быть именно экономические трудности. Сейчас именно из-за них возникает возмущение – спорадически, дезорганизованно, в разных местах. Что именно будет катализатором масштабных беспорядков, сказать невозможно. Масштабными они становятся, когда пострадавших от ухудшения экономической ситуации накопится много. Тогда локальный протест может вдруг катализировать процесс, когда возникнет ситуация неуправляемости. С другой стороны, в нынешней ситуации "квазихолодной войны" и уменьшающегося пирога обостряется борьба внутри элит. Когда Сечин сажает Улюкаева, понятно, что элита стремительно теряет единство. Внутри правящей прослойки будет конфликт, и это при общем кризисе создает революционную ситуацию. Полностью проводить параллели нельзя, сейчас времена гораздо более сытые, чем сто лет назад, и революция сейчас скорее выглядит как на Украине, чем как в 1917 году.
– Московская интеллигенция и вообще те, кто вышел пять лет назад, играют в этом какую-то роль?
– Играют, наверное, – это политизированный класс. Вы говорите об интеллигенции – довольно соблазнительная конструкция, но не знаю, насколько корректная. Когда 2 марта 2014 года были спонтанные манифестации по поводу захвата Крыма, задержали несколько человек, у которых дедов и бабушек сажали во время "пражской весны". У меня даже фотография была, когда в одном автозаке сидим я и Женя Лавут, мой дед и ее были участниками демонстрации 68-го года. В тот же день там была внучка Натальи Горбаневской, сын Ларисы Богораз. Какая-то преемственность бывает даже в анекдотической форме, когда потомки советских диссидентов могут оказаться в одном автозаке. Но я не думаю, что еще существует интеллигенция в советском смысле. Есть довольно большой пласт людей, которые занимаются интеллектуальным трудом, но при этом не имеют интеллигентской классовости. Среди этой прослойки вполне встречаются люди, поддерживающие Путина и "Крымнаш". Понятно, что довольно большая часть либеральной общественности порождена бизнесом. Люди бизнеса вообще склонны к либерализму, это условие их нормальной деятельности. Как я говорил, в автозаке 5 декабря были люди разные, не похожие на интеллигенцию, как мы себе ее представляем по советской диссидентствующей интеллигенции 60–70-х годов. Но с того времени возникла политизированная оппозиционная общественность. Эта среда поставляет волонтеров для Навального, для "Диссернета", для наблюдения на выборах. "Фейсбук" и декабрь, январь, февраль 2011–2012 годов – то, что создало этот класс людей, и он довольно большой.
Диссертационный совет Уральского федерального университета 4 октября рассмотрит заявление о лишении министра культуры Владимира Мединского ученой степени доктора исторических наук. С таким требованием выступили историки Вячеслав Козляков и Константин Ерусалимский - они считают ненаучной диссертацию министра «Проблемы объективности в освещении российской истории второй половины XV-XVII веков». Соавтор заявки - эксперт «Диссернета» ИВАН БАБИЦКИЙ рассказал корреспонденту “Ъ” АЛЕКСАНДРУ ЧЕРНЫХ о претензиях научного сообщества к диссертации министра.
- Как началась эта история с заявлением о лишении министра ученой степени? Это была инициатива «Диссернета»?
- «Диссернет», разумеется, проверил все диссертации Владимира Мединского - и по истории, и по политологии. Но конкретная докторская диссертация «Проблемы объективности в освещении российской истории второй половины XV-XVII веков» - единственная, не прикрытая сроком давности подачи заявления о лишении степени,- обсуждалась историками задолго до возникновения «Диссернета». В ней довольно мало некорректных заимствований, но само ее содержание представляет известный казус - ученым было понятно, что научной ценности там нет. Проблема в том, что российское научное сообщество не привыкло преследовать лженауку. Для них непривычна мысль о том, что на плохую диссертацию можно подать заявление о проверке. А «Диссернет» давно хотел, чтобы сами ученые начали проводить такие экспертизы. Именно в целях очищения науки от шарлатанов. Здесь все сложилось - и очевидный казус с работой, и срок давности позволяет лишить автора степени. Поэтому мы начали обсуждать эту ситуацию и нашли двух известных историков, которые согласились подать заявление. Вячеслав Козляков и Константин Ерусалимский - оба доктора наук и оба эксперты именно по тому периоду, о котором идет речь в диссертации Мединского. Так что здесь уже нельзя будет сказать: да кто они такие, на каком основании они критикуют чужую работу. Это первый такой эксперимент по взаимодействию научного сообществ и «Диссернета» по лишению степени за недобросовестную работу. Мы делимся своим опытом по организации этого процесса, а они проводят экспертизу.
- Вы указаны третьим заявителем.
Моя собственная специальность имеет к этому отношение, я защищался по позднему Ренессансу XVI века. Диссертация Мединского написана по воспоминаниям европейцев, которые в это время приезжали в Россию. Многие источники, на которые он ссылается, написаны на латыни, так что я со своими знаниями могу их оценить. Да, я филолог, а не историк. Но степень невежества Владимира Мединского в этих вопросах так велика, что претензии к работе понятны и неспециалисту.
- Перечислите несколько самых ярких примеров?
Мы скоро опубликуем заявление с подробными комментариями. Пока нужно сразу подчеркнуть: до защиты диссертации Владимир Мединский никогда не называл себя историком. Он говорил «я журналист», «я пишу научпоп» и не делал вид, что занимается академической наукой. И в историки он переквалифицировался за полгода до защиты - примерно тогда же были опубликованы все его именно «научные» статьи. Как историк он невероятно некомпетентен. У него есть цитата про эпоху Ивана Грозного, где он рассказывает, что, мол, на Руси все богословские книги публиковались на русском языке, а у католиков и протестантов - только на латыни. И из этого он делает вывод, что русский народ знал содержание богословских книг, а на Западе - нет. Но ведь все знают про существование церковнославянского языка, и все помнят, что протестанты как раз перевели Библию на другие языки, сам Лютер на немецкий переводил. Но министр этого не понимает. Единственное, что его спасает, что диссертации, в отличие от книг, обычно никто не читает. Если ее вдумчиво читать, то на каждой второй странице можно найти что-то смешное. Не было никогда двух мнений: диссертация Мединского для всех историков - это чистый анекдот. Даже когда его кто-то пытался защищать, то указывал, условно, что он патриот и надо защищать его от либералов.
Фото: Из личного архива Ивана Бабицкого
Вообще, когда его текст разбирают профессиональные историки, это ему должно даже льстить. Это создает ложное впечатление, что у него действительно значительная диссертация, раз к ней такое внимание. Но это совсем не так.
Вот еще пример. Диссертация основана на иностранных источниках - и логично было бы предположить существование зарубежных научных работ по ним. Все, о чем пишет господин Мединский, уже было предметом исследования немецких, итальянских, французских историков. Но он не упоминает ни одной иностранной научной работы по этой теме. Нет никакого подтверждения, что он хотя бы строчку прочитал в исторической работе на другом языке. Да и сами тексты иностранцев, на которые он опирается, он читал их в русских издания XIX века, которые не соответствуют современным критериям научного перевода.
- И как же тогда ему удалось защититься?
Нужно вспомнить, что защищался он в диссовете РГСУ, который при ректоре Василии Жукове стал настоящей фабрикой диссертаций. Научным руководителем Мединского был как раз ректор Жуков - доктор исторических наук, специалист по истории КПСС. Так что эта история выглядит нечистоплотно и на уровне диссертации, и на уровне защиты.
Если министр защищал диссертацию в московском вузе, то почему ваше заявление будут рассматривать в Екатеринбурге?
Тот диссовет в РГСУ уже закрыт, и по закону апелляцию может рассматривать любой другой совет. Конечно, логичнее было бы разбираться в Москве, но ВАК почему-то выбрала Екатеринбург. Я не знаю, почему это было сделано. Естественно, сразу напрашивается мысль о том, что просто не хотят особого внимания к этой истории, чтобы было поменьше московских журналистов, например. Но это, конечно, только общее соображение, а кто конкретно принимал решение о рассмотрении заявления в Екатеринбурге, нам неизвестно.
