Воспоминание румынских солдат о боях в сталинграде. О чем не принято говорить, вспоминая о Сталинградской битве

Из предсмертного дневника ефрейтора вермахта

6 мая 2015

Сталинградская битва: свидетельства участников и очевидцев. По материалам Комиссии по истории Великой Отечественной войны. Под редакцией Йохена Хелльбека. Новое литературное обозрение. 2015

В этой уникальной книге собраны и прокомментированы свидетельства участников одной из самых страшных битв в истории человечества - Сталинградской. Почти сто рассказов по стенограммам записей военных и гражданских лиц, соотечественников и немцев. Это был тяжелейший и опаснейший труд, ведь советские историки записывали голоса очевидцев в полевых условиях, до или после очередного боя, освобождения очередного населенного пункта. Тем выше ценность этих документов, позволяющих нам сегодня понимать, как в действительности вершится история, и что происходило на фронтах Второй мировой войны 70 лет назад, что творилось с людьми, угодившими в этот ад, с их душой и рассудком. С любезного разрешения издательства мы приводим дневник немецкого ефрейтора, в котором тот описывает ужас, царящий в стане противника, оказавшегося в окружении.

Среди собранных исторической комиссией в Сталинграде документов находятся выписки из дневника немецкого ефрейтора, который советские солдаты нашли во время боев в Сталинграде в декабре 1942 или январе 1943 года — вероятно, при убитом владельце. Дневник был передан для изучения в отдел пропаганды 62-й армии, где и выполнили его частичный перевод на русский язык.

Эти сохранившиеся в переводе дневниковые записи начинаются с 22 ноября, когда стоявший в Калаче-на-Дону немецкий полк был атакован советскими танками, которые в ходе операции «Уран», двигаясь с севера и с юго-востока, взяли противника в клещи и вышли на соединение друг с другом в районе Калача. Так образовался Сталинградский котел. Дневник документирует замешательство последующих дней, безуспешные попытки немцев прорваться из котла, а затем их отход на восток, к Сталинграду. В заводском районе города солдаты, уже переведенные к тому времени на голодный паек, были посланы в бой. Записи от 18 декабря 1942 года, содержащие в себе предчувствие смерти и грустные мысли об оставшейся дома семье, читаются как волнующее свидетельство подлинного человеческого страдания.

Голоса из котла, зачастую полные отчаяния, хорошо известны в Германии со времен первой публикации «Последних писем из Сталинграда» (1951). Хуже известно то, как советская сторона обходилась с некоторыми из этих источников — например, с данным дневником. О том, как советские участники битвы читали этот дневник и как они использовали его для собственных целей, пойдет речь ниже, после публикуемого текста документа.

ефрейтора 10-й роты 578-го полка 305 пех(отной) дивизии

24 ноября — Встали в 3.45 и начали тяжелый марш по песку к Дону. Непрерывная стрельба. На крутом берегу Дона — русские. Их отчетливо видно. Все время слышны разрывы снарядов. Вечером ушли с позиций. Ночь провели на замерзшей оледенелой земле.

27 ноября — Поспешное отступление по песку назад. Мы окружены, очень холодно. Я окоченел. Нас обстреливают.

28 ноября — В темноте все погрузились, приготовились к выезду. Я и 8 моих людей тоже. Куда — никто не знает.

29 ноября — Стоим на шоссе — не знаем, что делать дальше. Я ужасно голоден. В последние дни с едой плохо. Что будет дальше? Хотя другие части поблизости готовили еду, я не мог получить ни ложки супа. Поехали дальше. Остановились в овраге. Стали искать нашу роту. В деревушке поблизости столпотворение: румыны, русские, немцы. После долгих поисков нашли свою роту.

30 ноября — Рано утром пришли в свой взвод. Окопался в холодной земле. И день и ночь ожесточенные бои. К вечеру прорвались русские танки, мы вынуждены обороняться. Воздушный налет и обстрел гранатами. Я уже 36 часов не ел. Теперь получил 1/8 хлеба, 1 /16 банку консервов, несколько ложек горохового супа и глоток кофе.

1 декабря — Ночь провел в окопе: та же порция еды. Непрерывные разрывы гранат. Замерз ужасно. Были на передовой, затем вернулись. В ближайшем местечке ночевали в хлеву. Лежал в грязи и навозе. Все мокрое, ужасно замерз.

2 декабря — Утром обстрел. Убитые и раненые. Едва сам остался жив. У меня украли все мое имущество: осталось только то, что на мне. 12 км прошли мы, смертельно усталые и изголодавшиеся. Опять целый день без еды. Я уже совсем ослабел.

3 декабря — Опять марш и опять без воды. Нельзя даже напиться. Мне ужасно плохо. Ем снег. Вечером квартиры не нашли. Идет снег, я весь мокрый, в сапогах вода. Удалось найти землянку. Живу с шестью другими товарищами. Варили немного конины в снеговой воде. Что принесет будущее? Мы окружены. 1 /12 хлеба!!!

5 декабря — Становится все хуже. Большой снег, у меня отморожены пальцы на ногах. Сильный голод. Вечером после тяжелого марша вошли в Сталинград. Нас приветствовали разрывы снарядов. Нам удалось попасть в погреб. Здесь 30 человек. Мы невероятно грязны и не бриты. Едва можем двигаться. Еды очень мало. 3-4 папиросы. Ужасная дикая толпа. Я очень несчастлив! Все потеряно. Здесь непрерывно спорят, нервов ни у кого не осталось. Почта не приходит, ужасно.

6 декабря — То же самое. Лежим в погребе, выходить почти нельзя, нас увидят русские. Теперь, по крайней мере, мы получили 1/4 хлеба в день, на 8 человек банку консервов, немного масла.

7 декабря — Все по-прежнему. Господи, помоги, чтобы здоровым я вернулся на родину. Моя бедная жена, мои милые родители. Как им трудно. Всемогущий, окончи все это. Дай нам снова мир. Только бы скорей вернуться домой, вернуться к человеческой жизни.

9 декабря — Сегодня на обед порции немного побольше, но хлеба 1 /12, 1 /12 консервов. Вчера моя белокурая жена была именинница. Мне тяжело. Жизнь стала совершенно не нужной. Здесь непрерывные ссоры и споры. Что может сделать голод!

10 декабря — Со вчерашнего дня я ничего не ел. Только пил черный кофе. Я совершенно отчаялся. Боже, долго ли это будет продолжаться? Раненые находятся вместе с нами. Мы не можем их отправить. Мы окружены. Сталинград — это ад. Мы варим мясо дохлых лошадей. Нет соли. У многих дизентерия. Как ужасна жизнь! Что плохого сделал я в моей жизни, что я теперь так наказан. Здесь, в этом погребе, теснятся 30 человек, в 2 часа становится темно. Ночь длинная, наступит ли день?

11 декабря — Сегодня мы получили 1 /7 хлеба, немного жиру и должны дать еще теплой еды. Но вечером я падал от слабости.

12 декабря — Все еще в Сталинграде. Снабжает нас новая часть. С едой все еще очень плохо. Вчера я принес немного конины. Сегодня, к сожалению, — ничего. Я все же надеюсь это выдержать. Должно же быть лучше. Ночь сегодня была очень бурная: артогонь, гранаты. Земля дрожала. Наш унтер-офицер ушел в бой. Скоро последуем и мы. Среди нас больные дизентерией. Я ужасно голоден. Если бы стало немного полегче. Только бы не заболеть и не быть раненым. Господи, защити меня. Непрерывно стреляют пушки. Свистят гранаты. Сегодня я написал письмо. Буду надеяться, что мои дорогие родственники получат скоро от меня известия. Сейчас я так отчетливо вижу свою жену перед собой.

13 декабря — Сегодня вечером дали рисовой муки и 1 /16 консервов. Я был счастлив этим. Кроме этого, ничего нового. Чувствую себя очень слабым, сильно кружится голова.

14 декабря — Обмороки продолжаются. Помощи нет никакой. Здесь много раненых, за которыми нет ухода. Все из-за окружения. Закурил последнюю папиросу. Все приходит к концу. То, что я пережил за последнюю неделю, слишком тяжело. Я все время ужасно голоден. Прошлый год в России можно считать хорошим временем по сравнению с тем, что происходит сейчас. Сегодня до полдня я съел 1 /7 хлеба и крошечный кусочек масла. Всю ночь и сейчас нас обстреливают. Какая суровая жизнь! Какая ужасная страна! Я возлагаю все мои надежды на бога, веру в людей я уже потерял.

15 декабря — Нам нужно на передовую. Прошли, спотыкаясь и переползая через траншею, между разваленными домами Сталинграда. Мимо пронесли тяжелораненого. Мы пришли на КП. Затем спустились в фабричный подвал, затем большая часть из нас пошла в бой. Осталось лишь 13 человек. Я по чину старший среди этих людей. Кругом грязь и обломки. Выходить нельзя. Все двигается и трещит от ударов русской артиллерии.

16 декабря — Пока еще здесь. Сюда спускаются раненые. В погребе темно и днем, и ночью. Прямо на полу мы развели костер. В 16 часов пришел разносчик еды: суп, 1/8 хлеба, немножко масла, немножко мясных консервов. Я сейчас же все съел и лег. До следующей еды 24 часа.

15 декабря я воздушной почтой послал письмо, надеюсь, оно придет к рождеству. Бедная милая жена и родители.

18 декабря — День проходит, как все предыдущие. Вечером мы едим. Один раз за 24 часа получаем пищу, затем снова ничего. Пришлось тащить раненого. После долгих поисков нашли врача, также в подвале одного совсем разрушенного дома. Когда я вернулся к своему окопу, я увидел убитого. Это был Рилль, три дня назад я с ним беседовал. Сижу в окопе еще с одним солдатом. Это 20-летний парень из Австрии, у него дизентерия, и воняет от него невыносимо. Непрерывный обстрел. Мне больно ушам и очень холодно. В 50 метрах от меня Волга. Мы совсем рядом с противником. Я уже совершенно равнодушен ко всему. Я не вижу выхода из этого страшного ада. Раненых не увозят, они лежат по деревням в кольце окружения. Я могу надеяться только на божье чудо. Ничто другое здесь не может помочь. Наша артиллерия совершенно замолчала, вероятно, не хватает боеприпасов. Я голоден, замерз, мои ноги как лед. Мы оба не произносим ни слова — о чем говорить? Приближается светлый рождественский праздник. Какие прекрасные воспоминания связаны с ним, детство... Милые родители, я приветствую вас издалека. Благодарю за все, что вы для меня сделали. Простите, если я вам причинил неприятности. У меня не было злого умысла. Бедная мама, каково тебе будет. Милая сестра, мне тяжело думать, как мы с тобой играли, от всей души желаю тебе счастья в твоей дальнейшей жизни. Никого я так крепко не любил, как тебя, моя милая жена, моя белокурая Митци. Я бы все отдал за то, чтобы узнать, что мы с тобой счастливо встретимся. Если этого не суждено, я благодарю тебя за счастливые часы, которые ты подарила моей жизни. Я не знаю, попадут ли когда-нибудь эти строки в твои руки. Писать для меня — облегчение в этом одиночестве и душевной пустоте. Пусть бог укрепит и утешит тебя, если со мной что-нибудь случится. Но я не хочу об этом думать. Жизнь так прекрасна. Ах, если бы можно было мирно жить! Я еще не могу примириться с мыслью о смерти, а адская музыка боя, приносящая смерть, все не прекращается. Сейчас день, светит солнце, но кругом непрерывно разрываются гранаты. Я совершенно измучен. Разве можно такое пережить? Все движется, как при землетрясении.

В руках советских военных этот дневник обрел самостоятельную жизнь. Специалисты проанализировали его и использовали для стратегических и пропагандистских целей. Перевод на русский язык выполнил, вероятно, майор Александр Шелюбский, который, будучи начальником 7-го (пропагандистского) отделения политического управления 62-й армии, выполнял ту же функцию, что и Петр Зайончковский в 66-й армии. Он тоже был историк по профессии и тоже свободно говорил по-немецки. Во время Сталинградской битвы он раз в несколько недель составлял донесения о «политико- моральном состоянии» немецких частей, против которых сражалась 62-я армия. В этих донесениях речь шла отдельно о каждой дивизии и ее командире. На основе захваченных дневников и писем, а также показаний пленных в них рисовалась подробная картина настроений в 6-й армии. К донесению от 5 января 1943 года Шелюбский приложил дневник немецкого ефрейтора. Сам Шелюбский тоже разговаривал с московскими историками и при этом разъяснил свою оценку противника. Сражавшиеся против 62-й армии солдаты были почти сплошь «элитные войска», «кадровые части», состоявшие из «чистокровных арийцев», а не из румын или итальянцев — союзников немцев, которые, как по опыту знали советские военные, воевали хуже. До начала октября немецких солдат вела вперед надежда «взять Сталинград с налету». Одним из поворотных пунктов стала начатая 305-й пехотной дивизией массированная атака на заводской район города: «Настроение у этой дивизии было такое — гром победы раздавайся. Вступила она в бой приблизительно 14 октября. Через два-три дня она имела огромные потери. Эта дивизия была брошена против завода «Баррикады». После такого подъема, что тут все хорошо, Сталинград наш, когда их взяли, как полагается, в работу, они просто ничего не понимали, что тут происходит. Мы постарались, чтобы они поняли, и дали туда несколько листовок…» Мы видим, как Шелюбский анализирует настроения противника под стратегическим углом зрения и ищет возможность влиять на них.

Шелюбский рассказывал, как распространенный уже с октября 1942 года фатализм после окружения 6-й армии в ноябре зачастую выливался в настоящее отчаяние, пронизывающее письма и дневники немецких солдат. Он расценивал это как отражение недостаточной «моральной» устойчивости военнослужащих вермахта. При допросах пленных и чтении документов ему особенно бросались в глаза две вещи. Во-первых, многочисленные случаи мародерства и другие формы насилия, направленного против советского гражданского населения: «Грабеж местного населения настолько вошел в повседневный быт немецких солдат и офицеров, что военнопленные рассказывают об этом зачастую без всякого смущения». Во-вторых, жалобы немецких солдат на голод: «Тут еще надо отметить один момент, который, я считаю, сыграл громадную роль в моральном состоянии окруженного противника, — это питание. Немцы голодать не умеют. Наш русский солдат не только во время Отечественной войны, но во время Гражданской войны и во всех других войнах умел голодать. Немцы не умеют голодать: когда они воюют, они привыкли жрать как свиньи. Это можно доказать на ряде писем. Это как-то жутко, только о еде и говорят. Я десятки пленных допрашивал, мои работники допрашивали, и не случалось, чтобы какой- нибудь пленный не начал с еды. Кушать — на первом месте. Весь мозг заполнен жратвой. У них в последнее время было очень плохо. У них в последнее время доходило до ста грамм хлеба».

Шелюбский и другие политработники Красной армии читали письма и дневники немцев сквозь советскую идеологическую оптику; при этом они проецировали на высказывания противника собственные представления о солдате как о воине, движимом прежде всего силой своего духа. Воля к победе, по их мнению, была крепка, если она служила высоким целям, «борьбе против фашизма», «освобождению порабощенных народов». Армия, которая не ставила перед собой таких целей, а только захватывала, грабила и уничтожала, могла производить только моральных инвалидов. Тот факт, что Паулюс и другие взятые в плен немецкие генералы не могли назвать никаких высоких идейных целей, которыми они руководствовались, и заявляли, что они военными и политическими вопросами не занимаются, допрашивавшие их русские офицеры интерпретировали как слабость. Дисциплина в вермахте вызывала уважение у советской стороны; политически же, напротив, Красная армия казалась им гораздо более крепкой и устойчивой.

Из донесения Шелюбского дневник немецкого ефрейтора перекочевал в советские средства массовой информации. 25 января 1943 года краткие выдержки из него были прочитаны по советскому радио, днем позже они появились и в газете «Правда». В основном газета придерживалась текста Шелюбского, но уплотнила его, сведя все к рассказу о борьбе солдат вермахта за выживание, акцентируя распри между солдатами. В таком виде драма солдата, брошенного на произвол судьбы, уже не была видна: темой дневника оказывалось моральное разложение немецкой армии. В одном месте текст дневника, цитируемого в «Правде», был даже сфальсифицирован. Если в переводе Шелюбского ефрейтор говорит, что надеется уже только «на божье чудо», то газета меняет перспективу: «Я не вижу иного выхода из этого страшного ада, кроме плена».

№ 1
Из выступления командира Н-авиабригады полковника Н.П. Кретова на заседании актива Тамбовской областной партийной организации об участии в боевых действиях авиационных полков, базирующихся на Рассказовском и Моршанском аэродромных узлах
2 декабря 1942 г.

[…]*. Я приведу несколько примеров, что мое соединение, которое в мирное время налетывало в день 230 часов, теперь летает 5000-7000 часов. Если мы в мирное время делали посадок 500-600, то теперь мы имеем от 4000-6000 полетов.

Это, товарищи, говорит за то, что наш летный состав – командиры, инструкторы выполняют поставленную перед ними задачу, эти люди, которые обучают кадры, делают по 70-80 посадок, не вылезая из самолета. Это люди, которые отдают всю свою жизнь учебе кадров авиации для создания мощных авиационных кадров.

Я должен сказать, товарищи, что один из этих полков Рассказовского аэродромного узла, вылетая на фронт, имел в своем составе молодых ребят, что называется неоперившихся птенцов, 18-летних парней. Они ни разу не были в бою. Под командой капитана Жидкова встретил 18 «Юнкерсов», которые шли бомбить Мичуринск. Встретившись с ними, наши ребята вступили в бой, 12 «Юнкерсов» были сбиты, остальные рассеяны. (Аплодисменты).

Далее, полк того же Рассказовского аэродромного узла, где командиром Герой Советского Союза майор Чистяков, вылетал полк под командованием Суворова, этот полк шел на Сталинград и между Дубовкой и Пичугой встретил 20 штук «Юнкерс-88», как мы их называем «лапотники» в сопровождении 18 «Мессершмиттов», атаковал и разогнал этих «юнкерсов», 9 из них были сбиты и 12 «Мессершмиттов», а сами не имели ни одной потери. (Аплодисменты).

Я могу привести еще один пример Моршанского аэродромного узла. Полк под командованием майора Морозова шел на Калининский фронт, в районе города Калинина, куда стремились «Юнкерсы» в количестве 17 шт., чтобы бомбить город и станцию, встретился на дороге с ними и пошел в атаку со своими птенцами Морозов. В результате воздушного боя шесть «Юнкерсов» было сбито, наши потерь не имели.

Работа и подготовка военно-воздушных сил – исключительно тяжелое дело. Она сопряжена с большими трудностями, с трудностями чисто технического порядка и, главным образом, атмосферных условий. Конечно, молодые летчики для того, чтобы натренироваться летать в тяжелых атмосферных условиях, должны иметь соответствующую подготовку слепого полета. Это работа тяжелая и большая. В зимнее время это еще более осложняется тем, что бывают снежные бураны, заносы аэродромов и коммуникаций, т.е. дорог, подходящих к аэродрому, к бомбоубежищу и т.д., еще более затруднительно.

Мы в срок обязаны давать соответствующие полки, маршевые полки. Если мы их в срок не дадим по каким-нибудь причинам, объективного или субъективного порядка, мы срываем проведение намеченной операции.

Если мы в декабре должны дать 20 авиационных полков, то на эти полки рассчитывают наша Ставка, наш Генеральный штаб. Они должны кого-то поддерживать, действуя во взаимодействии с пехотой и др. Если эти полки не будут участвовать в воздушной операции, значит, они могут сорвать операцию своей части нанести урон противнику. Этим самым мы сорвем операцию, которая намечалась Генеральным штабом. А мы не имеем права нарушать планы Ставки.

Мы не имеем права недодать ни одного самолета, ни летчика. Наша задача заключается в том, чтобы в определенный срок это дать. Дать мы можем при вашей непосредственной поддержке. В чем заключается эта поддержка? Вы знаете, постановление ГКО, что в помощь нам, военно-воздушным силам дается население для расчистки наших аэродромов с таким расчетом, что если всю ночь несет жестокая метель, то этот аэродром должен быть расчищен.

Для этого нас ГКО, товарищ Сталин, наша партия и правительство обязывает с вами, чтобы мы это сделали. […]**.

Одним словом с этим делом обстоит исключительно плохо. Если вы, товарищи, все люди здесь понимающие, в чем здесь дело, то вы поймете, что вопрос подготовки летчиков в современных условиях исключительный. Если раньше готовили за год, то мы сейчас готовим за месяц, отсюда вы понимаете какое напряжение.

Я думаю и надеюсь, что партийный актив в этом деле мне окажет большую помощь, и наши маршевые полки, наши сталинские соколы будут своевременно подготовлены и не один раз еще покажут свою боеспособность и еще выше поднимут знамя Ленина-Сталина и понесут по воздуху к великой нашей победе. (Аплодисменты).

ГАСПИТО. Ф. П-1045. Оп. 1. Д. 2508. Л. 22-23 об. Стенограмма.

* Опущена вступительная часть о роли и значении ВВС в военных действиях.
** То же информация о привлечении рабочей силы и транспорта для расчистки аэродромов от снега.

№ 2
Воспоминания Е.Т. Глазковой о муже гвардии генерал-майоре В.А. Глазкове
17 декабря 1973 г.

Родился в 1901 году, в селе Вердеревщино, Бондарского р-на, Тамбовской области в семье крестьянина - бедняка. Родители - отец Андрей Степанович, мать - Матрена Макаровна, до Октябрьской Революции занимались сельским хозяйством.

За этими скупыми строками, взятыми из автобиографии генерала - майора Глазкова В.А., стоит трудное, полное лишений, детство.

В семье Глазковых, кроме Василия, было еще 4 сына: Иван, Яков, Павел и Алексей и одна дочь Анастасия. Семья не голодала, но жила очень скромно. С семи лет Василия отдали в четырехклассную школу в селе Вердеревщино. Учился Василий хорошо, учителя отмечали в нем необыкновенное стремление к знаниям, надеялись, что он будет учиться дальше. Но в год окончания школы умер отец Василия. Время было трудное для семьи. Василий, будучи еще мальчиком начал работать рассыльным. «В детстве, - вспоминала его сестра Анастасия, - Василий был смелым, бесстрашным. Он летел с горы на лыжах, на льдине или на обледенелом лукошке с невероятной быстротой. Рос Василий крепким, смышленым. Не зря его потом называли «богатырем». Он был хорошим, общительным, справедливым товарищем».

В селе Вердеревщино, где жил Василий, разбойничала банда Антонова. От руки антоновских бандитов погиб старший брат Иван. Рос и мужал Василий, росла любовь к народу и ненависть к угнетателям. Молодым пареньком добровольно в 1918 году ушел с оружием в руках защищать молодую Советскую власть. Он прошел по многим фронтам Гражданской войны. После разгрома интервентов остался в рядах Красной Армии. Сначала он командовал отделением. Учился, окончил военное училище, стал кадровым командиром. Командовал взводом.

Это был настойчивый, упорный в достижении поставленной цели человек. Он был требовательный к себе и ко всем окружающим. Василий Андреевич заочно окончил школу-десятилетку. Много читал, изучал марксистско-ленинскую теорию. Скромный, дисциплинированный, волевой и мужественный человек, он становится хорошим воспитателем воинов. Он руководил школой младших командиров. После обучения парашютному делу, его назначили командиром авиадесантной бригады. Он стал знатным парашютистом Краснознаменной Дальневосточной Армии.

Василий Андреевич был заботливым отцом для своих воинов. Особенно внимательно он относился к новичкам. Перед прыжками с парашютом, он требовал внимательной проверки парашютов. Сам непосредственно принимал участие в прыжках. На счету у него были сотни прыжков. Василий Андреевич добросовестно относился к своей работе. Он понимал всю ответственность, которая ложилась на его плечи, ответственность перед страной, советскими людьми в охране Советской границы. Часто в глухую ночь он ходил проверять посты. «Это не шутка, а дальневосточная граница. Нам доверили ее охранять зорко». Любили его солдаты за личную храбрость, за отеческую заботу, за принципиальность.

Василий Андреевич был любящим отцом и мужем. Он очень любил играть с дочерью. Ему приходилось много заниматься, часами просиживал в своем кабинете, готовился поступать в военную академию, но стоило появиться Кларе, как он прекращал работу. Тяжело переживал Василий Андреевич смерть сначала одной дочери, а затем и второй. Учиться в академии - мечта не осуществилась. 3 мая 1941 года Глазков В.А. вместе с другими командирами направляется на секретное задание. 22 июня 1941 года началась Отечественная война.

И только спустя шесть месяцев я получила первое долгожданное письмо. А за это время Василий Андреевич не раз смотрел смерти в глаза. С боями он вывел из окружения 200 человек, это было под Харьковом.

Потом назначение командиром 8-го воздушно-десантного корпуса и Сталинградский фронт. Письма с фронта были редко. Сохранилось несколько писем. Вот одно из них: «Был на фронте, сейчас получил новое назначение, скоро поеду добивать фашистских людоедов. Будем бить в десять, в сто раз сильнее, чем били до сих пор. Победа будет за нами, враг будет разбит».

В. Глазков 19-12-1941.

В другом письме сообщал: «Мне присвоено звание генерал-майора. Это звание накладывает еще большую ответственность за порученное дело»…

Василий Андреевич был коммунист, мужественный патриот, он горячо любил свой народ, свою Родину.

Е.Т. Глазкова

ГАСПИТО. Ф. Р-9294. Оп. 1. Д. 4. Л. 1-4 об. Автограф.

№ 3
Воспоминания лейтенанта медицинской службы 35-й гвардейской стрелковой дивизии Л. Проворовой (Хмельницкой) о генерал-майоре В.А. Глазкове
Март 1977 г.

В начале февраля 1942 года я, в звании военфельдшера, приехала из отдела кадров Воздушно-десантных войск продолжать службу в 8-м воздушно-десантном корпусе, которым командовал генерал-майор Глазков Василий Андреевич. Корпус дислоцировался под Москвой.

Я являла из себя неказистого солдата, небольшого роста, с мальчишеской стрижкой, в брюках и гимнастерке и больших кирзовых мужских сапогах.

После доклада адъютанта генералу, меня пригласили войти. Я вошла в кабинет. За столом сидел уже немолодой человек, с усталым лицом и мне показалось, что он очень пристально и сурово смотрит на меня. Я вначале немножко оробела - как никак, а к генералу я попала впервые в жизни, затем, собравшись с духом, поднесла руку к головному убору и писклявым голосом доложила: «Товарищ генерал! Военфельдшер Хмельницкая прибыла в Ваше распоряжение для прохождения службы». Генерал отложил в сторону бумаги и снова осмотрел меня, как мне показалось еще с большим вниманием, и спросил: «Военфельдшер, а сколько Вы весите?». Вот тут я испугалась не на шутку, и мозг, как выстрел пронзил, «не возьмут», и я сказала неправду - 48 килограммов (на самом деле мой вес был 42 кг.).

Генерал улыбнулся, чуть-чуть смерив меня взглядом, переспросил - «Что вместе с сапогами?» (сапоги у меня были мужские 42 размера, хотя я носила обувь 34-35 размера).

Затем последовал вопрос, прыгала ли я с парашютом, почему я хочу служить именно в десантных войсках?

Я ответила, что с парашютом не прыгала, но буду, обязательно буду прыгать. Видимо все это я говорила очень горячо и по-юношески убедительно, что генерал поверил мне и сказал: «Идите».

Через несколько минут адъютант вынес мне предписание, в котором я направлялась на службу в 18-ю воздушно-десантную бригаду.

Располагалась она в 3-х километрах от штаба корпуса. Я не стала ждать электричку и отправилась в бригаду пешком по рельсам.

Вечером я была на докладе у командира бригады подполковника Герасимова.

Выслушав мой доклад, комбриг сказал, что начальника сан. службы бригады сейчас нет, и он будет только завтра, а вопрос моей службы надо решать с ним. Приказал поселить меня в казарму и обеспечить питанием.

Рано утром следующего дня я была снова в штабе бригады. Видела, как к командиру бригады пришел небольшого роста военврач II ранга, но он плохо прикрыл дверь кабинета, и я была невольной свидетельницей их разговора. Военврач 2 ранга (а это как раз был начальник сан. службы бригады - Орел) горячо доказывал комбригу, что он привез из Москвы из санитарного управления двух крепких сильных парней фельдшеров, что им ни к чему девчонка, да еще такая маленькая, там и силенок-то нету, да и вообще, зачем нам женщины.

Услышав это, я не удержалась и со слезами вбежала в кабинет и начала что-то доказывать. Но увы! Последовала команда: «Военфельдшер, кругом марш», а через несколько минут мне вынесли командировочное предписание с резолюцией ком. бригады: «Откомандировать!». Я убежала за угол, хорошенько поплакала и снова пешком отправилась в штаб корпуса.

Долго я просила адъютанта доложить генералу о себе. И когда я перешагнула порог кабинета, то чуть не упала, в кабинете генерала было несколько человек и все высокие чины.

С горем пополам я доложила генералу, что меня откомандировали обратно только потому, что я женщина.

Тогда генерал-майор обратился к своему заместителю полковнику Дубянскому со словами: «Что это там за женоненавистники! Пишите им, что я приказываю военфельдшера Хмельницкую назначить фельдшером батальона».

Полковник Дубянский с удивлением спросил: «А где же женщина?», и генерал звонко рассмеялся, посмотрел на меня глазами отца и сказал: «Да вот же она Хмельницкая».

Дубянский спарировал генералу: «Товарищ генерал, так это же пацан, а не женщина». Это была моя первая встреча с генералом Глазковым.

Его приказ был выполнен, и я начала службу в 18-й десантной бригаде фельдшером 3-го батальона. Служба была очень трудная, меня отягощало то, что меня не хотели, но шло время, бригада активно готовилась к боям в тылу врага. Десантников готовить не просто, началась подготовка к прыжкам.

В начале марта меня неожиданно вызвал командир батальона. Диалог со мной был таков: «Военфельдшер, Вы готовы прыгать на показательных прыжках батальона. Прыгать буду я, комиссар и Вы!?» «Так точно», - ответила я, - готова». На меня одели парашют. Для верности я несколько раз потренировалась держать кольцо. Посадили в самолет, и мы прыгнули в установленном месте.

Во время раскрытия парашюта (вследствие так называемого динамического удара) у меня с левой ноги слетел сапог, ветром меня отнесло далеко от площадки приземления и я приземлилась километрах в 5-6 на снег без сапога.

Отстегнув парашют, я в него завернула ногу и стала ждать солдат из команды на площадке приземления.

Вскоре действительно показалась легковая машина, и к моему удивлению из машины вышел генерал-майор Глазков. Я, конечно, встала по стойке смирно и «храбро» доложила, что военфельдшер Хмельницкая совершила первый ознакомительный прыжок.

Генерал нахмурил брови, пригласил командира батальона, вычитал его, как положено по-военному, и дал приказ, чтобы до утра были сшиты сапоги и обязательно по размеру. «Так прыгая, можно и без ног остаться» - добавил генерал.

Это была моя вторая встреча с генералом.

Строгий и требовательный был наш генерал, по-человечески прост и заботлив - таков он остался в памяти живых.

На другой день я щеголяла в маленьких и необыкновенно красивых, как мне показалось, сапожках.

Третья встреча с генералом В.А. Глазковым была у меня весной 1942 года. Бригада ускоренными темпами осваивала новую технику. Занятия проходили днем и ночью. Готовились к боям. Личный состав горел желанием, как можно скорее встретиться с ненавистным врагом. Рапортами об отправке на фронт осаждали командование солдаты и офицеры. «Рабочий день» солдата был таков: марши, стрельбы, броски, учения в любое время суток и в любую погоду.

Офицерский состав батальона отрабатывал приемы стрельбы из нового оружия. Я по своей должности дежурила на стрельбище. То ли была плохая погода, то ли другие причины, но стреляли, в общем, неважно. Появился на стрельбище и генерал Глазков.

Командир батальона построил командиров, доложил генералу. Последний, окинув взглядом строй, остановился на мне и строго спросил комбата: «Почему не все в строю?!» Командир батальона ответил, что это фельдшер, и она дежурит на стрельбище.

Последовал ответ генерала: «Ведь ей тоже придется воевать, и она должна учиться стрелять, как все». Я пристроилась на левом фланге. Все были в недоумении, а командир батальона побледнел: ведь никто не знал, умела ли я стрелять и держала ли в руках оружие.

Но приказ есть приказ. И на сей раз, счастье улыбнулось мне и доказать, что равноценный командир в батальоне. Все упражнения, которые отрабатывались, я выполнила с оценкой «отлично».

Генерал спросил меня, смогу ли я из личного пистолета выбить три десятки, что я незамедлительно и сделала.

После стрельб личного состава командир батальона построил весь состав, генерал сделал разбор, объявил мне благодарность, поблагодарил за службу и подарил мне за отличную стрельбу маленький пистолет (в армии его называли Коровинским).

Летом 1942 года немецко-фашистские захватчики развернули наступление на Кавказ и Сталинград. Положение на франтах было отчаянное. Фронту нужны были резервы, чтобы остановить врага.

В срочном порядке три воздушно-десантные бригады были переформированы в пехотные подразделения. Моя бригада стала 101-м полком, а 8-й корпус стал 35-й стр. дивизией.

Учитывая особые заслуги десантников в борьбе против немецко-фашистских захватчиков, воздушно-десантные войска были преобразованы в «Гвардейские».

После переформирования наших бригад в полки, а корпуса в 3ю дивизию ее полки и вся дивизия были преобразованы в гвардейские.

В августе месяце 1942 года 35-я гв. стр. дивизия была на Сталинградском фронте и с хода вступила в бой.

Характеристику боевых действий под Сталинградом дает Евг. Долматовский в своей книге «Автографы победы».

«Мне приходилось бывать в этой дивизии в те времена, и я хорошо помню, из каких людей она комплектовалась. Это были парни воздушно- десантных бригад, не раз участвовавшие в самых отчаянных операциях в тылу противника и на сложнейших участках фронта. На их гимнастерках с голубыми петлицами мы впервые увидели гвардейские знаки. Нормой в 35-й гвардейской, укомплектованной десантниками, было бесстрашие, бесшабашность, прямота. Я думаю, что о них мало написано книг только потому, что эти парни пошли на самый жестокий участок, и заслонили собой Сталинград, и мало осталось в живых тех, кто мог бы написать книги».

23 августа – дата, запомнившаяся всем участникам Великой битвы и вошедшая во все исторические труды, мемуары и справочники.

Не успев развернуться, застигнутая на марше дивизия преградила путь врагу и атаковала вражескую группировку, прорвавшуюся к Сталинграду. Это был неравный и кровавый бой страшной силы, и немцы к городу не прошли».

Во время этих боев состоялась моя четвертая встреча с генералом. Дивизия вела бой в районе Верхней Ельшанки. Это был сущий ад. Невдалеке от КП дивизии расположилась 44-я отдельная рота связи, где я была фельдшером. Под вечер в район расположения сборного пункта раненых, измученный, с впалыми от бессонницы глазами, небритый, подошел генерал Глазков и попросил что-нибудь от головной боли.

Когда я ему протянула порошок, он горько улыбнулся и сказал: «Что, солдат, воюешь?». Я ответила: «Да, воюю».

Через несколько часов генерал Глазков погиб.

Пятая встреча с генералом Глазковым произошла 30 лет спустя, в дни празднования 30-летия Победы. Эта встреча была в парке г. Сталинграда, где покоится прах В.А. Глазкова.
Шесть оставшихся в живых воинов бывшего 101-го гв. стрелкового полка в скорбном молчании склонили головы над могилой своего командира, человека с чистой душой и большим сердцем, коммуниста, генерала В.А. Глазкова.

Ветеран 35-й гв. стрелковой дивизии,
бывший гв. лейтенант м/с
Любовь Хмельницкая-Проворова

ГАСПИТО. Ф. Р-9294. Оп. 1. Д. 5. Л. 2-8. Подлинник.

№ 4
Из воспоминаний полковника запаса Г.К. Мухальченко
1978 г.

[…]*. В конце концов наша рота почти в полном составе стала 1-ой ротой 38-го отдельного гвардейского саперного батальона 35-й г.с.д. Соответственно произошли и изменения в наименовании наших бригад в стрелковые полки: 100-й, 101-й и 102-й.

Через несколько дней, в конце июля месяца, нас погрузили в эшелон, мы направились в путь, куда едем - не знали. Когда проехали ст. Грязи, поехали на юг. Все сразу же поняли, что мы едем или на Кавказский фронт или же на Сталинградский. По пути мы несколько раз подвергались обстрелу фашистских самолетов. Бомбежка была один раз ночью, правда, без особых последствий.

Не доезжая до Сталинграда, в нашем эшелоне загорелась автомашина, которая стояла на платформе, мы ее сбросили под откос, машина была легковая, кажется, "М-1".

Выгружались мы на ст. Бекетовка, выгрузка производилась под вечер. После выгрузки мы отошли от станции приблизительно на километр. Это было в районе кладбища.

Почти всю ночь мы лежали, все пытались уснуть, но не могли. Мимо нас проходили раненые, и каждый из нас пытался уяснить положение на фронте. Кое-кто из раненых говорил правду, кое-кто добавлял от себя, а у кое-кого даже было паническое настроение.

Для меня и моих товарищей было одно ясно: немец прет, и прет крепко, и нам придется с ним сражаться насмерть. Этой ночью был небольшой налет разведывательной авиации, были сброшены "фонари" и небольшой обстрел.

На рассвете нас построили, и мы тронулись в путь, куда пошли - я не помню названия, но двигались на юго-запад, так как после обеда остановились на пригорке, в посадке, и нам приказали окопаться, я помню, что солнце заходило справа и чуть впереди. Сейчас я знаю, что мы окопались в районе р. Червленная. Дни стояли очень жаркие, воды достать было трудно, мы наливали фляги дважды из ручья в балке.

На второй день или на третий, точно не помню, нам приказали построиться и шагом марш, шли мы в основном ночью, причем почти на север и вышли на ст. Котлубань.

Вокруг ст. Котлубань фронтом на северо-запад расположились части дивизии, а где точно кто, я не помню (да и не знал), просто интересовались, есть ли кто впереди или нет, и есть ли соседи справа и слева. Наш батальон получил задачу на минирование высоты на северо-запад от ст. Котлубань, где расположился один из наших стрелковых батальонов.

Наш взвод, в том числе и я, заминировали дорогу и скаты высот, а также и другие места, лощины. Когда начался бой, мы заканчивали минирование и вышли к своей роте. После первой или второй, или третьей атаки немцев, которые были отбиты, нам дали задачу заминировать слева и справа лощины между высотой и станцией Котлубань.

В это время был ранен Рубен Ибаррури - сын Долорес Ибаррури. Я помню, что его погрузили на телегу и отправили на ст. Котлубань.

Одновременно с атаками пехоты и танков, станция была подвергнута бомбардировке с воздуха большим количеством самолетов, причем одни улетали, а другие начинали бомбежку. Очень много товарищей - боевых друзей было потеряно в этот день (погибли Досичев А., Гайденко Н., и др.).

С наступлением вечера бои затихли, самолеты не бомбили, наступила непривычная тишина. Мы поужинали и только хотели приспособиться отдохнуть, как команда поступила построиться.

При построении нам сказали, что мы будем прорывать дорогу, на которой остановились немецкие танки с пехотой, запретили курить и проверили каждый, чтобы не было шума и звона оружия.

При прорыве мы были во втором эшелоне, т.е. шли вместе со штабом дивизии. Коридор прорыва был солидный, метров 300-400, на дороге горели танки, автомашины, бронетранспортеры, была беспрерывная стрельба на флангах и вспышки осветительных ракет.

К рассвету мы вышли на р. Россошку, штаб дивизии сначала расположился в деревне, а затем перешел на высоту, что восточнее реки метров 800-1000, за двумя ветряными мельницами. Наши роты расположились на скатах высоты фронта к реке, как бы составляли 2-ю линию обороны, одновременно охрану штаба дивизии (КП).

При марше со ст. Котлубань на М. и Б. Россошки у нас в батальоне произошли большие потери, то ли погибли в ночном бою, то ли пропали без вести, не знаю, но с нашего взвода осталось половина.

Ночью мы ходили за реку в боевые порядки наших полков и производили минирование предполья, дорог, снимали охранение, вместе с разведчиками брали "языков", и, как ни странно, считали убитых немецких солдат по снятым ремням с убитых фашистов. Причем часто происходили перестрелки, а порой и ночной бой разведчиков.

Днем шли жестокие бои наших полков с наступающим противником. Мы занимали фронт по р. Россошке и деревням Малая и Большая Россошки приблизительно 8 дней, т.е. 8 дней и ночей мы не сделали ни шагу назад, пока не было приказа о смене позиций.

Во время этих боев один солдат нашей дивизии из ружья ПРТ** подбил немецкий самолет «Юнкерс-87», двухмоторный бомбардировщик. После этого началась массовая охота за самолетами противника из всех видов оружия. В числе «охотников» был и я, в результате этой «охоты» один из Ю-88 сбросил на мой окоп бомбу в 0,5 метрах, и я по случайности остался жив, но был контужен.

Приблизительно часа в 4 утра, когда мы вместе с нашим командиром отделения ст. сержантом Удаловым, возвратились с минирования, мы увидели сборы батальона и узнали, что есть приказ отойти по балке, а затем по открытому полю в направлении на ст. Воропаново. Во время отхода нас в течение всего дня бомбили самолеты, и обстреливала артиллерия противника, как потом стало нам известно, части соседних с нами дивизий, после кровопролитных боев, потеряли почти весь личный состав, и фашисты по трупам наших бойцов обошли нашу дивизию с флангов.

Что творилось при отходе, трудно передать. Усталые солдаты, охрипшие командиры, все в пыли, в дыму, сто метров бегом, сто метров ползком. Обезумевшие лошади, беспрерывные бомбежки, обстрелы, стоны раненых, трупы убитых, это был не отход, а избиение в дневное время безнаказанно солдат. Мы порой открывали огонь по самолетам из винтовок и автоматов, но особых результатов не было.

Тогда мы думали, что это все вредительство. Сейчас, зная обстановку, мнение мое изменилось. Да, это было единственно правильное решение на отход, чтобы не потерять всех солдат совсем.

И, несмотря на все это, мы к вечеру, усталые и измотанные, вышли по оврагам к станции Воропаново расположились во дворе церкви, где вместе с разведчиками поужинали: нам дали колбасы, хлеба, консервы и по 100 граммов водки.

Ночь прошла сравнительно спокойно, летали самолеты и наши «кукурузники» и немецкие ночные охотники-разведчики, которые сбрасывали осветительные ракеты, а затем бомбили и вели обстрел по площадям.

К утру мы заняли оборону по западной окраине д. Ельшанка, по арбузному полю. С утра началось все сначала: обстрел, бомбежка ст. Воропаново, изредка попадало и нам, но к часам 9-10 утра мы хорошо окопались, вырыли себе одиночные окопы на полную глубину так, что особых потерь мы не имели.

Как только мы начали соединять окопы траншей, поступила команда выйти на восточную, чуть южнее, окраину, на высоту и оборудовать НП командира дивизии. К вечеру мы отрыли две землянки и НП - открытый котлован, где была установлена стереотруба.

За ночь мы оборудовали еще несколько землянок, а также сделали хода сообщения между НП и блиндажами. Днем мы видели на западной окраине станции движения танков, которые двигались в сторону города, а также слышно было, как восточнее станции шли тяжелые бои. Как потом мы узнали, в районе переезда через ж.д. в сторону города было подбито более 10 танков и этим боем руководил политрук роты Герасимов Иннокентий Петрович, которому за мужество и отвагу, а также личное участие в уничтожении танков фашистских захватчиков, было первому в дивизии присвоено звание Героя Советского Союза.

Во время боев командир дивизии генерал-майор Глазков В.А. все время находился на НП дивизии. Мы, саперы и разведчики, охраняли НП и штаб дивизии КП, который находился метрах в 500-700 от НП восточнее.

7 сентября 1941 года при переходе из НП на КП дивизии генерал Глазков В.А. был ранен в ногу, ему сделали перевязку, и он продолжал руководить боем дивизии. Общую обстановку я не знал и боюсь судить о боевых действиях наших полков, знал и видел, как сражались насмерть наши гвардейцы, и противник продвигался только по трупам защитников города Сталинграда.

8 сентября для дивизии были самые тяжелые часы: полки дивизии в результате кровопролитных боев были обескровлены, людей осталось в ротах до 20 человек, а в отдельных и того меньше.

Противник не прекращал атаки на нашу оборону, солдаты и офицеры, сержанты и политработники показывали образцы мужества и героизма, легкораненые оставались в строю и сражались не на жизнь, а насмерть, противник трупами устилал поле боя, но атак не прекращал, атаки постоянно поддерживала авиация, танки и артобстрелы. Во время одного артобстрела, при переходе из НП в этот день - 8 сентября - был ранен в область поясницы командир дивизии генерал Глазков В.А. Ему помогли добраться до КП дивизии, до землянки, где медработник л-т м/с Проворова Галина сделала ему перевязку, подошедший врач капитан м.с. (фамилию не помню) сказал, что командира надо эвакуировать в госпиталь.

Была дана команда, чтобы под прикрытием лесопосадки подошла легковая автомашина «М-1» черного цвета. По прибытии машины генералу помогли сесть на заднее сиденье автомашины. Когда генерал был в машине, в это время начался артобстрел с минометов «Ванюши», и одна из мин попала в заднюю часть машины (в крышу машины), некоторые утверждают, что был налет авиации и в машину попала авиабомба, я категорически утверждаю, что в это время налета авиации не было. Автоматчики противника были от КП дивизии на расстоянии 200-260 метров.

От разорвавшейся мины генерал был ранен осколками в голову, в тыльную часть, в затылок. Машина загорелась, водитель был ранен. Нам 8 солдатам (саперам, связистам и разведчикам, мы все были в траншее и вели бой с автоматчиками, находились в 15-20 метрах от машины) приказали вынести генерала из машины и отнести в тыл. При освобождении генерала из машины и переноске его в траншею, у нас было ранено и вышло из строя 4 человека. Нам дали еще 4-х человек. Затем на плащпалатке, вдоль лесопосадки, мы начали выносить тело командира, причем, когда выносили, то было ранено еще 4 человека. Сначала мы ползли, так как автоматчики были в 200-300 метрах, четыре человека тащили плащпалатку с командиром, четыре отстреливались. Со мною, помню, был тов. Фелендук и ст. сержант Удалов, который был также ранен. Затем, когда пересекли балку и скрылись за бугром, мы его несли, согнувшись.

Через некоторое время мы вышли в расположение артиллерийских позиций 10-й дивизии МВД Сталинградской области, которые дали нам автомашину, на ней мы повезли тело генерала к переправе. По дороге нас дважды бомбили самолеты противника, но благодаря искусству водителя, в нас не попали, кто-то из солдат был легко ранен.

Так как с-т Удалов был ранен в обе руки, я стал старшим этой команды. Он сказал: «Ну давай, Гриша, действуй». Приехал к переправе, машина встала в ряд с другими автомашинами. Я слез с машины и пошел вдоль улицы к переправе, по дороге я встретил ехавшего на мотоцикле с коляской майора, которому доложил о нашей машине. Майор посмотрел документы, которые были у меня, посадил меня на мотоцикл, и мы поехали к нашей машине.

Подъехав к машине, он приказал раскрыть плащпалатку и посмотрел на петлицы генерала, после приказал водителю ехать за ним к переправе. Мы подъехали к переправе, на пароме было уже 4 машины, нас погрузили, и мы поехали на левый берег, паром подымал 6 машин.

После выгрузки мы направлялись в штаб тыла 62-й армии. Прибыв в штаб, я доложил одному из офицеров, который провел меня к начальнику штаба, где я доложил о гибели генерала, а также подробности его гибели и все, что знал об обстановке на поле боя наших гвардейцев, одновременно отдал ему документы генерала: удостоверение личности, еще какие-то документы и деньги - около 5000 руб. - это все генерал приказал одному из находящихся здесь офицеров забрать и куда-то отнести.

Генерал приказал также сделать гроб, выставить Почетный караул из офицеров (4 чел.), нас накормить и отвести место для отдыха. Поужинав, мы пошли к генералу и попросили разрешения включить нас в состав караула, чтобы мы от всего личного состава дивизии отдали последний долг своему командиру. Генерал разрешил. Мы всю ночь, посменно с офицерами караула, несли караул у гроба командира дивизии.
Приблизительно часов в 10-11 дня 9 сентября 1941 года, после краткой речи генерала, под звуки ружейного салюта, мы опустили гроб с телом генерала в могилу. Похоронен он был между 2-х дубов, недалеко от офицерской столовой. После этого нам приказали ехать в тылы дивизии. Мне выдали справку о сдаче документов генерала и о его захоронении.

Прибыв в тылы дивизии, мы доложили кому-то из офицеров и нам сказали, что нас направят учиться на сержантов. Ночью, посоветовавшись между собой, мы решили уехать в Сталинград. На рассвете на этой же машине мы приехали на переправу, я показал документы, и нас 6 человек переправили через Волгу. Шоферу написали записку, чтобы он передал командиру роты, в ней мы написали, что пока дивизия в боях, мы будем вместе со всеми, а учиться будем после боя.

Прибыв в штаб дивизии, а он располагался в районе элеватора, возле трубы через железную дорогу, под горой у реки, я сдал документы и пошел в свою роту - штаб батальона.

Затем принимал участие в обороне элеватора, потом его оборону передали морякам, ходил под руководством комиссара дивизии полковника Лисичкина Е. и полковника Дубянского (бывшего начальника штаба, а после гибели командира дивизии - ее командиром).

По приказу полковника Лисичкина, через дивизионного инженера, вместе с рядовыми Звонаревым и Метелевым уворовал лодку, Звонарев был ранен, а затем, когда мы ее перегоняли по Волге от немцев, был ранен Метелев. После этого, переоборудовав ее для перевозки раненых, я вместе с писарем батальона Дайнеко переправили на остров 20 человек раненых наших солдат и командиров, обратно привезли питание для радиостанции.

После этого, при причаливании к берегу, в районе дамбы над берегом, лодку нам разбило, и мы возвратились в штаб дивизии, который располагался в штольне, возле церкви, у реки Царица. Участвовали в минировании и разминировании, а также отбивал атаки фашистов.

Как-то в церкви мы варили обед из концентратов, а в это время наши «Илы» шли на бомбежку, и у одного из самолетов оторвалась авиабомба, которая попала в церковь, но не взорвалась, это было наше военное счастье.

Затем штаб дивизии перешел на берег Волги, где впадает река Царица, мы продолжали вести оборону и выполняли "работу" от стрелка до сапера, то есть делали, что прикажут.

Помню, и это подтвердил при посещении его в госпитале полковник Шнайдер, НШ дивизии, что мы переправлялись на железном понтоне 28 сентября и последним, в числе других, был он.

Батальон переправил 247 человек на левый берег р. Волги из состава нашей дивизии. После переправы мы собрались на левом берегу Волги выше города Сталинграда, где 2-3 дня приводили себя и оружие в порядок, а затем был марш на ст. Ленинская, где и погрузились в эшелон и направились в г. Данилов Ярославской обл.

За бой в Сталинграде я был награжден медалью "За отвагу" и "За оборону Сталинграда". […]***.

Бывший солдат-старшина 1-[й] роты
38-[го] отдельного гвардейского
саперного батальона 35-[й] гв. стр. дивизии
полковник запаса Мухальченко Г.К.

ГАСПИТО. Ф. Р-9055. Оп. 1. Д. 67. Л. 4-10. Подлинник.
___________________________________
* Опущены воспоминания об обучении и службе в отдельной минно-подрывной роте 17-й воздушно-десантной бригады 8-го воздушно-десантного корпуса.
** Так в документе. Следует читать – ПТР.
*** Опущены воспоминания о дальнейшей военной службе.

№ 5
Из воспоминаний В.П. Баранова о формировании на территории Тамбовской области 2-ой гвардейской армии «Под гвардейскими знаменами»
5 мая 1978 г.

Осенью 1942 года согласно директиве Ставки Верховного Главнокомандования на Тамбовщине формировалась 2-я гвардейская армия - крупное оперативное объединение, предназначавшееся для решения особых боевых задач.

Ноябрь 1942 года… Под звуки оркестра уходили из города курсанты-добровольцы Тамбовского пулеметного училища, среди них рассказовцы Лев Пучков, Василий Каретников, Александр Безгин, Степан Никулин и другие отличники боевой и политической подготовки.

И вот мы - бойцы 2-ой гвардейской армии. Тамбовские леса и степи превратились в огромный полигон, на котором отрабатывалось воинское мастерство будущих фронтовиков. Нам - по 18-19 лет, и поэтому мы с особым уважением смотрели на воинов-ветеранов, которые уже не раз побывали в жесточайших схватках с врагом, старались перенять их боевой опыт.

Мы учились действовать в любое время суток, в любую погоду. Особое внимание уделялось подготовке пулеметчиков, минометчиков, наводчиков орудий, стрелков из противотанковых ружей, автоматчиков.

Ежедневно проводились пешие марш-броски с полной выкладкой на расстояние 15-20 километров. Учеба продолжалась 11-12 часов в сутки, почти около половины этого времени обычно отводилось на подготовку к ведению боя в ночное время. Не знали мы, что подготовка шла в условиях, приближенных к тем, в которых нам пришлось воевать. Даже сильные снегопады и метели не могли остановить темпов подготовки. В частях велась активная политическая подготовка. Хорошо помню комсомольскую конференцию, которая проходила в здании, ныне занимаемой средней школой № 6. В зале сидели молодые люди, одетые в форму моряков, курсантов авиационных, танковых, пехотных и других училищ. В гвардейскую часть только что прибыло новое пополнение. На конференции горячо обсуждался вопрос о необходимости овладения боевым мастерством в кратчайший срок. Все чувствовали, что до отправления на фронт оставались считанные дни. Об этом было нетрудно догадаться по сводкам "Совинформбюро". Положение на фронте становилось все более напряженным. Дни и ночи гремели бои между Волгой и Доном. На небольшом пространстве фашисты сосредоточили 5-ю часть всех пехотных и треть танковых сил. В направлении на Сталинград было брошено пятьдесят отборных фашистских дивизий. Именно сюда на выручку защитникам Сталинграда хотелось попасть и нам. Здесь теперь решалась судьба Родины.

И вот долгожданный час настал. В начале декабря 1942 года эшелонами мы отправлялись на фронт со станции Платоновка...

12 декабря немецко-фашистское командование бросило в наступление крупные силы из района Котельниково вдоль железной дороги Тихорецк-Сталинград с целью прорваться к замкнутой в кольце окружения многотысячной группировке Паулюса. По плану фашистского командования танковые соединения должны были молниеносно форсировать реку Аксай, стремительно преодолеть обороняемый измотанным в боях небольшим количеством советских бойцов рубеж реки Мышкова и в районе Ерико-Крепинского встретиться с войсками специально созданной Паулюсом группой прорыва.

Положение было как никогда опасным. Именно сюда, к берегам малоизвестной степной речушки, и подошли соединения нашей 2-ой гвардейской армии.

Навстречу колючему ветру, по глубокому снегу, по сплошному бездорожью шли танки, артиллерия и пехота. Морозные ночи сменялись слякотью дневных оттепелей. Наши валенки и шинели, промокшие за день, к вечеру промерзали, затрудняли движение. На привалах не было ни теплого крова, ни просто затишья, где было бы можно укрыться. Все окрестные села были разрушены и выжжены фашистами…

Но мы упорно шли вперед, преодолевая по 40-50 километров в сутки. Выучка, полученная гвардейцами в дни учений на тамбовской земле, теперь пригодилась. Впереди слышались глухие раскаты орудийной канонады. Над нами беспрерывно висела немецкая авиация. Приближалась линия фронта.

Как писал впоследствии фашистский фельдмаршал Манштейн, армейская группа "ГОТ" была наиболее близка к достижению поставленной перед ней цели 19 декабря 1942 года, когда расстояние до первой полосы обороны окруженной армии Паулюса сократилось до 35-40 километров. Именно в этот день немецко-фашистским войскам удалось ценой огромных потерь захватить хутор Верхне-Кумский и прорваться к реке Мышкова, но они встретили здесь стойкое сопротивление советских войск. Это были соединения 2-ой гвардейской армии, которые буквально на несколько часов упредили противника с выходом к степной речушке, вошедшей впоследствии в историю.

Героическими усилиями 2-ой гвардейской армии план деблокады окруженных войск под Сталинградом со стороны Котельниково был сорван.

В 8 часов утра 24 декабря 1942 года 2-я гвардейская армия начала свое первое наступление. Противник цеплялся за каждый рубеж. Особенно отчаянно сопротивлялись фашисты в районе Верхне-Кумского и Васильевки. Дело дошло до ожесточенного рукопашного боя. На улицах, в домах и подвалах освобожденного поселка осталось более 500 вражеских трупов, 20 врытых в землю танков и другая боевая техника.

На направлении главного удара успешно вела наступление 24-я гвардейская дивизия генерала П.К. Кошевого, входившая в состав 2-ой гвардейской армии, в которой стойко сражались бывшие курсанты тамбовских военных училищ. Гвардейцами был захвачен хорошо укрепленный вражеский узел обороны - хутор Верхне-Кумский. Это создало благоприятные условия для ввода в бой главных сил, которые широким потоком устремились во фланг отступающего противника. Расстояние между Сталинградским котлом и Котельниковской группировкой противника резко увеличилось.

Сбитые с позиций на реке Мышкова, фашисты спешно отходили к речке Аксай. По этому поводу впоследствии в своей книге «Утерянные победы» Манштейн вынужден был, сокрушаясь, писать: «Итак, теперь и на фронте восточнее реки Дон пробил час, когда инициатива перешла в руки противника…» Даже враги наши не могли скрыть значения побед 2-ой гвардейской армии.

Итогам оборонительного сражения советских войск на рубежах реки Мышкова дал высокую и, скажем прямо, справедливую оценку немецкий военный историк Ф. Меллентин, который писал: "Не будет преувеличением сказать, что битва на берегах этой безвестной речки привела к кризису третьего рейха, положила конец надеждам Гитлера на создание империи и явилась решающим звеном в цепи событий, предопределивших поражение Германии".

Утром 29 декабря после ожесточенного ночного боя гвардейцы захватили поселок Котельниково, от которого начал свой бесславный трехдневный поход к Сталинграду на выручку окруженной группировке фельдмаршал Манштейн.

В боях за Котельников неприятель потерял около 3000 человек убитыми и пленными, 65 орудий и минометов, 15 самолетов, а также огромные склады с боеприпасами и продовольствием, которые предназначались для переброски под Сталинград для окруженной группировки.
Остатки танковой группы "ГОТ" под давлением соединений 2-ой гвардейской армии отходили за реку Сал.

Вечером 31 декабря танковые подразделения 2-ой гвардейской армии внезапно ворвались на улицы города Тормосин. Перестала существовать еще одна группировка врага. Гвардейцы захватили огромные склады с боеприпасами, снаряжением и продовольствием.

Разгромив совместно с другими частями Котельниковскую и Тормосинскую группировки противника, гвардейцы 2-ой армии с боями продвинулись на 100-150 километров и, таким образом, полностью ликвидировали угрозу деблокады окруженной под Сталинградом группировки Паулюса. Бойцы 2-ой гвардейской армии за несколько дней пленили 16000 солдат и офицеров противника, захватили 347 орудий, 70 танков, сотни пулеметов.

Пресловутый план "Зимняя гроза" окончился позорным провалом.

Участник Сталинградской битвы, бывший воин 2-ой гвардейской армии, ныне лауреат Государственной премии СССР писатель Юрий Васильевич Бондарев посвятил этому историческому эпизоду яркие и правдивые страницы в своем романе. Роман получил несколько необычное по форме название «Горячий снег». Название необычное, но удивительно меткое. […]*.

В. Баранов, кандидат исторических наук, участник Сталинградской битвы

ГАСПИТО. Ф. П-9019. Оп. 1. Д. 1323. Л. 3-7. Подлинник.
_______________________________________
* Опущены воспоминания группы участников Сталинградской битвы – выпускников Тамбовского пулеметного училища на места боев 2-й гвардейской армии в 1978 г.

26 августа 1941 года я был мобилизован в ряды Советской Армии, введен в 76-й артполк 6-ой гвардейской шахтерской дивизии.

На Харьковском направлении, выполняя роль пулеметчиков, вместе с товарищами нашей воинской части вели упорные бои против фашистской армии под городом Изюм. Из г. Изюм отбросили противника. Я в этом бою был ранен 8 марта 1942 года и направлен в госпиталь, и после 6 месяцев лечения я был направлен на пересыльный пункт г. Тамбова и введен в 136-й отдельный танковый полк.

Находясь на станции Рада, принимал участие в сборе средств от колхозников Тамбовской области на приобретение танков и другой военной техники.

Пробыв две недели на станции Рада, получил 40 танков, 4 бронемашины и 30 машин ЗИС-5, приобретенные на средства колхозников Тамбовской области. Это подарок колхозников.

Наш 136-й танковый полк был направлен на оборону Сталинграда. Около двух месяцев вели ожесточенные бои с противником. Зимой 1943 года после того, как наш танковый полк с другими нашими войсками и армиями, перейдя в контрнаступление, враг был разгромлен и пленен. Всего разгромлено и взято 33 фашистских дивизий с фельдмаршалом Паулюсом.

За проявленную отвагу в боях с противником я был награжден медалью «За отвагу».

Весной 1943 года со Сталинграда наш полк с другими воинскими частями направлен на Таганрог. Из Таганрога мы выбили противника. Затем наш полк был направлен на Тулу - Тесницкие лагеря. С Тулы мы подвозили боеприпасы к Курской дуге.

После Сталинградской битвы в нашем полку от 40 танков «Тамбовский колхозник» осталось два танка, два бронетранспортера и 5 автомашин ЗИС-5. Два танка мы сдали в другую воинскую часть.

В г. Туле мы получили более 50 танков и другой военной техники. Нас направили на Смоленское направление. Осенью 1943 года мы вели ожесточенные бои с немцами под городом Орша, где разгромили врага и взяли изменников Родины – власовцев, примерно около 20 человек.

Отсюда наш полк зимой 1944 года наступал на г. Черновицы и далее с наступлением и боями прошли по всей Западной Украины. Освободили город Дубно, Ровно Ровенской области.

На этом участке фронта упорные бои продолжались в течение 28 дней, и мы разгромили немцев. После чего зимой 1945 года наш танковый полк с другими войсками освободили г. Бруно и закончили бои в Праге - Чехословакии 13 мая 1945 года.

9 мая 1945 года мы знали, что война окончена, а мы продолжали вести бои по ликвидации не сдающейся группировки немцев.

В большинстве во всех направлениях при прорывах наш танковый полк всегда направлялся в тыл врага с целью расширения плацдарма и окружения противника. Были случаи, когда брали в плен немцев.

Находясь в Армии в должности шофера-слесаря по ремонту танков, за отвагу в боях с немцами по освобождению Польши награжден медалью «За отвагу». Кроме того, за весь пройденный путь - боевой - награжден семью благодарностями высшего командования.

Со мной вместе на фронте Отечественной войны воевали Трубицин - шофер. Живет сейчас в г. Моршанске, ст. лейтенант Крученко Александр Ефимович из села Славянка, Славянского района Краснодарского края. Танкист старшина из г. Рассказово погиб на фронте, фамилию его не помню. Командир т[анкового] полка под[полковник] Шапарин. Начальник штаба капитан Карин жив[ет] в Тамбовском районе.

В настоящее время я работаю шофером аварийной службы при управлении домами № 2 Ленинского района г. Тамбова.

ГАСПИТО. Ф. Р-9291. Оп. 1. Д. 7. Л. 1-2. Подлинник.

Михайлов Иван

Воспоминания о Сталинградской битве

моего прадедушки

Я – Михайлов Иван, ученик 3 класса. Меня волнует история Великой Отечественной войны, особенно, вклад моего прадедушки Гунько Ивана Станиславовича – участника тех страшных кровавых событий. Прадедушка рассказывал, что Сталинградская битва стала переломным моментом Великой Отечественной войны. На склонах Волги Красная армия преградила путь продвижению немецких войск на восток. Кто побывал в этой битве и остался в живых, век не забудет тех ужасных дней. Ему выпала честь участвовать в этих сражениях от начала до конца событий.

Летом 1942 года гитлеровское командование бросило все силы на Восточный фронт. Фашисты имели больше техники и рассчитывали в короткие сроки выйти к реке Волге. Тяжелые бои развернулись на подступах к Сталинграду. На город наступало 13 дивизий, с поддержкой авиации.

Прадедушкина 7-я стрелковая дивизия входила в состав 64 армии и держала оборону к подступу Сталинграда. Он служил в 6-й роте ПТР в районе станции Гзета в Калмыцкой степи. Его дивизия в сентябре потерпела поражение. Под сильным ударом немцев за 2-3 дня дивизия была почти полностью разбита, штаб дивизии был уничтожен. Начальника штаба подполковника Молофиткина перерезало танком. Судьба командира дивизии неизвестна, он исчез бесследно. Дивизия утеряла знамя и больше не восстановилась.

Немецкие мотопехота и бронированные танки свободно стали разгуливать на этом участке степи, уничтожать технику и живую силу. Прадедушка Ваня с горестью и болью вспоминал сообщение командования: «Кто остался в живых, выходите сами, как сумеете, в сторону Сталинграда ближе к Волге, правее поселка Песчаный». Стал вопрос: либо оказаться в плену, либо сложить голову на своей земле. Шансы выжить у него были очень малы.

Путь от линии фронта до Сталинграда составлял 50 - 60 км. Ночью вдвоем с лейтенантом он стал передвигаться к поселку Цебинка. У них были местные карты, передвигались полями, без дороги, где было более безопасно. Добраться до намеченной цели было непросто. Открытая степь, нет ни одного кустика, ни травы, укрыться негде. Три раза их обстреливали мессершмитты. Просто чудо, что никого не убило. Вдали проходили немецкие автомашины, мотопехота, прадедушке с лейтенантом приходилось часто ползти по-пластунски, чтобы их не заметили.

С собой не было ни хлеба, никаких продуктов, только оружие: автоматы, один пистолет и по обойме патронов. Несмотря ни на что, им всё-таки удалось добраться до поселка Цебинка, возле которого протекала речка, и был мост. Встретили других советских солдат, но пройти мост не успели, попали под жуткую бомбежку. Фашисты стремились разбомбить мост, чтобы задержать продвижение советской армии и техники. Бомбежка длилась часа 2-3 без перерыва. Один эшелон самолетов после сброса бомб уходил, другой уже начинал бомбить. Прадедушка не может забыть, как нельзя было поднять головы от земли. Место открытое, нет никакой растительности, только желтая глина, сильная жара. Тело заливало потом, во рту пересохло, сильно хотелось пить, мучила жажда и страх. Вокруг летели комья земли. Все тело было избито. Ударом земли ему чуть не переломило позвоночник и ногу. Кругом глубокие воронки от бомб. Единственное, что делали, кричали друг другу: «Ты живой?» Вот и весь был разговор…

Закончилась бомбежка под вечер. Было уничтожено много техники и солдат. Кто остался жив, переходили речку. На том берегу собралось 40 - 50 солдат и офицеров. Ночью продвигались по направлению к поселку Песчанка, потом повернули вправо, ближе к Волге. Изможденные и усталые решили утром немного отдохнуть, установив дежурство. Стоило только прилечь к земле, как моментально уснули. Где-то к обеду подъехал на лошади солдат, разбудил, направил всех к пункту формирования – Лапшин Сад.

Без воды и еды, без сна многие обессилили в дороге. Дойти до места назначения смогли не все. От группы моего прадедушки отстали 10 человек. Некоторые вышли к другим частям, кто-то попал в плен. На пункте формирования с 7 Дивизии собралось только 186 солдат и 10 офицеров. Всех передали в 15 Стрелковую Дивизию. Дивизия занимала оборону с южной стороны города Сталинграда. Через два дня гитлеровские войска были у стен города. Непрерывные и ожесточённые бои шли несколько дней. Немецкие войска то наступали, то отступали, получалась полная неразбериха с линией фронта. Поля боёв были застланы трупами немецких и русских солдат. Отступать было некуда: или топись в Волге, или бейся насмерть. Постоянно шло подкрепление из-за Волги. Приказ Сталина был дан 3 сентября: «Ни шагу назад!» Боевая задача была поставлена: остановить врага, обеспечить поставку продовольствия и живой силы. Фашистские самолеты беспрерывно бомбили Сталинград. От взрывов над Сталинградом висело страшное зарево. Город почти весь был сожжен и разрушен бомбежкой. Немецкое командование, чувствуя большое сопротивление, вынуждено был наращивать силы.

Оборона города была возложена на 62 армию, которую возглавлял генерал-лейтенант Чуйков. Сильными ударами с флангов удалось закрыть прорыв немецких войск. Поле боя было завалено железом от обгорелой техники. Наши снаряды с «Катюш» многие не взрывались, а втыкались в землю и оставались стоять. Казалось, на поле спилили лес, и повсюду остались торчать пни. В начале января 1943 года прадедушку Ивана ранило в голову и контузило, он оказался в медсанчасти, где лечился в течение месяца. В феврале попал во вновь сформированную армейскую автоколонну, расположившуюся в посёлке Бикетовка, в пригороде Сталинграда. Выполнял важную боевую задачу: эвакуировал с однополчанами любую ходовую технику прифронтовой линии, восстанавливал и сразу передавал войскам. Все отчетливо понимали, что не хватало машин для подвоза снарядов, продовольствия, вывоза раненных. Операции можно было проводить только совместно с сапёрами, потому что поля боёв были во многих местах заминированы.

17.03.1945 года мой прадедушка, Гунько Иван Станиславович, сержант, заведующий складом ГСМ и запасными частями 430 Полевой Авторемонтной базы 252БК за участие в боевых действиях по защите СССР в Отечественной войне на Сталинградском и 2 Украинском фронтах представлен к Правительственной награде – ордену Красной Звезды.

Я, Михайлов Иван Иванович, ученик 3 класса, назван Иваном в честь моего героического прадедушки Гунько Ивана Станиславовича. Очень горд тем, что у меня такой замечательный, отважный и добрый прадед! Постараюсь с достоинством носить имя прадедушки и приносить пользу своей семье и Родине.

В начале 70-х годов поздней осенью, когда уже выпал первый снег, мне пришлось побывать в Актюбинске и области. Работа моя заключалась в повышении защищенности кабелей термо-АРУ на магистрали КМ-5Д. В Актюбинске находился РКРМ-3 УКРМ-10. Ночевал я в поселке, имевшем хорошее название Благодарный, данное, наверное, в честь того, что здесь располагался совхоз, обеспечивающий областной центр сельскохозяйственной продукцией. Совхоз находился в 30 км от Актюбинска. Здесь же и был объект РКРМ. На объекте имелась приличная гостиница, где можно было отдохнуть и приготовить ужин.
В один из вечеров в гостинице мне пришлось встретиться с инженером из Куйбышева, который прибыл в командировку для решения каких-то вопросов на РРЛ Бухара – Урал. Инженер оказался бывалым человеком,полковником в отставке, лет около 50-ти, высокий, сухощавый, с военной выправкой. Телевизора в гостинице не было, и вечернее время с новым знакомым прошло за разговорами о работе, о том, что входило в сферу наших интересов. Мы с ним работали в одинаковых профильных предприятиях.
Постепенно разговор зашел о войне, участником которой был мой собеседник. Из всего рассказанного им в тот вечер запомнились два эпизода, харак-
теризующие ту обстановку, в которой оказался мой товарищ в первые дни своего участия в войне.
Знаю, что участники войны не очень любят рассказывать о тяжелых, трагических эпизодах, но, по-видимому, по прошествии определенного времени неко-
торые из них все же решаются рассказать кое-что из пережитого в назидание нам, не участвовавшим в войнах, чтобы знали хоть немного, что такое война.
Война для него началась в Сталинграде. Прибыл он в Сталинград в разгар боев за город в группе молодых лейтенантов, только-только окончивших училище связи, по возрасту им не было и двадцати лет. Определили их в штаб 62-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Чуйков В.И. Положение армии было критическое, с западной стороны ее заблокировали гитлеровцы, с востока – Волга.
Главная задача заключалась в том, чтобы удержать в своих руках город и не допустить немцев к Волге, где были сосредоточены речные транспортные коммуникации, обеспечивающие перевозку нефти с Кавказа на неоккупированную территорию страны, и снабжать фронт и страну нефтепродуктами. В те годы бакинские промыслы были единственными источниками нефтепродуктов. Штаб армии находился в подземных помещениях в высоких откосах правого берега Волги. Задача молодых офицеров заключалась в обеспечении связью штаба с воинскими подразделениями блокированной армии.
В первые же дни произошло трагическое событие в группе молодых воинов-связистов. Один из лейтенантов не смог вовремя установить прервавшуюся с одним из подразделений армии связь и по распоряжению командующего был отдан под трибунал. Суд был скорым и приговорил лейтенанта к расстрелу. Расстрел производили здесь же, у штаба армии, на откосе крутого берега Волги перед строем
его товарищей.
Перед ними стоял молодой, прекрасный юноша, их товарищ, без фуражки, с расстегнутой гимнастеркой, без ремня, с совершенно растерянным, бледным и ничего не понимающим лицом. Он, бывший школьник, добровольно написавший заявление
на фронт в надежде защитить свою Родину от нашествия врага, был подвергнут жесточайшему, смертельному наказанию. Расстрел производила охрана штаба, состоящая из бойцов богатырского телосложения, прекрасно, тепло одетая в белые полушубки, вооруженная автоматами.
Так нелепо прервалась на взлете жизнь их товарища. Где вы, отцы-
командиры? «Слуга царю, отец солдатам», – сказал Лермонтов. Слугой-то был, а отцом не стал. Хотя скажу, что по прошествии многих лет трудно давать какую-либо оценку этим действиям и событиям.
Ветеран, прошедший огонь и медные трубы, горько рассказывал об этом трагическом происшествии. Он знал мать этого юноши, и она знала, что они были вместе, но правду о гибели ее сына он рассказать не мог.
Но человек не может носить в себе эту страшную тайну всю жизнь, и, может быть, я был одним из немногих, кому он смог излить свою душевную боль.

Второй эпизод из службы самого рассказчика. Получил приказ установить связь с командиром танковой бригады, которая ночью переправлена с левого берега Волги в расположение 62-й армии и вот-вот должна идти в атаку. С катушкой на спине в темное, раннее, холодное утро пробрался в расположение танковой бригады.
Танки стояли в полной готовности. Как найти танк командира бригады? Экипажи не очень охотно отзываются на просьбу сообщить об этом. Наконец добрался до танка командира. Командир не сразу открыл люк. Вызвал командующего, командир взял трубку. «Слушаю, товарищ генерал». – «Ну что, готовы?» – «Да!» – «Ну, да-
вай!» Командир с силой ударил трубку о корпус танка и захлопнул люк. Танки пошли в атаку, из которой возврата не было. Это знал командир, это знал командующий. Лейтенант судорожно схватил разбитую трубку, к счастью провода не были оборваны, и доложил о выполнении задания.

Чтобы представить обстановку, в которой происходила Сталинрадская битва, я ознакомился с 4-м томом, посвященным этому событию, 12-томного издания «Венок славы» с произведениями и воспоминаниями участников этой битвы. 653 страницы убористой печати с фотографиями. Здесь нет исторической хронологии со-
бытий, выступают военачальники, литераторы, рядовые участники.

Привожу стихотворение рядового участника Сталинградской битвы поэта Семена Гудзенко, прожившего, к сожалению, короткую жизнь. (1922 – 1953). Стихи написаны в 1942 году. По моему мнению, это наиболее сильные стихи из всех опубликованных в этой книге.

Перед атакой

Когда на смерть идут – поют,
А перед этим можно плакать.
Ведь самый страшный час в бою –
час ожидания атаки.
Снег минами изрыт вокруг
И почернел от пыли минной.
Разрыв – и умирает друг.
И значит, смерть проходит мимо.
Сейчас настанет мой черед.
За мной одним идет охота.
Будь проклят сорок первый год –
Ты, вмерзшая в снега пехота.
Мне кажется, что я магнит,
Что я притягиваю мины.
Разрыв –и лейтенант хрипит.
И смерть опять проходит мимо.
Но мы уже не в силах ждать.
И нас ведет через траншеи
Окоченевшая вражда,
штыком дырявящая шеи.
Был бой коротким.
А потом
глушили водку ледяную
И выковыривал ножом
Из-под ногтей
я кровь чужую.

Небольшая справка о Сталинградской битве
Сталинградская битва началась 17 июля 1942 года. Численность советских войск составляла 547 тысяч человек. Противник превосходил русские силы в личном составе в 1,7 раза; в артиллерии – в 1,3 раза, в самолетах – более чем в 2 раза. Бои в самом Сталинграде продолжались 143 дня, с 13 сентября по 2 февраля 1943 года. За 125 суток ожесточенных боев Сталинградской битвы Красная армия
потеряла 643 800 человек, в их числе 323 800 убитых, попавших в плен и пропавших без вести, 1426 танков и самоходно-артиллерий-ских установок, 12 137 орудий и минометов, 2063 боевых самолета. 32 дивизии, 3 бригады были полностью уничтожены. В ходе ликвидации окруженной группировки с 10 января по 2 февраля 1943 года было взято в плен свыше 91 тысячи человек, в том числе 2500 офицеров, 24 генерала. Это было первое массовое пленение гитлеровцев. За время Сталинградской битвы войска вермахта потеряли около 1,3 миллиона человек.

Из книги "Прощание с медными жилами"

Рецензии

Добрый день!
К последнему, о "небольшой справке". Википедия говорит обратное о численности и вооружении сторон:

"Германия[править | править вики-текст]
Группа армий «B». Для наступления на Сталинград была выделена 6-я армия (командующий - Ф. Паулюс). В неё входило 13 дивизий, в которых насчитывалось около 270 тыс. человек, 3 тыс. орудий и миномётов, и около 700 танков. Разведывательную деятельность в интересах 6-й армии вела Абвергруппа-104.
Поддержку армии оказывал 4-й воздушный флот (командующий генерал-полковник Вольфрам фон Рихтгофен), в котором было до 1200 самолётов (истребительная авиация, нацеленная на Сталинград, в начальной стадии боёв за этот город насчитывала около 120 самолётов-истребителей Мессершмитт Bf.109F-4/G-2 (советские и российские источники дают цифры с разбросом от 100 до 150), плюс около 40 устаревших румынских Bf.109E-3).[источник не указан 2453 дня]

СССР[править | править вики-текст]
Сталинградский фронт (командующий - С. К. Тимошенко, с 23 июля - В. Н. Гордов, с 13 августа - генерал-полковник А. И. Ерёменко). В него входили гарнизон Сталинграда (10-я дивизия НКВД), 62-я, 63-я, 64-я, 21-я, 28-я, 38-я и 57-я общевойсковые армии, 8-я воздушная армия (советская истребительная авиация в начале сражения здесь насчитывала 230-240 истребителей, в основном Як-1) и Волжская военная флотилия - 37 дивизий, 3 танковых корпуса, 22 бригады, в которых насчитывалось 547 тыс. человек, 2200 орудий и миномётов, около 400 танков, 454 самолёта, 150-200 бомбардировщиков авиации дальнего действия и 60 истребителей войск ПВО"
Как видите, Советский Союз превосходил фашистскую Германию, и ЭТО как раз самая величайшая заслуга!
Предполагаю, что Вы можете ответить таким как я, что "на заборе тоже написано!". Но и о погибших советских, уж простите не только русских, солдатах та же Википедия говорит иное:
"Общие потери Красной армии в Сталинградской оборонительной и наступательной операции составили 1 129 619 человек в том числе 478 741 безвозвратные, из которых 323 856 в оборонительной фазе сражения и 154 885 в наступательной, 1426 танков, 12137 орудий и минометов, 2063 самолёта."
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ КРОВЬЮ далась эта победа...