Монгольское вторжение в среднюю азию. Темучин — каратель неразумных

Вернувшись из Китая, Чингисхан должен был обратить внимание на ближайший к нему Запад, где, как было отмечено в предыдущей главе, у него оставался еще сильный враг Кушлук-хан, который коварством успел завладеть Кара-Китайской державой. Не были еще покорены некоторые народы к западу от Алтая, до реки Урала.

Как бы ни сложились дальнейшие отношения с могущественным государем мусульманской Средней Азии султаном Мухаммедом, называемым также Хорезм-шахом, который владел Туркестаном, Афганистаном и Персией, во всяком случае, должны были быть предварительно ликвидированы ближайшие враги, которые могли быть опасны для мирных сношений с мусульманской державой, а в случае войны - усилить собою врагов монгольской монархии.

Эту задачу он возлагает на своих лучших полководцев Субедея и Джебе, которые легко с нею справляются. Первый в 1216 году быстро покоряет земли между Алтаем и Уралом, причем племя меркитов, непримиримых врагов Чингисхана, истребляется до последнего человека; второй уничтожает империю узурпатора Кушлука, искусно использовав неудовольствие против него мусульманских подданных, преследуемых им за религиозные убеждения. Объявив полную веротерпимость, Джебе-нойон привлекает к монголам симпатии их, а также части чинов войска, обеспечивая себе таким путем военные успехи. Разбитый наголову и преследуемый по пятам монголами, Кушлук лишается царства и бесславно гибнет в дебрях Гиндукуша. Кара-Китайская держава, охватывающая Восточный Туркестан со столицей Кашгаром и часть Семиречья с некоторыми прилегающими землями, присоединяется к империи Чингисхана, которая таким образом приходит в непосредственное соприкосновение с обширными владениями Хорезм-шаха.

Последний еще во время китайского похода снарядил к монгольскому монарху посольство с официальной целью завязки мирных сношений, но, конечно, не без тайной миссии проверить дошедшие до Мухаммеда слухи о возрастающем могуществе Чингисхана. Посольство это застало его уже по возвращении его из Енкина в Каракоруме, где и было весьма милостиво принято.

Чингисхан поручил чинам посольства передать их государю, что считает его повелителем Запада, как признает себя владыкою Востока, и что он будет рад установлению между ними дружеских отношений и завязке торговых сношений между их народами.

В ответ на это посольство, с которым прибыли в Монголию и мусульманские купцы с товарами, Чингисхан снарядил к Мухаммеду своих послов и многолюдный торговый караван. Послы должны были отвезти султану богатые подарки и передать предложение о взаимном обеспечении безопасности торговых сношений между обоими государствами. Послы Чингисхана и сопровождавшие их купцы - преимущественно мусульмане - в 1218 году по пути в султанскую столицу прибыли в город Отрар, который по одним сведениям находился несколько севернее нынешнего Ташкента, а по другим - к северо-западу от него, на реке Сырдарье. Но здесь послов и торговцев ждал совсем не тот прием, на который они рассчитывали.

Наместник султана в Отраре, неизвестно, по тайным ли инструкциям своего повелителя или по собственному почину, снаряженный Чингисханом караван предал разграблению, личный же состав его, а также ханских послов приказал перебить. Возможно, что тайным мотивом этого варварского поступка был тот, что Мухаммед, не веря искренности Чингисхана, задетый за живое тем, что в своем послании к султану Чингисхан назвал его своим «любимым сыном», и убежденный в неминуемости разрыва, нарочно старался ускорить момент неизбежной развязки; подтверждением этому предположению может служить то, что, когда Чингисхан в ярости за участь, постигшую его послов, личность которых у монголов почиталась неприкосновенной, снарядил к Хорезм-шаху второе посольство с требованием выдачи ему виновника избиения - отрарского наместника, - Мухаммед опять приказал умертвить главного посла, а спутников его выгнал от себя с поруганием.

Война стала неизбежной. Чингисхан готовился к ней с особой тщательностью, так как вполне считался с военным могуществом своего нового противника, одна полевая армия которого, - правда, менее дисциплинированная и не столь прочно спаянная, как монгольская, была составлена преимущественно из контингентов воинственных турецких (тюркских) народов, обладала отличным вооружением и насчитывала в своих рядах 400 000 большею частью конных воинов. Кроме всевозможных военных машин, в армии имелись и боевые слоны, род оружия, с которым монголам не приходилось иметь дела в предыдущие войны. Помимо таких внушительных полевых сил, империя Хорезм-шаха славилась крепостью своих городов и искусством своих инженеров, а доступ извне к ее жизненным центрам был прикрыт труднопроходимыми естественными преградами - горными хребтами и безводными пустынями. С другой стороны, внутренняя спайка этого государства, только недавно расширившегося завоеваниями разноплеменного по составу населения и подтачиваемого непримиримой враждой между приверженцами различных мусульманских вероучений (сунниты, шииты и множество фанатичных сект), далеко не была крепкой.

Для грандиозного предприятия покорения Средней Азии Чингисхан к весне 1219 года собирает в верховьях Иртыша конную армию, численностью в 230 000 человек. Хотя после покорения северных областей Цзиньской империи население Монгольской державы значительно возросло, повелитель ее не считает целесообразным увеличивать свою кочевую армию ненадежными в политическом отношении, маловоинственными и непривычными к естественным условиям западного театра войны элементами оседлого населения вновь завоеванных земель. Великий полководец слишком хорошо знает, что качество важнее количества. Поэтому китайцы (кидани, джурджени) входят в его армию лишь в небольшой пропорции, составляя ее технические войска, соединенные в особый корпус с общей численностью около 30 000 человек, из коих китайцев и прочих чужеземцев собственно только 10 000, а остальные из вполне надежных элементов.

Кроме этого корпуса, в котором все старшие командные должности замещены монголами, в составе монгольской армии имеются вспомогательные отряды, выставленные вассалами империи - в том числе и десятитысячный уйгурский корпус, который несколько месяцев спустя после начала кампании был отпущен домой и заменен отрядом туркмен такой же численности. Принимая этих мусульман на службу, Чингисхан искусно использовал племенную и религиозную вражду среди подданного султану Мухаммеду населения.

Требование о выставлении вспомогательного контингента, обращенное, между прочим, к правителю Тангута, встретило отказ, а именно через посла Чингисхана он передал своему суверену следующий дерзкий ответ: «Если у тебя не хватает войска, то не будь и царем». Не желая мелкими побочными операциями отвлекаться от своего главного предприятия, Чингисхан оставляет пока этот вызов безнаказанным, предоставляя себе право отомстить его автору впоследствии.

Ядро армии и ее главную массу составляют по-прежнему несравненные ветераны-кочевники из монголов и слившихся с ними в военном братстве родственных племен. Около 20 000 человек таких же войск имеется у Мукали в Китае и столько же у Джебе в Кара-Китае; небольшой отряд дан в распоряжение младшего брата Чингиса, оставленного на время войны его наместником в Монголии.

Несколько лет тому назад Мухаммед удачно воевал с Багдадским халифом из рода Абассидов, который в рассматриваемую эпоху представлял лишь тень былого могущества своих предков. Теснимый своим сильным соседом, халиф предлагал союз Чингисхану, но последний, рассчитывая тогда еще на установление с Хорезм-шахом мирных и торговых сношений, предложение халифа оставил без последствий. Хотя легкие успехи Мухаммеда над войсками халифа, а также его предыдущие военные предприятия придворными льстецами были раздуты как подвиги некоего нового Александра Македонского, однако в действительности султан был совершенно лишен полководческого дарования; равным образом, несмотря на наличие в числе членов его семьи и начальников его войска значительного числа доблестных витязей, среди которых особенно выделяется его сын и наследник Джелал-ад-Дин, ни один из них не обладал данными для искусного водительства войск в бою и на войне. Таким образом, в этом отношении монголы в лице своего командного состава имели над противником неоспоримое преимущество.

Другим обстоятельством, которое должно было вредно отразиться на военных операциях Хорезм-шаха, была подозрительность его характера, под влиянием которой он опасался соединить свои войска в крупные массы во избежание восстаний. При этом условии он рисковал свои превосходные силы подставлять по частям под удар монголов, которые, как мы видели, всегда умело применяли на войне принцип держать свои силы сосредоточенными.

Наконец, не оказалось у бездарного мусульманского монарха и самых главных качеств, необходимых для того, чтобы в годину испытаний твердо держать в руках бразды правления государством и власть над войском: твердости воли и решимости.

Все эти обстоятельства, равно как и репутация веротерпимости монголов, только что подтвержденная образом действий Джебе-нойона в Кара-Китае, сослужили Чингисхану немалую службу в борьбе с мусульманским властелином в Средней Азии - в борьбе, которая при всем том оказалась далеко не легкой, как будет видно дальше.

Армия Чингисхана к предстоящему походу была вооружена и снаряжена лучше, чем когда-либо. Между прочим, на каждого всадника приходилось от 4-х до 5-ти заводных лошадей. В район сбора армии сгонялись огромные стада, часть которых должна была откормиться здесь в течение лета. Через отделяющие монгольское плоскогорье от среднеазиатских степей горные хребты Чингисхан еще до формального разрыва с Мухаммедом перебросил свои щупальца. Задача эта с одной стороны была выполнена на юге Джебе-нойоном; с другой стороны ее выполнял старший сын хана - Джучи, который, покорив племя киргизов после их восстания, к 1219 году проник с отрядом в Кипчакские степи. Работа этих щупальцев носила преимущественно мирный характер; под видом торговых сношений производилась тщательная разведка страны с ее населением, а также вооруженных сил будущего противника.

Составленный план кампании заключался в нападении на Мухаммеда главными силами с севера, обойдя озеро Балхаш с западной стороны; Джебе-нойону, который во время преследования Кушлука, давая волю предприимчивости и своему темпераменту игрока, надолго углубился в предгорья пограничных тибетских гор, где он покоряет хану новые земли и набирает воинов для своего отряда, поручается производство энергичной диверсии с востока в Фергану для отвлечения на себя части сил противника.

Таким образом, главные силы и второстепенные операции разделены между собою мощным горным хребтом Тянь-Шаня и его продолжением на запад в пределы Туркестана, что должно представить затруднение для их согласования между собою. Главным силам предстояла задача пройти расстояние более двух тысяч верст через горные хребты и безводные пустыни (Голодная степь), имея в своем составе до 200 000 человек и миллион лошадей, - задача совершенно неразрешимая для современных армий такой численности. Справедливо придавая крупное значение диверсии с востока, возложенной на Джебе, Чингисхан усиливает его несколькими тысячами легкой конницы, которые отправляет к нему под начальством вернувшегося из Кипчака Джучи, доведя этим силы Джебе до 20 000 человек. Эта небольшая армия глубокой зимой 1218–1219 годов переходит Алтайский хребет по перевалам Кизиль-Арт и Терек-Даван высотою более 12 000 футов над уровнем моря - подвиг неслыханной смелости, намного превосходящий по отваге переходы через Альпы Ганнибала и Бонапарта. Несмотря на огромные расстояния между Джебе и ханской ставкой и разделяющие их исполинские преграды, связь между ними действует исправно - одна из загадок для современного поколения.

Главная армия выступает в поход весною 1219 года. Переход через пограничные горы по обледенелым перевалам представляет огромные трудности, которые преодолеваются благодаря дисциплине монгольского войска и выносливости его людского и конского состава. Но колонны растянулись при этом до крайности. Спустившись к озеру Балхаш, головы остановились, армия подтянулась, лошади подкормились. Восстановилась тесная связь между отдельными колоннами. Разведка двинута вперед. После некоторого отдыха армия выступила широким фронтом, направляясь к среднему течению Сырдарьи.

Диверсия, произведенная наступлением Джебе и Джучи в Фергану, еще раньше, чем обнаружилось для противника наступление главной армии, оказала то действие, которое от нее ожидалось, т. е. отвлекла на себя значительную часть сил Мухаммеда. В то же время в происшедшем там сражении монголы, хотя и не одержали решительной победы и после боя по своему обыкновению бесследно исчезли, однако нанесли мусульманским войскам крупные потери и сбили с них спесь превосходства, которым те кичились перед своим презираемым дотоле противником. Сам Мухаммед растерялся и в панике поспешил на свой северный фронт для организации отпора, ввиду обнаруженного тем временем наступления главной Чингисовой армии. При этом он сделал ошибку, свойственную слабым духом полководцам, разбросав свои превосходные силы на широком фронте и по многочисленным укрепленным городам. Чингисхан, получив донесение от Джучи, наступавшего через Коканд, одобрил его действия, послал ему в подкрепление еще пять тысяч человек и приказал преследовать Мухаммеда. Это преследование задержалось, однако, на несколько месяцев вследствие геройского сопротивления, оказанного попутною крепостью Ходжентом под начальством оставленного там Хорезм-шахом воеводою Тимура-Малика. Монголам пришлось здесь впервые применить свои тяжелые осадные орудия (в том числе и огнеметы), обслуживаемые цзиньскими артиллеристами.

Еще до осады Ходжента Джебе отделился от Джучи, уклоняясь на юг. Совершая невероятные по трудности марши через высочайшие горные хребты и Памирское плато, он появился в верховьях Амударьи, угрожая в случае продолжения наступления вниз по реке отрезать султана, поджидавшего Чингисхана на Сырдарье, от его промежуточной амударьинской базы с ее главными опорными пунктами - Самаркандом и Бухарой. Это побудило Мухаммеда выделить туда значительные силы, еще более разбросав свою армию и ослабив оборону линии реки Сырдарьи, в долине которой он готовил решительное сражение Чингисхану.

Между тем последний, выделив часть своих сил для овладения городами Отраром и Ташкентом, сам с главными силами со свойственным монголам искусством бесследно исчезает из поля зрения и разведки противника, ловко обманывает султана, уклонившись вправо к низовьям Сырдарьи и переправившись там через реку, совершив кажущийся теперь невероятным переход с многочисленной армией через пустыню Кизиль-Кум, прикрывающую хивинский оазис с востока, он совершенно неожиданно появляется перед Бухарой, подойдя к этому крепкому оплоту султана с запада. По поводу этого маневра подполковник Рэнк высказывает следующее суждение:

«Мы не имеем подробностей, относящихся к необычайному маршу-маневру Чингисхана через пустыню Кизиль-Кум, но факт налицо: в течение месяца армия численностью не менее пятидесяти тысяч человек с 60-ю с лишком тысяч лошадей проходит 600 километров по пустыне, считавшейся непроходимой, 6 1 / 2 веков спустя русские, оперируя во время своего похода на Хиву… в том же районе, теряли лошадей тысячами. Операцию такого размаха и такой смелости мы снова встречаем в истории только 600 лет спустя; да и то операция Бонапарта 1800 года, которая наиболее подходит к Сырдарьинской операции Чингисхана, уступает ей в отношении грандиозности преодоленных естественных преград».

«Этим маневром, - говорит Гарольд Лэм, - не только был обойден фланг Мухаммеда, но он отрезывается от своих южных армий, от своего сына и ожидаемых с ним подкреплений, от богатых областей Хорасана и Персии».

«В то время как Джебе наступал с востока, Чингисхан шел с запада, и шах в своей ставке в Самарканде мог предвидеть, что челюсти отверстой пасти, в которой он очутился, вот-вот сомкнутся у него в тылу… Мухаммед-Воитель, прославленный своим народом как второй Александр, оказался грубо обманутым своим неприятелем. Монгольские отряды, предводимые сыновьями Чингисхана и предававшие огню и мечу долину Сырдарьи, оказались не более как маской, предназначенной для сокрытия направления главного удара, наносимого армиями Джебе и самого Чингисхана».

Ввиду таких перспектив Мухаммед бросает армию, которая ищет спасения за крепостными валами Самарканда, и бежит на юг под предлогом ускорения формирования собирающихся там ополчений. Тем временем крепость Бухара была позорно брошена своим гарнизоном под предлогом недостатка в ней запасов продовольствия для выдерживания продолжительной осады. Пользуясь лазейкой, оставленной ему в линии обложения и не подозревая в этом ловушки, поставленной ему монгольским командованием, очевидно, хорошо осведомленным о господствующих в городе и гарнизоне настроениях, последний темной ночью бесшумно выступает из крепости, вытягиваясь в походную колонну. Но этот акт трусости только ускоряет его гибель. На походе в чистом поле он подвергается внезапной атаке монголов и уничтожается почти до последнего человека.

После этого жители Бухары решили сдаться; только небольшой отряд, засевший в цитадели, продолжал оказывать сопротивление, которое, конечно, не могло быть продолжительно. Через несколько дней цитадель была взята. Богатый город подвергся разграблению и уничтожен пожаром.

Так пал этот крепкий оплот владычества Хорезм-шаха в Средней Азии, вполне оправдав на себе глубоко верное изречение Чингисхана, что «сила крепостных стен никогда не бывает ни более и ни менее мужества их защитников».

То же самое подтвердилось и на примере другого, еще более крепкого оплота амударьинской линии - города Самарканда, который был укреплен по последнему слову науки и техники того времени. Гарнизон его представлял внушительную силу в 110 000 воинов при 20-ти боевых слонах - силу, которая превосходила числом подошедшую к крепости монгольскую армию, состоявшую, по-видимому, из соединенных сил, приведенных Чингисханом из-под Бухары и подошедших с востока под начальством Джебе. Но после первой же неудачной вылазки гарнизон пал духом. Огромные толпы пленных, находившиеся при монгольских войсках и употреблявшиеся ими для осадных работ, принимались защитниками крепости за неприятельские войска («У страха глаза велики»), 30 000 человек гарнизона еще до вылазки перешли на сторону монголов; они сначала были любезно приняты, но затем все перебиты как изменники своему государю. Таков был обычай Чингисхана: он ни во что не ставил жизнь людей, не соответствовавших его идеальному типу, т. е. тому психологическому типу, из которого им составлялся правящий отбор лучших людей. Остальной гарнизон Самарканда и крепость сдались монголам на пятый день от начала осады.

Около этого времени мы уже видим в действиях монголов под крепостями широкое применение не только физического труда военнопленных и мобилизованных молодых мужчин из местного населения, но и использование их в качестве «пушечного мяса» при штурмах, как это практиковалось и в китайском походе. Этот способ позволял уменьшать до минимума потери своих собственных войск, а потому при всей его жестокости должен быть признан вполне целесообразным.

Покончив с Самаркандом и удостоверившись из полученных донесений, что вражеские оборонительные линии Сырдарьи и Амударьи окончательно перешли в руки монголов, Чингисхан для преследования Хорезм-шаха отправляет в апреле 1220 года отряд из трех тем (тюменей) под начальством Джебе, Субедея и своего зятя Тогучара (Тукаджара). Первая тьма составляла авангард отряда, вторая - его главные силы, третья - арьергард. Данный этим орхонам приказ гласил:

«Силою Бога Великого, пока не возьмете его в руки, не возвращайтесь. Если он ослабеет от вас, с несколькими людьми будет искать убежища в крепких горах и мрачных пещерах или скроется от глаз людей, как пери (невидимые духи), то вы должны, подобно ветру летучему, устремиться через его области; всякому, кто выйдет с покорностью, окажите ласку, учреждайте управление и правителя; всякого, кто будет попирать дорогу и становиться в оппозицию, насилуйте…»

Из ярлыка Чингисхана, данного Субедею уйгурским письмом с алой «тамгой» (печатью), видно следующее: «Эмиры, старшие и многий народ да ведают, что я дал тебе все лицо земное от восхода солнца да запада. Всякий, кто покорится, пусть будет помилован, а всякий, кто не покорится и выйдет с оппозицией и распрей, да погибнет».

Таким образом, на названных трех воевод, кроме овладения особой Мухаммеда, возлагалась еще задача привести в покорность неприятельские области вдоль пути своего следования и, разумеется, внести расстройство в формирование противником новых армий.

Но султан ничего не успел или не сумел сделать в этом направлении, несмотря на богатые ресурсы своей империи; зато в заботах о своей личной безопасности он успел избежать поимки и плена, ловко сбил преследователей со своего следа тем, что неожиданно для них круто повернул в свои западные области, где и нашел на некоторое время укрытие.

Тогучар со своей тьмой вскоре после начала операции отделился от остальных двух орхонов и вслед за тем чуть не поплатился головой за то, что ослушался ханского приказа и подверг жестокой расправе население одного из городов, изъявивших покорность Джебе и Субедею. Успокоясь после первой вспышки гнева, Чингисхан заменил ему смертную казнь разжалованием в рядовые.

Впоследствии Тогучар был убит при осаде Нишапура. Как видно, Чингисхан одинаково строго карал своих подчиненных как за оказание врагам неуместного милосердия, так и за бесцельную жестокость. Этот случай подтверждает не только строгость, но и справедливость Чингисхана, так как Тогучар был зятем его, женатым на дочери.

Штурм монголами персидского города. Персидская миниатюра

Джебе и Субедей, в течение трех недель тщетно искавшие Мухаммеда там, где его не было, наконец снова нападают на его след и почти настигают его у Хамадана, но султану и на этот раз удается ускользнуть. Почти всеми покинутый и больной, он спасается бегством на один из островов Каспийского моря, но здесь естественная смерть кладет предел тревогам последних месяцев его жизни.

Во время преследования Мухаммеда неутомимые Джебе и Субедей, имея всего 20 000 всадников (с несколькими заводными конями у каждого), бессменно рыская за ним в течение многих месяцев, делая при этом 120-верстные переходы, без дневок, по десять-двенадцать дней подряд, успели побывать под стенами Мерва и Нишапура (Нишабур), нанести под Тегераном поражение 30-тысячному корпусу, разбить под Казенном еще одну персидскую армию, подошедшую на выручку своему монарху, и, только получив достоверное известие о смерти Мухаммеда, они расположились со своим отрядом на отдых и на зимовку на берегах Аракса в Муганской степи.

Здесь по идее, данной Субедеем, они решили двинуться на север с тем, чтобы обойти Каспийское море и таким кружным путем вернуться к главной армии Чингисхана. Последний, зимуя с армией в окрестностях Самарканда, дал свое согласие на этот набег. Выступая в новый поход, Джебе и Субедей усилили свой отряд несколькими тысячами курдов и туркмен.

Совершенный ими в последующий, менее чем в двухлетний срок набег или рейд принадлежит к числу замечательнейших военных предприятий этого рода. Не имея, разумеется, никаких карт тех стран, по которым им предстояло пройти, монгольские вожди через Тебриз, который изъявляет им покорность, и Диарбекир снова проникают в Закавказье, где выдерживают упорную борьбу с грузинами; в последней решительной битве с ними одерживают победу благодаря применению одного из своих обычных тактических приемов. В данном случае прием этот состоял в том, что Джебе с 5-ю тысячами человек засел в засаду, а Субедей с остальными силами, обратившись в притворное бегство, наводит неприятеля на эту засаду, которая его внезапно атакует одновременно с перешедшим в наступление Субедеем. В этом бою грузин было перебито до 30 000.

После победы над грузинами монгольский отряд углубляется в дебри Кавказского хребта, где среди непрестанных боев с горцами прокладывает себе путь через Дербентский проход и, наконец, дебуширует на равнины Северного Кавказа.

«Когда Джебе и Субедей вошли в долину низовий Терека, им противостали соединенные силы кипчаков, черкесов, лезгин и аланов. Видя невозможность сопротивляться этим массам, монголы подослали к кипчакам опытных искусителей и путем подкупа склонили их отделиться от остальных союзников, а затем порознь разбили и тех и других. Таким способом Субедей и Джебе достигают привольных южнорусских степей.

Субедей во время похода ведет самую тщательную разведку с помощью имеющихся при отряде специалистов. О пройденных и о соседних странах собираются возможно точные статистические сведения. Вдоль пройденного пути устанавливаются почтовые станции для связи с главной ставкой. Разведка дает первые определенные сведения о Русском великом княжестве. Монгольские вожди не считают возможным вернуться к своему повелителю, не выяснив с точностью, чего можно ожидать в будущем от этой страны и населяющего ее народа. Поэтому они с Северного Кавказа сворачивают не на восток, согласно первоначальному предположению, а на запад, пересекают низовья Дона, наносят жестокое поражение кочующим в южнорусских степях половцам и гонят их перед собою, направляясь к нижнему течению Днепра.

Мимоходом они «заглядывают» в Крымский полуостров, где берут у генуэзцев штурмом крепость Судак и входят в сношение с напуганными местными представителями администрации и купечества генуэзской республики. В то же время они свою кружную и небезопасную коммуникационную линию через Кавказский перешеек заменяют новой, проходящей через низовья Волги и недавно покоренные урало-каспийские степи в Туркестан; по этой линии налаживается с Чингисханом вполне удовлетворительная связь.

Тем временем русские князья, обеспокоенные появлением у южных границ государства нового, неведомого врага, о котором половцы со своим князем Котяном, тестем русского князя Мстислава Галицкого, передают ужасы, собирают сильное ополчение, с которым и выступают против монголов, присоединив к себе оправившихся после поражения половцев. Когда русская рать совершает переправу через Днепр в районе острова Варягов, к князьям прибывает монгольское посольство в составе десяти человек с предложением дружбы и с просьбой не оказывать покровительства половцам, а напротив, в союзе с монголами отомстить этому всегдашнему своему врагу и отобрать у него все награбленное им у русского народа добро. Русские князья, вероятно, не поверив искренности монгольского предложения, допустили тяжкое нарушение международных обычаев: по их приказанию монгольские послы были перебиты. В то же время русская рать, достигшая силы до 80 000 воинов, выступила монголам навстречу.

Монголы выслали второе посольство русским князьям, которое заявило: «Итак, вы, слушаясь половцев, умертвили наших послов и хотите битвы? Да будет! Мы вам не сделали зла. Бог един для всех народов: он нас рассудит!» На этот раз русские князья, удивленные великодушием монголов, отпустили послов, не изменив, однако, своего решения.

Джебе и Субедей, ввиду такого превосходства сил у противника, прибегли к своему обычному приему: не принимая боя, они стали отступать в глубь степи на восток, завлекая неприятеля мнимыми мелкими успехами его оружия и побуждая его при преследовании растягиваться в глубину и разбрасывать свои войска. Достигнув таким образом в течение восьмидневного отступления некоторого равновесия сил, они, наконец, остановились на берегах р. Калки, сумев, вероятно, предварительно поколебать путем тайных переговоров верность половцев их союзу с русскими князьями. После такой подготовки они внезапно ударили на княжеские войска, и в происшедшем 31 мая 1223 года (по нашим летописям ошибочно - 1224 года) бою русские благодаря превосходству монгольской тактики, а также происшедшей во время боя измене половцев, понесли, как известно, тягчайшее поражение. Арабский писатель Ибн-аль-Асир повествует, что спаслась лишь десятая часть русского ополчения, на поле сражения легли 6 князей и 70 бояр.

По поводу этого исторического события доктор С. А. Федоров сообщает следующие любопытные сведения:

«В битве… на стороне монгол… сражались обитатели Подонья - бродники, из которых образовалось потом Донское казачество. Монголы, как всегда, умело использовали недовольство между ними и русскими князьями, подчиняться которым не хотели предки донцов, тем более что связь между ними была очень слаба. Кроме того, монголы объявили по прибытии на юг России невмешательство во внутренние их дела и полную веротерпимость, а в то время в Европе господствовал принцип: cuius regio, eius religio: (чья власть, того и вера). Кроме жителей Подонья, с монголами были и аланы (дагестанцы); всего в войске было 20 000 своих и 5000 чужих против 80 000 русских. Битва на Калке не входила в задачу этого кавалерийского рейда монгол, они были к тому спровоцированы (умерщвлением их послов)… Несмотря на тройной количественный перевес, русские войска были разбиты преимуществом монгольского искусства, дисциплины монгольских войск; это, видимо, сразу увидели предки донцов, знатоков у себя военного дела, и решили перейти на сторону монгол, несмотря на их громадное меньшинство.

Разбитого противника монголы, вопреки своему обычаю, преследовали лишь на короткое расстояние. Считая свою задачу на юге России выполненной и обстановку достаточно разъясненной, а также в силу поступившего из ханской ставки приказа, Джебе и Субедей приступают к обратному движению в Среднюю Азию в обход с севера Каспийского моря - кружным путем через земли Камских болгар, переплыв Идиль (Волгу) и Чжаяк (Яик-Урал). Рашид-ад-Дин приводит следующий перечень народов, покоренных Джебе-нойоном и Субедей-багатуром монгольскому оружию: кипчак (тюркские народы), урус, черкес, асы (аланы), маджала (маджар), келар, пула (болгары), башкурт, ибир, сибир. «Сокровенное сказание» добавляет, что монголы тогда доходили до Кивямян (Киева) и Кермен (Черкассы).

Не подлежит никакому сомнению, что описанный рейд мог быть приведен к благополучному окончанию только при условии исключительной выносливости и дисциплине монгольских войск, а также уверенности их в своей необходимости и их слепой преданности своим вождям. Этот поход способствовал установлению новых международных сношений. Через Таврический полуостров монголы вошли в контакт с генуэзцами, а также с соперниками последних - венецианцами.

Пока происходил набег в Южную Россию, в главной армии Чингисхана военные события развивались в намеченном духе постепенного покорения обширных владений Хорезм-шаха с севера на юг. В то же время монгольский император принимал меры для восстановления мирной жизни в завоеванных краях. Осенью 1220 года он подошел с армией к Тармизу (Термез), который и взял штурмом. Подготовка к этому штурму была произведена методически с помощью катапульт, под прикрытием снарядов которых штурмующие колонны подведены к крепостным стенам. Катапультами же было произведено предварительно засыпание рва земляными мешками. (В других случаях при отсутствии или недостатке катапульт эта опасная операция производилась руками пленных.)

Зиму 1220–1221 года Чингисхан провел на удобной для зимовки армии местности к югу от Самарканда, откуда еще поздней осенью отправил сильный отряд под начальством трех царевичей и Богурчи-нойона для овладения цветущим Хорезмским (ныне Хивинским) оазисом, чтобы не оставлять у себя на фланге эту удобную для вражеских предприятий базу… После продолжительной осады г. Хорезм (Гургандж, ныне Ургенч) был взят. Во время осады его монголы с целью затопления города произвели огромные работы для отвода Амударьи в другое русло. Затопление не удалось, но географическая карта бассейна нижней Амударьи понесла изменения, которые впоследствии ставили в тупик ученых географов. Взятие Хорезма, как и других городов, попавших в руки монголов после сильного сопротивления, сопровождалось страшным кровопролитием.

Во время осады Хорезма отношения между старшими сыновьями Чингисхана - Джучи и Чагатаем - настолько обострились, что грозили перейти в открытую борьбу, разумеется, с крайним ущербом для успеха порученного им дела и для поддержания дисциплины в войсках осадного корпуса. Узнав об этом, Чингисхан назначил своего третьего сына Угедея главным начальником осады, подчинив ему старших братьев, к крайнему неудовольствию последних. Тем не менее обладавший большим умом и тонким тактом Угедей сумел помирить братьев между собою, успокоить их самолюбие и восстановить дисциплину. После этого Хорезм был взят штурмом.

Переправившись весною 1221 года через Амударью, Чингисхан занял Балх и подошел Талькану: Кцаревич Тулуй послан на Хорасан для завоевания этой области.

Несмотря на все одержанные до тех пор успехи, монгольский самодержец отлично сознавал, что борьба еще далеко не окончена. Даже смерть Мухаммеда делу не помогла, так как заместивший его сын Джелал-ад-Дин оказался обладающим энергией и решительностью в гораздо большей степени, чем покойный султан. Мусульманский мир, считая Чингисхана бичом Божьим и исчадием ада, деятельно вооружался против него и мог выставить еще многие сотни тысяч воинов, в то время как монгольская армия сильно таяла от неизбежных потерь на войне. Лучшие из орхонов отсутствовали: Джебе и Субедей - в дальнем набеге, Мукали - в Китае, Тилик и Тогучар убиты в сражениях. Чингисхан чувствовал потребность в советах своего любимца Субедея и послал ему приказ о прибытии в ставку. Субедей явился в Балх и, проведя несколько дней с ханом, вернулся к своему отряду, проскакав в общей сложности несколько тысяч верст.

Против Джелал-ад-Дина, формировавшего армию в Газни (в Афганистане), Чингисхан отрядил своего приемного брата воеводу Шиги-Кутуку, но он потерпел от своего храброго противника у г. Бамиана поражение, явившееся первой крупной неудачей монголов в эту войну. Шиги-Кутуку с остатками своего отряда возвратился к своему повелителю, который с полным спокойствием принял известие о поражении, ничем на выразив своего неудовольствия побежденному вождю. По этому поводу он высказал лишь следующую глубокую истину:

«Шиги-Кутуку знал только победы, поэтому ему полезно испытать горечь поражения, чтобы тем горячее стремиться в будущем к победе».

Впоследствии, проезжая вместе с Шиги-Кутуку по полю неудачного для монголов боя и расспросив его о подробностях дела, он указал ему на ошибку в его распоряжениях, сводившуюся к неправильной оценке местности, которая была кочковатая, мешавшая маневрам конницы в бою.

В своем неудачном сражении с Джелал-ад-Дином Шиги-Кутуку уступал ему числом войск более чем вдвое (30 тысяч против 70-ти). Интересен употребленный им прием для введения противника в заблуждение относительно силы своего отряда. Он приказал наделать из соломы чучел, одеть их в запасную одежду и привязать в виде всадников на спины заводных лошадей. Окружавшие Джелал-ад-Дина военачальники чуть было не поддались этому обману и советовали молодому султану отступить, но он не внял этим советам и одержал победу.

Чингисхан, который во время неудачной операции Шиги-Кутуку был связан осадой Талькана, вскоре после Бамианского боя овладел крепким городом и мог сам с главными силами выступить против Джелал-ад-Дина; тыл его обеспечивался отрядом Тулуя и в Хорасане. На берегах Инда произошел в 1221 году решительный бой, в котором мусульмане, несмотря на чудеса храбрости, оказанные их султаном, и на численное превосходство, понесли тяжелое поражение, сломившее вконец их способность к сопротивлению.

Этой победой монголы были обязаны искусной стратегии Чингисхана. Одна из его колонн была еще издалека направлена в обход левого фланга Джелал-ад-Дина и притом по такой гористой местности, которую противник считал непроходимой. При прохождении ее монголами многие из них действительно погибли в диких горных ущельях и глубоких пропастях, но задача была выполнена, и в исходе сражения не могло быть сомнения. Тем не менее мусульманские войска продолжали оказывать на фронте отчаянное сопротивление. Чтобы окончательно сломить его, Чингисхану, лично руководившему боем, пришлось в решительный момент бросить в сечу свою отборную «тысячу багатуров», которая и решила победу. Джелал-ад-Дину, который сам с группой уцелевших храбрецов, в том числе и знаменитым героем Ходжента - Тимур-Маликом, прикрывая отход своих войск за Инд, не оставалось другого выхода, как броситься в реку для переправы вплавь, что ему и удалось. Чингисхан, который ценил и уважал доблесть и в своих врагах, тут же указал своим сыновьям на молодого султана, как на достойный подражания образец.

К этому же времени было покончено и с Хорасаном, где Тулуй в короткое время овладел тремя вражескими твердынями: Мервом, Нишапуром и Гератом.

Как раз в это время, когда Чингисхан закончил успешно войну, прогнав Джелал-ад-Дина в Индию, приехал к нему в походную ставку из Шандуна (на берегу Желтого моря) через Пекин и Монголию за 10 000 ли приглашенный ханом знаменитый таосский монах престарелый Чан-Чун с целой свитой своих учеников, последователей учения «тао», занимавшихся, между прочим, «алхимией» и «отыскиванием философского камня», Чингисхан его тогда спросил, есть ли средство для бессмертия. Монах ответил, что такого средства нет, а есть средства и способы для продления жизни. Чингисхан не имел гордыни других завоевателей, он в походной обстановке возил с собой ученого мужа и вечерами через переводчика брал советы для духовного совершенствования вместе с некоторыми своими сподвижниками и, не будучи грамотным, велел своим секретарям записывать советы учителя, который, возможно, в душе лелеял мысль о распространении своего учения тао через Чингисхана, повелителя столь обширной империи.

Чтобы дать понятие об осадных средствах монголов, приводим следующие, заимствованные у М.И. Иванина цифры, показывающие количество машин, введенных ими в дело при осаде Нишапура: 3000 баллист (машины для прицельного действия) метали преимущественно большие стрелы, 300 катапульт (машины навесного действия), 700 машин для метания горшков с зажженной нефтью. Для штурма было заготовлено 4000 лестниц и 2500 вьюков камня (для засыпки крепостного рва).

Почти каждый город приходилось брать после отчаянного сопротивления, почему все эти победы монголов сопровождались избиениями людей десятками и сотнями тысяч, т. е. в масштабе, приближающемся к гекатомбам последней европейской войны. Такова была система Чингисхана.

«Я запрещаю вам, - объявил он своим воеводам, - выказывать милосердие к моим врагам без особого на то с моей стороны распоряжения. Только суровость удерживает таких людей в повиновении. Когда враг завоеван, это еще не значит, что покорен и будет всегда ненавидеть своего нового властелина». Он не прибегал к таким жестоким мерам ни в степях Монголии, ни в такой крайней степени в Китае. Здесь, в мире ислама, он показал себя истинным бичом. Он жестоко упрекал Тулуя за пощаду, данную населению Герата, за исключением перебитых 10 000 приверженцев султана Джелал-ад-Дина. И в самом деле, Герат впоследствии восстал против монгольского ига, умертвив поставленного ханом губернатора.

Говоря о жестокости монголов, европейцам следовало бы постараться понять их психологию, так как понятие «жестокость» в Европе и Азии имеет, по-видимому, разное значение. Так, монголу кажется бессмысленной и ненужной жестокость в Европе, выражавшаяся в форме костров инквизиции и крестовых походов, потому что монголы - приверженцы абсолютной свободы совести. На воинственность характера народа влияет род его повседневных занятий. Из монгола-охотника только и мог создаться монгол-завоеватель. С малых лет занимаясь охотой на зверя с луком и борзыми и на птиц с соколами, он развил в себе страсть к ней, приучил себя к преодолению препятствий, к достижению цели путем выдержки и знания природы. Чем больше он на охоте убьет крупных зверей, тем больше у него проявляется радость победы; эта радость по поводу своей победы над зверем у монгола-охотника у монгола-воина переходит в торжество при виде победы над врагом-человеком. Раз вкусивши эту сладость победы, монгол-охотник или монгол-воин всеми фибрами своей души, всем напряжением своих упругих мускулов стремится к большим победам, к большим радостям.

Как его борзые, впервые вкусившие крови травленного ими зверя, становятся злобными на зверя, без чего не могут считаться хорошо натасканными для охоты, так у монгола как природного воина с девственными, ничем не прикрытыми чувствами есть злобность, которая при победе требует удовлетворения, без чего нет стимула, нет пафоса победы. Чингисхан как сын своего народа с этой точки зрения понятен, и его жестокость простительна тем более, что она, как видно из вышеприведенных слов его, входила у него в систему ведения войны. Мы видим у него неистовую волю к победе и жизни. Для него на первом плане - сила, следовательно - военное дело.

Для характеристики его может служить следующий дошедший до нас разговор, который он вел со своими сподвижниками. Однажды он спросил Богурчи-нойона, в чем тот видит высшее наслаждение человека. Богурчи ответил, что высшим удовольствием он считает охоту, когда можно ехать весною верхом на хорошем коне, держа на руке ловчего сокола. Чингис спросил затем Борогула и других полководцев: все они дали ответы, приблизительно схожие с ответом Богурчи.

Нет, - сказал тогда Чингисхан, - наслаждение и блаженство человека состоит в том, чтобы подавить возмутившегося, победить врага, вырвать его с корнем, гнать побежденных перед собой, отнять у них то, чем они владели, видеть в слезах лица тех, которые им дороги, ездить на их приятно идущих жирных конях, сжимать в объятиях их дочерей и жен…

Эти знаменательные слова показывают, что привлекало к жизни Чингисхана. Его больше удовлетворяли результаты победы; его манят не удалые забавы, «потехи богатырские», не слава, даже не власть, а обладание плодами победы над врагами, когда удовлетворяется жажда мести и обретаются новые блага жизни. Чингисхан является перед нами воплощенным идеалом степного воителя с его хищническими, практическими инстинктами, которые своей огромной силой воли он умел сдерживать и которыми он умел управлять, чтобы добиться высших результатов, в чем нас убеждает много случаев из его жизни. При этом он вовсе не практиковал жестокость ради жестокости и в приказах запрещал бесцельные избиения мирного населения. За нарушение этого приказа во время войны в Персии один из лучших его воевод Тогучар подвергся, как выше упоминалось, строгому наказанию. Население добровольно сдававшихся городов обыкновенно щадилось и только облагалось умеренной данью. Крупные контрибуции взыскивались лишь с богачей. Духовенство освобождалось от каких бы то ни было налогов и натуральных повинностей. Напротив, население городов, оказывавших монголам сопротивление, обыкновенно избивалось поголовно, за исключением женщин и детей, а также художников, ремесленников и вообще людей, обладавших техническими познаниями, которые могли быть полезны монгольскому войску.

«Трудно представить себе, - пишет арабский историк Ибн-аль-Асир, - тот панический ужас, который овладел тогда всеми сердцами. Рассказывают, что однажды один монгол ворвался в большое селение и стал избивать жителей его, не встречая ни в ком попытки к сопротивлению; в другой раз безоружный монгол приказал своему пленнику лечь на землю, пока он не принесет свое оружие, и тот повиновался этому приказанию, хотя знал, что оружие понадобилось монголу лишь для того, чтобы отсечь ему голову».

Таким террором Чингисхан создавал возможность, расходуя лишь ничтожные силы, удерживать в повиновении миллионы покоренного населения, а также подготовлял психологическую почву для дальнейших завоеваний и будущих войн. «Как перед лесным пожаром бежит впереди удушающий дым, так и перед наступающей монгольской конницей далеко вперед стелется удушающий, обессиливающий страх, дававший всегда плодотворные результаты».

Равным образом террор, как мы видели со слов самого Чингисхана, применялся с беспощадной строгостью к населению восставших городов и областей в тыловой зоне, так как без этого нельзя было бы обеспечить спокойствие в тылу армии, слишком малочисленной для выделения крупных гарнизонов в завоеванные города. Такой образ действия вызывался «военной необходимостью», которую европейцы, производя разрушения и практикуя жестокости в еще более грандиозных размерах, чем Чингисхан, не располагающий совершенными орудиями разрушения и уничтожения, почему-то склонны считать своей монополией, отказывая другим в праве пользоваться ею на равных с ними началах.

В оценке приписываемых Чингисхану и монголам жестокостей необходимо принимать во внимание еще два существенных обстоятельства. Первое - это то, что он жил не в XIX и не в XX веке, а в XII и XIII. Поэтому судить о нем надлежит по масштабу его эпохи, которая, равно как последующие за ней столетия, не была идиллическим веком человечества: об этом свидетельствуют такие исторические факты, как поголовное истребление населения города Льежа (Лютиха) Карлом Смелым, чудовищная расправа Ивана Грозного с Новгородом и ужасы 30-летней войны, превратившей Среднюю Европу в пустыню. Второе обстоятельство, которое невольно заставляет относиться с сомнением к колоссальным цифрам приписываемых Чингисхану человеческих жертв (полмиллиона, даже миллион для одного места), это то, что историки Чингисхана, которые их приводят, принадлежали к покоренным им и пострадавшим от него народам. Цифры эти, несомненно, сильно преувеличены. Но и то, что остается от них, если уменьшить их вдвое, втрое, вчетверо, все-таки весьма внушительно и должно быть отнесено, помимо вышеупомянутой «военной необходимости», к тому пренебрежению, с которым монгольский завоеватель относился к человеческой жизни вообще, а в частности, к жизни городских людей, в большинстве причислявшихся им к «первому психологическому типу».

Способ управления террором впредь до успокоения поднятых войной народных страстей был не только дешевым (в смысле экономии своих людей), но и единственно возможным при том огромном перевесе в числе, который имели покоренные над завоевателями. Террор был в то время общепринятым средством управления и единственно понятным для тогдашних народов. Что система не вполне чужда и нравам «просвещенной» Европы, видно из того, что не далее как десять-четырнадцать лет тому назад она практиковалась немцами в оккупированной Бельгии, австро-болгаро-германцами - в Сербии и Румынии, большевиками во время Гражданской войны. Например, в Сербии в период оккупации ее с 1915 по 1918 год мы видим систему продовольствия армии на счет населения оккупированных областей, взимание контрибуции и заложников, бессудные расстрелы и т. п.

Но зато, может быть, скажут нам, что европейцы не предавались таким грабежам, как монголы. Так ли это? Всем еще памятно обвинение, которое навлекли на себя немецкие войска, нередко в лице своих довольно высокопоставленных представителей, в присвоении частного имущества в оккупированных областях Бельгии, Франции и Сербии. То же самое, несомненно, произошло бы, если бы во время войны французы заняли часть германской территории. Что «культурные» европейцы не отстают в этом отношении от азиатских «варваров», можно судить по следующим, зафиксированным историей эпизодам:

В 1858 году англичане и французы нашли пустяковый предлог и затеяли войну с Китаем. По Тяньцзиньскому мирному договору европейцам было торжественно предоставлено право распространения христианства через миссионеров и ввоза опиума - этого сильнейшего яда для организма. Кроме того, § 7-й этого договора воспрещал китайцам называть европейских капиталистов тем, чем были они, - «варварами».

Тогда в Китае бушевало восстание тайпингов, которое подавляли англо-французские войска. Последние, чтобы доказать всему миру, что они не варвары, сожгли 200 буддийских храмов и замков. Хороший пример показал осенью 1860 года генерал Кузэн, разграбив императорский Летний дворец близ Пекина. Лорд Эльджин, желая затмить славу этого французского генерала, приказал сжечь этот дворец, который Расселем по художественной ценности ставится рядом с собором Св. Марка в Венеции. Тогда китайцы поняли, кто такие носители европейской «общечеловеческой» культуры.

Сорок лет спустя, во время так называемой Боксерской войны 1900 года они удостоверились в этом окончательно по тем грандиозным грабежам и бесчинствам, которые производились в Печилийской провинции регулярными экспедиционными отрядами, принадлежавшими почти ко всем европейским национальностям.

Победой, одержанной над Джелал-ад-Дином на р. Инд, завершилось в главных чертах покорение обширной среднеазиатской мусульманской империи, а так как Чингисхан, всегда осторожный в своих военных предприятиях, отлично понимал, что для завоевания Индии, куда бежал султан, еще не наступило время, то ему оставалось только по принятии мер для закрепления за собой завоеванной территории вернуться с большею частью армии в Монголию. Во время этого триумфального возвращения на родину были еще попутно покорены некоторые, лежавшие в стороне горные крепости Северного Афганистана. Лето 1222 года Чингисхан провел с армией в прохладных местах в горном районе Гиндукуша, в следующую зиму он стоял под Самаркандом, а весна 1223 года застала его на берегах реки Чирчик, близ Ташкента.

В том же году состоялся на берегах Сырдарьи созванный монгольским самодержцем большой Курултай из вельмож и сановников империи. На этом торжественном и многолюдном собрании правящего отбора лучших «второго психологического типа» людей Чингисхан восседал на Мухаммедовом золотом троне, доставленном из Самарканда. На Курултай прибыл и Субедей, возвратившийся из южнорусских степей со своим отрядом. Летописец рассказывает, что Чингисхан был так заинтересован его докладом о совершенном набеге, что выслушивал его ежедневно в течение нескольких часов, решив тогда же завещать своим наследникам задачу покорения Европы. Отныне Чингисхан чувствовал себя повелителем 5-ти цветов народов, говорящих на 720-ти разных языках, населяющих мир (Замба тюбе).

По выполнении задачи объединения в одно Государство монгольских народностей, населяющих плоскогорье Центральной Азии, взоры Чингисхана, обратились на Восток, к богатому, культурному, населенному не воинственным народом Китаю, всегда представлявшему в глазах кочевников хорошую добычу. Земли собственно Китая делились на два государства - Северное Цзинь и Южное Сун. Первым объектом действий Чингисхана, естественно, являлся ближайший сосед - Цзиньская держава, с которой у него как наследника монгольских ханов XI и XII столетий были свои давнишние счеты.

Главным объектом второстепенных операций является Тангутское государство, занимавшее обширные земли в верхнем и частью среднем течении Желтой реки, успевшее приобщиться к китайской культуре, а потому разбогатевшее и достаточно прочно организованное. В 1207 году на него производится первый набег; когда оказывается, что этого мало для его полного обезвреживания, против него предпринимается поход в более крупном масштабе.

Этот поход, законченный в 1209 году, дает Чингисхану полную победу и огромную добычу. Он же служит для монгольских войск хорошей школой перед предстоящим походом на Китай и Русь, так как тангутские войска были частью обучены китайскому строю. Обязав Тангутского владетеля выплачивать ежегодную дань и ослабив его настолько, что в течение ближайших лет можно было не опасаться каких-либо серьезных враждебных действий, Чингисхан может, наконец, приступить к осуществлению своей заветной мечты на востоке, так как к тому же времени достигнута безопасность и на западной и северной границах Империи. Произошло это следующим образом: главной угрозой с запада и с севера являлся Кучлук, сын Таян-хана найманского, после гибели своего отца спасшийся бегством к соседним племенам.

Этот типичный кочевой искатель приключений собрал около себя разноплеменные банды, главное ядро коих составляли заклятые враги монголов - меркиты, суровое и воинственное племя, которое кочевало с широким размахом, нередко вступая в конфликты с соседними племенами, в земли коих оно вторгалось, а также нанимаясь на службу к тому или другому из кочевых вождей, под предводительством которого можно было рассчитывать поживиться грабежом.

Собравшиеся около Кучлука старые приверженцы из найманов и вновь примкнувшие к нему банды могли представлять угрозу для спокойствия во вновь присоединенных к Монгольской державе западных областях, потому Чингисхан в 1208 году отправил войско под начальством своих лучших воевод Джэбэ и Субутая с задачей уничтожить Кучлука.

В этом походе большую помощь монголам оказало племя ойратов, через земли которых пролегал путь монгольского войска. Вождь ойратов Хотуга-беги еще в 1207 году изъявил свою покорность Чингисхану и в знак почета и подчинения послал ему в дар белого кречета. В настоящем походе ойраты служили проводниками для войск Джэбэ и Субутая, которые они провели незаметно для противника к его расположению.

В происшедшем бою, окончившемся полной победой монголов, вождь меркитов Тохта-беги был убит, но главному врагу, Кучлуку, опять удалось избежать смерти в бою или плена; он нашел убежище у престарелого Гур-хана кара-китайского, владевшего землей, ныне носящей название Восточного, или Китайского, Туркестана.

Весною 1211 года монгольская рать выступает в поход со своего сборного пункта у реки Керулена; до Великой Китайской стены ей предстояло пройти путь длиною около 750 верст, на значительной части своего протяжения пролегающий через восточную часть пустыни Гоби, которая, впрочем, в это время года не лишена воды и подножного корма. Для продовольствия за армией гнались многочисленные стада.

Цзиньская армия обладала кроме устаревших боевых колесниц запряжкой в 20 лошадей, серьезными, по тогдашним понятиям, военными орудиями: камнеметами; большими самострелами, для натяжения тетив каждого из которых требовалась сила в 10 человек; катапультами, которые для приведения в действие требовали каждая работы 200 человек; кроме всего этого цзиньцы пользовались и порохом для военных целей, например для устройства фугасов, воспламеняемых посредством привода, для снаряжения чугунных гранат, которые бросались в неприятеля катапультами для метания ракет, и т.п.

Чингисхану приходилось действовать вдали источников своего пополнения, в богатой ресурсами неприятельской стране, против превосходных сил, которые могли быстро пополнять свои потери и были мастерами своего дела, так как военное искусство цзиньцев стояло, как и в Риме в эпоху Пунических войн, на большой высоте.

В следующем, 1212 году он снова подступает главными силами к Средней столице, справедливо глядя на нее как на приманку для привлечения к ней в целях выручки полевых армий неприятеля, которые он и рассчитывал бить по частям. Расчет этот оправдался, и цзиньские армии понесли от Чингисхана новые поражения в поле. Через несколько месяцев в его руках оказались почти все земли, лежащие к северу от нижнего течения Желтой реки. Но Чжунду и с десяток наиболее крепких городов продолжали держаться, так как монголы все еще не были подготовлены к действиям осадной войны.

Не столь сильно укрепленные города брались ими либо открытой силой, либо путем различных хитростей, например притворным бегством из-под крепости с оставлением на месте части обоза с имуществом, для того чтобы перспективой добычи выманить гарнизон в поле и повлиять на ослабление мер охранения; если эта хитрость удавалась, город или лишенный защиты крепостных стен гарнизон подвергались внезапному нападению. Таким способом Джэбэ овладел городом Ляояном в тылу цзиньской армии, действовавшей против ляодунского князя. Иные города принуждались к сдаче угрозами и террором.

Весной 1214 года три монгольские армии снова вторгаются в цзиньские пределы. На этот раз они действуют по новой системе, выработанной на основании опыта предыдущих кампаний. При подходе к укрепленным городам монголы сгоняют народ из окрестностей и затем идут на штурм, гоня густые массы населения перед собой на крепостные валы. В большинстве подобных случаев цзиньцы штурма не принимали и сдавали город. Терроризованные таким жестоким образом ведения войны и видя, кроме того, что они имеют дело не с нестройными кочевыми полчищами, а с регулярной армией, определенно идущей на полное покорение страны для возведения на ее престол своего вождя, многие цзиньские военачальники, и не только из киданей, но и из чжурчженей, стали сдаваться монголам вместе со своими отрядами. Чингисхан, как дальновидный политик, принимал их подчинение и услуги, используя их пока для содержания гарнизонов во взятых городах.

В течение кампании 1214 г. армии Чингисхана пришлось встретиться с новым страшным врагом - моровой язвой, которая стала косить ее ряды. Обессилел также от неимоверных трудов и конский состав. Но монголы уже успели внушить вражескому командованию такое к себе почтение, что в его среде не нашлось вождя, который решился бы атаковать ослабевшую монгольскую армию, стоявшую лагерем под Чжунду.

Император предложил Чингисхану перемирие на условии уплаты ему богатого выкупа и отдачи ему в жены принцессы императорского дома. На это последовало согласие, и по выполнении условий перемирия монгольская рать, нагруженная несметными богатствами, потянулась в родные края.

Одной из причин проявленного в данном случае миролюбия Чингисхана было полученное им сведение, что непримиримый враг его, Кучлукхан, завладел Кара-китайской империей, в которой он нашел приют после своего бегства в 1208 году. В этом обстоятельстве Чингисхан с полным основанием усмотрел угрозу для безопасности своей империи со стороны ее юго-западной границы.

В китайском походе опять проявились в полном блеске военный и политический гений Чингисхана и незаурядные дарования большинства орхонов; дарования, выражавшиеся особенно в их умении всегда выгодно использовать складывающуюся бесконечно разнообразную обстановку. Отдельные операции в эту войну не были простыми набегами без плана и системы, а являлись глубоко продуманными предприятиями, успех которых зиждился на рациональных стратегических и тактических методах в связи, конечно, с боевым опытом командного состава и воинственным духом массы монгольского войска.

"Итак, - говорит генерал М. И. Иванин, - ни многолюдность, ни китайские стены, ни отчаянная оборона крепостей, ни крутые горы - ничто не спасло империи цзиней от меча монголов. Цзиньцы не потеряли еще воинственности и упорно отстаивали свою независимость более 20 лет. Но Чингисхан... отогнав императорские табуны и потом заграбив весь скот и лошадей по северную сторону реки Хуанхэ (Желтой), лишил цзиньцев возможности иметь многочисленную конницу и, употребляя постоянно систему набегов, нападал на них когда хотел, даже и с малыми частями конницы разорял их землю и лишал способов восстановить равновесие сил. Цзиньцы должны были ограничиться обороною городов и крепостей; но монголы, продолжая стеснять, опустошать, тревожить эту империю, наконец взяли почти все крепости, частью руками китайцев, частью голодом. Это показывает, какую выгоду имела в то время степная конница, хорошо устроенная, перед пехотой, и какую пользу можно было извлекать искусным употреблением ее.

Но к этому надобно присовокупить, что Чингис-хан умел подготовлять войну, разделять неприятеля, привлекать союзников и делать из них могущественное пособие для облегчения успехов своему оружию, например, подготовленным союзом с онгутами он облегчил первые военные действия против цзиньцев, потом, дав пособие киданям (ляодунский князь) разъединил силы неприятеля и отрезал его от севера, набирал из киданей и природных китайцев войска, отвлекал от цзиньцев собственных их подданных, потом получил пособие (войсками) из Тангута и, наконец, дал совет своим преемникам воспользоваться союзом с империей дома Сун - словом, умел действовать так же искусно политикой, как и оружием".

Вернувшись из Китая, Чингисхан должен был обратить внимание на ближайший к нему запад, где у него оставался еще сильный враг - Кучлукхан, который коварством успел завладеть Кара-китайской державой. Не были еще покорены некоторые народы к западу от Алтая до реки Урала. Как бы ни сложились дальнейшие отношения с могущественным государем мусульманской Средней Азии, султаном Мухаммедом, называемым также "Хорезмшахом", который владел Туркестаном, Афганистаном и Персией, во всяком случае должны были быть предварительно ликвидированы ближайшие враги, которые могли быть опасны для мирных сношений с мусульманской державой, а в случае войны - усилить собою врагов Монгольской монархии.

Эту задачу он возлагает на своих лучших полководцев Субутая и Джэбэ, которые легко с нею справляются. Первый в 1216 году быстро покоряет земли между Алтаем и Уралом, причем племя меркитов, непримиримых врагов Чингис-хана, истребляется до последнего человека; второй уничтожает империю узурпатора Кучлука, искусно использовав неудовольствие против него его мусульманских подданных, преследуемых им за религиозные убеждения. Объявив полную веротерпимость, Джэбэ-нойон привлекает к монголам симпатии их, а также части чинов войска, обеспечивая себе таким путем военные успехи. Разбитый наголову и преследуемый по пятам монголами, Кучлук лишается царства и бесславно гибнет в дебрях Гиндукуша. Кара-китайская держава, охватывающая Восточный Туркестан со столицей Кашгаром и часть Семиречья с некоторыми прилегающими землями присоединяется к Империи Чингисхана, которая, таким образом, приходит в непосредственное соприкосновение с обширными владениями Хорезмшаха.

Война стала неизбежной. Чингисхан готовился к ней с особой тщательностью, так как вполне считался с военным могуществом своего нового противника, одна полевая армия которого - правда, менее дисциплинированная и не столь прочно спаянная, как монгольская, - была составлена преимущественно из контингентов воинственных турецких (тюркских) народов, обладала отличным вооружением и насчитывала в своих рядах 400 000, большею частью конных воинов. Кроме всевозможных военных машин в армии имелись и боевые слоны, род оружия, с которым монголам не приходилось иметь дела в предыдущих войнах. Помимо таких внушительных полевых сил империя Хорезмшаха славилась крепостью своих городов и искусством своих инженеров, а доступ извне к ее жизненным центрам был прикрыт труднопроходимыми естественными преградами - горными хребтами и безводными пустынями. С другой стороны, внутренняя спайка этого государства, только недавно расширившегося завоеваниями, разноплеменного по составу населения и подтачиваемого непримиримой враждой между приверженцами различных мусульманских вероучений (сунниты, шииты и множество фанатичных сект), далеко не была крепкой.

Для грандиозного предприятия покорения Средней Азии Чингисхан к весне 1219 года собирает в верховьях Иртыша конную армию численностью 230 000 человек. Хотя после покорения северных областей Цзиньской империи население Монгольской державы значительно возросло, повелитель ее не считает целесообразным увеличивать свою кочевую армию ненадежными в политическом отношении, маловоинственными и непривычными к естественным условиям западного театра войны элементами оседлого населения вновь завоеванных земель. Великий Полководец слишком хорошо знает, что качество важнее количества. Поэтому китайцы (кидани, чжурчжени) входят в его армию лишь в небольшой пропорции, составляя ее технические войска, соединенные в особый корпус, общей численностью около 30 000 человек, из коих китайцев и прочих чужеземцев собственно только 10 000, а остальные из вполне надежных элементов.

Совершенный ими в последующий, менее чем двухлетний, срок набег или рейд принадлежит к числу замечательнейших военных предприятий этого рода. Не имея, разумеется, никаких карт тех стран, по которым им предстояло пройти, монгольские вожди через Тебриз, который изъявляет им покорность, и Диарбекр снова проникают в Закавказье, где выдерживают упорную борьбу с грузинами; в последней решительной битве с ними одерживают победу благодаря применению одного из своих обычных тактических приемов. В данном случае прием этот состоял в том, что Джэбэ с 5 тысячами человек засел в засаде, а Субутай с остальными силами, обратившись в притворное бегство, наводит неприятеля на эту засаду, которая его внезапно атакует одновременно с перешедшим в наступление Субутаем. В этом бою грузин было перебито до 30000 человек. После победы над грузинами монгольский отряд углубляется в дебри Кавказского хребта, где среди непрестанных боев с горцами прокладывает себе путь через Дербентский проход и наконец выходит на равнины Северного Кавказа.

Монгольское завоевание Средней Азии

После громких побед, одержанных в Центральной Азии, монгольская знать устремила свои помыслы на завоевание Восточного Туркестана, Средней Азии и Казахстана. Монгольское государство отделяло от империи Хорезмшахов буферное владение, во главе которого стоял Кучлук-хан. Он был вождем найманов, бежавших на запад в результате поражения в 1204 г. от войска Темучина. Кучлук ушел в долину Иртыша, где объединился с меркитским ханом Тохтоа-беки. Однако после очередного разгрома в 1205 г. Кучлук с остатками найманов и кереитов бежал в долину р. Чу. В итоге длительной борьбы с местными тюркскими племенами и кара-китаями он утвердился в Восточном Туркестане и Южном Семиречье. Однако в 1218 г. огромная монгольская армия под командованием Джебе-нойона разгромила отряды Кучлук-хана. Чингисхан, покорив Восточный Туркестан и Южное Семиречье, вплотную приблизился к границам державы Хорезмшахов, в которую входили Средняя Азия и большая часть Ирана.

После захвата монголами значительной территории империи Цзинь хорезмшах Мухаммад II (1200-1220) отправил своих послов ко двору Чингисхана. Главной целью этой дипломатической миссии было получение сведений о вооруженных силах и дальнейших военных планах монголов. Чингисхан принял благосклонно посланцев из Хорезма, выразив надежду на установление интенсивных торговых связей с мусульманским Востоком. Он велел передать султану Мухаммаду, что считает его владыкой Запада, а себя - повелителем Азии. Вслед за тем он направил ответное посольство в Ургенч - столицу государства Хорезмшахов. Грозный воитель предложил через своих послов заключить договор о мире и торговле между двумя мировыми державами.

В 1218 г. монголы снарядили в Среднюю Азию крупный торговый караван, везший много дорогих товаров и даров. Однако по прибытии в пограничный город Отрар караван был разграблен и перебит. Это стало удобным предлогом для организации грандиозного похода монгольской рати. Осенью 1219 г. Чингис-хан двинул свое войско с берегов Иртыша на запад. В том же году оно вторглось в Мавераннахр.

Весть об этом встревожила султанский двор в Ургенче. Экстренно собранный высший государственный совет не смог выработать разумный план военных действий. Шихаб ад-дин Хиваки, ближайший сподвижник Мухаммада II, предложил собрать народное ополчение и всеми боевыми силами встретить врага на берегах Сырдарьи. Предлагались и другие планы военных операций, но султан избрал тактику пассивной обороны. Хорезмшах и поддержавшие его сановники и полководцы, недооценивая осадное искусство монголов, полагались на крепость городов Мавераннахра. Султан принял решение сосредоточить основные силы на Амударье, подкрепив их ополченцами из соседних областей. Мухаммад и его военачальники, засев в крепостях, рассчитывали напасть на монголов после того, как они рассеятся по стране в поисках добычи. Однако этот стратегический план не оправдался, что привело к гибели тысячные массы сельского и городского населения Казахстана, Средней Азии, Ирана и Афганистана.

Громадная рать Чингис-хана достигла осенью 1219 г. Отрара и после пятимесячной осады захватила его (1220 г.). Отсюда монголы двинулись вперед по трем направлениям. Один из отрядов под командованием Джучи-хана отправился для захвата городов в низовьях Сырдарьи. Второй отряд двинулся на покорение Ходжента, Бенакета и других пунктов Мавераннахра. Главные силы монголов под водительством самого Чингис-хана и его младшего сына, Тулуя, направились к Бухаре.

Монгольское войско словно огненный смерч обрушилось на города и селения Казахстана и Средней Азии. Повсюду они встречали отпор со стороны простых крестьян, ремесленников, пастухов. Героическое сопротивление чужеземцам оказало население Ходжента во главе с эмиром Тимур Маликом.

В начале 1220 г. после непродолжительной осады Чингис-хан взял, разрушил и сжег Бухару. Большинство горожан, за исключением перешедшей на сторону завоевателей местной знати и части взятых в плен ремесленников, было перебито. Случайно уцелевшие от резни жители были мобилизованы в ополчения для ведения осадных работ.

В марте 1220 г. орды Чингис-хана появились у Самарканда, где был сосредоточен сильный гарнизон хорезмшаха. Однако город был взят, разрушен и дочиста ограблен.

Защитники Самарканда были перебиты; лишь часть искусных ремесленников избежала этой участи, но была угнана в рабство. Вскоре весь Мавераннахр оказался под властью монголов.

Создавшаяся критическая ситуация требовала срочных и решительных мер, но безвольный султан и его ближайшие сподвижники ничего не предпринимали для организации отпора врагу. Обезумев от страха, они сеяли панику, рассылая повсюду указы о невмешательстве мирного населения в военные действия. Хорезмшах принял решение спасаться бегством в Ирак. Чингис-хан послал отряд монгольской армии для преследования Мухаммада, ушедшего в Нишапур, а оттуда - в Казвин. Монгольская конница стремительно двинулась по следам хорезмшаха в Северный Хорасан. Отряды Джебе, Субедая и Тогучар-нойона овладели в 1220 г. Нисой и другими городами и крепостями Хорасана и Ирана. Спасаясь от преследования монголов, хорезмшах переправился на пустынный остров на Каспии, где и умер в декабре 1220 г.

В конце 1220 - начале 1221 г. Чингис-хан направил своих полководцев на завоевание Хорезма. Здесь в это время сосредоточились остатки султанской армии, состоявшие в основном из кипчаков. В Хорезме находились сыновья хорезмшаха Мухаммада, Ак-султан и Озлаг-султан, не желавшие уступать власть своему старшему брату, Джалал ад-дину. Силы хорезмийцев разделились на два лагеря, что облегчило монголам захват страны. В результате острых разногласий с братьями Джалал ад-дин был вынужден покинуть Хорезм, он пересек Каракумы и ушел в Иран, а оттуда - в Афганистан. Находясь в Герате, а затем в Газни, он начал собирать боеспособные антимонгольские силы.

В начале 1221 г. армия Чингис-хана под командованием царевичей Джучи, Угедея и Чагатая овладела почти всей левобер.ежной частью низовьев Амударьи. Монгольские отряды приступили к осаде Ургенча, взятию которого придавалось особое значение Чингис-ханом. Блокада города в течение шести месяцев не дала никаких результатов. Только после штурма Ургенч был захвачен, разрушен, а его остатки затоплены водами Амударьи (апрель 1221 г.).

Джалал ад-дин, собравший большую рать, оказывал монголам ожесточенное сопротивление. Летом 1221 г. он разбил тридцатитысячное войско монголов в бою в Перванской степи. Чингис-хан, обеспокоенный успехами Джалал ад-дина и повстанцев в Хорасане, лично выступил против него. Джалал ад-дин был разбит в сражении на берегу р. Инд и ушел в глубь Индии, где, однако, не получил поддержки местных феодальных владетелей, в частности делийского султана Шамс ад-дина Илтутмыша. Монгольские отряды тем временем подавили народные восстания и снова овладели Северным Хорасаном.

В октябре 1224 г. основной контингент армии Чингис-хана переправился через Амударью и двинулся в Монголию. Одной из важных причин ее ухода в Центральную Азию было восстание жителей Тангута. Чингис-хан передал дела управления (прежде всего налогового) Средней Азией хорезмийскому купцу Махмуду Яловачу (его наследники выполняли эти функции до начала XIV в.). Завоеватели поставили в покоренных областях края своих представителей власти, или главных управителей (даруга); в городах и крепостях содержали воинские гарнизоны.

Воспользовавшись уходом Чингис-хана в Монголию, Джалал ад-дин возвратился из Индии в Иран. Власть его была признана местными правителями - Фарса, Кермана и Персидского Ирака. В 1225 г. он взял Тавриз и объявил о восстановлении державы Хорезмшахов. При поддержке.городского ополчения Джалал ад-дин одержал в 1227 г. победу над монголами под Исфаханом, хотя и понес сам тяжелые потери. Одновременно, в течение ряда лет, он совершал походы против местных феодальных владетелей Закавказья и Передней Азии. Джалал ад-дин был храбрым полководцем, но не обладал гибкостью политического деятеля. Своим амбициозным поведением, грабительскими нападениями он восстановил против себя многих представителей местной знати и широкие слои населения. В 1231 г., не выдержав засилья хорезмийцев, поднялись ремесленники и городская беднота Гянджи. Джалал ад-дин подавил восстание, но против него образовалась коалиция правителей Грузии, Румского султаната, Ахлатского эмирата.

После смерти Чингис-хана (1227 г.) на курултае 1229 г. на престол Монгольской империи был возведен его сын Угедей (1229-1241). Продолжая завоевательную политику отца, великий хан (каан) приказал двинуть огромное войско в Хорасан и Иран. Монгольская армия под командованием нойона Чормагуна выступила против Джалал ад-дина. Опустошив Хорасан, она вошла в пределы Ирана. Под натиском монголов Джалал ад-дин отступил в Южный Курдистан вместе с остатками своих войск. В 1231 г. он был убит около Диярбакыра. Гибель Джалал ад-дина открыла путь монголам в глубь стран Ближнего и Среднего Востока.

В 1243 г. Хорасан и захваченные Чормагуном области Ирана по распоряжению Угедей-каана были переданы эмиру Аргуну. Он был назначен управителем (баскаком) в почти начисто опустошенном монголами крае. Аргун сделал попытку наладить экономическую жизнь и восстановить сельские поселения и города Хорасана. Однако такая политика встречала сопротивление привыкшей к грабежам монгольской степной знати.

Монгольское завоевание нанесло страшный удар развитию производительных сил покоренных стран. Огромные массы людей были истреблены, а оставленные в живых - превращены в рабов. "Татары, - писал историк XIII в. Ибн ал-Асир, - ни над кем не сжалились, а избивали женщин, младенцев, распарывали утробы беременным и умерщвляли зародышей". Сельские поселения и города стали руинами, и некоторые из них лежали в развалинах еще в начале XIV в. Земледельческие оазисы большинства регионов были превращены в кочевые пастбища и стоянки. Пострадали от завоевателей и местные скотоводческие племена. Плано Карпини писал в 40-х годах XIII в., что их "также истребили татары и живут в их земле, а те, кто остался, обращены в рабство". Рост удельного веса рабства при монголах привел к социальному регрессу покоренных стран. Натурализация хозяйства, усиление роли скотоводства за счет земледелия, сокращение внутренней и международной торговли привели к всеобщему упадку.

Страны и народы, завоеванные монголами, были поделены между отпрысками Чингис-хана. Каждому из них был выделен улус (удел) с определенным количеством войска и зависимыми людьми. Тулуй, младший сын Чингис-хана, согласно обычаю, получил в удел Монголию - коренное владение (юрт) отца. Ему была отдана в подчинение 101 тыс. воинов из 129 тыс. человек регулярной армии. Угедею, третьему сыну Чингис-хана, был выделен улус в Западной Монголии с центром на верхнем Иртыше и Тарбагатае. После возведения на трон в 1229 г. он поселился в Каракоруме - столице Монгольской империи. Наследникам Джучи, старшего сына Чингис-хана, отдали земли, расположенные к западу от Иртыша и "от границ Каялыка (в Семиречье) и Хорезма до мест Саксин и Булгар (на Волге), вплоть до тех пределов, куда доходили копыта татарских коней". Другими словами, в этот удел вошли северная часть Семиречья и Восточный Дашти Кипчак, включая Нижнее Поволжье. Границы Джучиева улуса были расширены при Бату-хане, совершившем поход в Камскую Булгарию, на Русь и в Центральную Европу. После образования Золотой Орды центром улуса Джучидов стало Нижнее Поволжье. Чагатай, второй сын Чингис-хана, получил от отца 4 "тьмы" (или тумена, монг. "10 000", а также "бесчисленное множество"), включавшие территории племен барлас и кунграт, и земли от Южного Алтая и р. Или до Амударьи. Его владения охватывали Восточный Туркестан, значительную часть Семиречья и Мавераннахр. Основная территория его улуса называлась Иль-Аларгу, центром которой был г.Алмалык.

В состав владений Чагатая вошла, таким образом, значительная часть Средней Азии и Восточного Казахстана. Однако его власть распространялась непосредственно на кочевых монголов и покоренные ими степные тюркоязычные племена, фактическое управление в западных областях Чагатайского улуса осуществлялось согласно приказу Чингис-хана Махмудом Яловачем. Избрав своей резиденцией Ходжент, он правил в крае с помощью военных контингентов монгольских баскаков и даругачи (или даруга).

Положение оседлого населения Мавераннахра после нашествия Чингисхана было весьма тяжелым. Господство чужеземцев сопровождалось актами грубого насилия, вымогательства и ограбления мирных жителей. В этом монгольской аристократии помогала среднеазиатская знать, перешедшая на сторону завоевателей. Засилье пришлых и местных феодалов привело к восстанию народных масс Бухары. В 1238 г. поднялись на борьбу сельские жители Тараба - одного из селений в окрестностях Бухары. Повстанцев возглавил мастер по выделке сит Махмуд Тараби. Собрав крестьянские отряды, он вступил в Бухару и занял дворец управлявшей городом династии садров. Однако вскоре повстанцы были разгромлены, в сражении с монгольской армией погиб Махмуд Тараби. После этого Махмуд Яловач был отозван в Каракорум и смещен с поста. Вместо него был назначен его сын Масуд-бек.

В конце 40-х - начале 50-х годов XIII в. начались ожесточенные усобицы и борьба за власть между потомками Чингис-хана. Располагая значительными военными силами и экономическим могуществом, они всячески стремились к независимости. В основе этого процесса лежало также дальнейшее развитие удельной феодальной системы в Монгольской империи. Отсутствие прочных хозяйственных, политических и культурных связей, разноплеменный характер империи, борьба покоренных народов против своих поработителей вели к распаду на самостоятельные государства обширной Монгольской державы.

Чагатай, будучи старшим в чингисидском роду, пользовался большим авторитетом и влиянием, и хан Угедей не принимал без его согласия важных решений. Чагатай назначил своим наследником Кара Хулагу - сына своего брата, Матугэна. После смерти в 1241 г. Угедея, а затем Чагатая в результате острого противоборства в 1246 г. великим ханом стал Гуюк (1246-1248). Правителем Чагатайского улуса был провозглашен Есу Мункэ. Кара Хулагу был отстранен от власти объединившимися наследниками улусов Чагатая и Угедея. Однако после смерти Гуюка вспыхнуло пламя новой Междоусобной смуты. В ходе ожесточенной борьбы между потомками Угедея и Тулуя к власти пришел Мункэ (1251-1259), старший сын Тулуя. Многие царевичи из кланов Чагатая и Угедея были казнены. Правительницей Чагатайского улуса стала Оркына, вдова Кара Хулагу (ум. в 1252 г.).

Монгольская империя в середине XIII в. была фактически разделена между наследниками Тулуя и Джучи. Пограничные рубежи владений Бату, сына Джучи, и великого хана Мункэ проходили пор. Чу и Таласу. Семиречье оказалось под властью Мункэ, а Мавераннахр на время попал в руки Джучидов.

В 1259 г., после смерти Мункэ, произошел новый виток феодальных усобиц в Монгольском государстве, завершившийся провозглашением Хубилая, брата Мункэ, верховным правителем Монгольской империи (1260 г.).

Чингисидская держава рассматривалась как собственность правящей династии, ее многочисленных представителей. Великий каан имел широкие прерогативы, сочетая в одном лице военную, законодательную и административно-судебную власть. В политической структуре Монгольской державы сохранился курултай - совет кочевой знати под эгидой Чингисидов. Формально курултай считался высшим органом власти, на котором избирался верховный хан. Курултай решал вопросы мира и войны, внутренней политики, рассматривал важные споры и тяжбы. Он собирался, однако, фактически лишь для утверждения решений, заранее подготовленных кааном и его ближайшим окружением. Советы монгольской знати собирались вплоть до 1259 г. и прекратились лишь со смертью Мункэ-хана.

Монгольская империя, несмотря на существование верховной ханской власти, состояла реально из ряда самостоятельных и полузависимых владений, или уделов (улусов). Улусные правители - Чингисиды - получали доходы и подати со своих уделов, содержали собственный двор, войска, гражданскую администрацию. Однако им обычно не разрешалось вмешиваться в дела управления земледельческих областей, на которыми верховные ханы назначали специальных чиновников.

Правящий слой монгольских улусов состоял из высшей знати во главе с прямой и боковыми ветвями чингисидской династии. Гражданское управление в уделах осуществлялось над оседлым населением с помощью старой местной бюрократии. В государстве Чагатаидов при Масуд-беке была проведена денежная реформа, сыгравшая важную роль в подъеме экономики Средней Азии.

В отдельных случаях гражданское управление в государстве Чагатаидов осуществлялось с помощью старых династов, носивших титул "малик". Такие правители имелись в ряде крупных областей и городов Мавераннахра, в частности в Ходженте, Фергане, Отраре. В завоеванные области и города Средней Азии и Восточного Туркестана назначались и собственно монгольские власти - даруга. Первоначально их власть ограничивалась исполнением военной функции на местах, но с течением времени их прерогативы значительно расширились. Даруга стали выполнять обязанности по переписи населения, рекрутированию войск, устройству почтовой службы, взиманию и доставке налогов в ханскую орду.

Основная масса кочевого и оседлого населения Чагатайского улуса находилась на различных стадиях феодального строя. Наиболее развитыми феодальные отношения были в земледельческих областях, сохранивших прежние социально-экономические институты. Кочевое население, состоявшее из собственно монгольских и покоренных тюркоязычных племен, находилось на раннефеодальной стадии развития с сильными пережитками родо-племенного строя. Номады были обязаны нести военную службу, выполняли различные повинности и уплачивали налоги в пользу своих господ. Кочевники разделялись на десятки, сотни, тысячи и "тьмы", к которым были прикреплены. Согласно уложениям Чингис-хана, они не имели права на переход от одного владетеля или начальника к другому. Самовольный переход либо бегство карались смертью.

Монгольские араты уплачивали налоги в пользу своей знати и верховного ханского двора. В правление Мункэ с них собирали так называемый купчур в размере: 1 голова скота со 100 голов животных. Купчур уплачивался и крестьянами, а также ремесленниками и горожанами. Кроме того, земледельческое население вносило поземельный налог - харадж и другие подати и сборы. Сельские жители уплачивали, в частности, особый натуральный сбор (тагар) на содержание монгольского войска. Они должны были также нести повинность по содержанию почтовых станций (ямов). Взимание многочисленных налогов отягощалось хищнической откупной системой, разорявшей массу земледельцев и скотоводов.

В начале XIV в. значение рода Чагатаидов в Средней Азии и Семиречье быстро возрастало. Чагатаидские правители стремились к централизации власти и к дальнейшему сближению с оседлой знатью Мавераннахра. Кебек-хан (1318-1326) старался восстановить городскую жизнь, наладить земледельческое хозяйство и торговлю. Он провел денежную реформу, которая копировала аналогичную реформу хулагуидского правителя Ирана Газан-хана. Введенная им в 1321 г. в обращение серебряная монета стала известна как "кебеки". В нарушение древних традиций кочевых монголов Кебек-хан отстроил в долине р. Кашкадарьи дворец (монг. карши), вокруг которого вырос город Карши. Эти нововведения встречали упорное сопротивление со стороны отсталых патриархальных слоев монгольской аристократии. Поэтому реформы Кебек-хана имели в целом ограниченный характер.

При брате и преемнике Кебек-хана, Тармаширине (1326-1334), был сделан следующий шаг к сближению с местной знатью - провозглашение ислама официальной религией. Тармаширин пал жертвой кочевых монголов, державшихся патриархальных традиций и языческих верований.

В конце 40-х - 50-х годах XIV в. Чагатайский улус распался на ряд самостоятельных феодальных владений. Западные области государства были поделены между вождями тюрко-монгольских племен (барласов, джелаиров, арлатов, каучинов). Северо-восточные территории Чагатайского улуса обособились в 40-х годах XIV в. в самостоятельное государство Могулистан. В его состав вошли земли Восточного Туркестана, степи Прииртышья и Прибалхашья. На западе рубежи этого государства достигали среднего течения Сырадьи и Ташкентского оазиса, на юге - Ферганской долины, а на востоке - Кашгара и Турфана.

Основное население Могулистана состояло из скотоводческого населения - потомков смешанных тюрко-монгольских племен. Среди них были канглы, кереиты, арлаты, барласы, дуглаты, из среды которых происходил местный ханский род. В 1348 г. знать восточных областей Чагатайского улуса избрала в качестве верховного хана Тоглук-Тимура. Опираясь на верхушку дуглатов и другие кланы, он подчинил Семиречье и часть Восточного Туркестана. Тоглук-Тимур принял ислам, заручился поддержкой мусульманского духовенства и начал борьбу за обладание Мавераннахром. В 1360 г. он вторгся из Семиречья в долину Сырдарьи, но разногласия между военачальниками прервали его дальнейшее продвижение в глубь среднеазиатского Двуречья. Ранней весной следующего года Тоглук-Тимур снова выступил в поход на Мавераннахр, где на сторону монголов перешел Тимур, получивший ранее от Тоглук-Тимура в удел г. Кеш (Шахрисабз). Могулистанская армия заняла Самарканд и продвинулась на юге до горных хребтов Гиндукуша. Однако власть Тоглук-Тимура в Мавераннахре оказалась непродолжительной. Вскоре он возвратился в Могулистан, что было использовано местными кочевыми вождями для свержения его сына, Ильяс-Ходжи, оставленного в крае в качестве наместника. Против него выступил и Тимур в союзе с чагатаидом, правителем Балха эмиром Хусейном. Ильяс-Ходжа бежал в Могулистан, где началась смута после смерти Тоглук-Тимура.

В 1365 г. Ильяс-Ходжа напал на Мавераннахр и одержал победу над Хусейном и его союзником Тимуром в битве на берегу Сырдарьи. Ограбив города и селения Ташкентского и других оазисов, могулистанская армия направилась к Самарканду. Ильяс-Ходжа не смог овладеть городом, его оборону организовали сами жители, во главе которых были и сербедары. Ильяс-Ходжа был вынужден уйти обратно в Семиречье.

Список литературы

1. История Востока; Издательская фирма "Восточная литература" РАН, Москва, 1997

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.world-history.ru/

В конце ХП-начале XIII вв. на территории Монголии образовалось крупное кочевое государство под властью одного из представителей родовой верхушки - Темучина. Первоначально оно было основано в долинах рек Керулена и Орхона, затем вследствие объединения родственных племен и завоевания соседних стран Монгольское государство превратилось в могучую империю не только в Центральной Азии, но и во всем мире. В 1203 г. им были разгромлены Кереитское, затем и соседнее Найманское ханство, в 1207-1211 гг. были покорены народы Сибири и Восточного Туркестана. В 1215г. был взят Пекин, а к 1217 г. монголы завоевали все земли к северу от реки Хуанхэ.
В 1206 г. Темучин был провозглашен всемонгольским каганом и получил титул Чингисхана. Образование монгольского государства содействовало консолидации ранее малосвязанных племен в единый этнос и к прекращению междусобных войн.
Завоевание Жетысу. Государство кара-киданей в Жетысу и Южном Казахстане претерпевало время политического кризиса. Города Мавераннахра постепенно освобождались от власти гур-хана. Карлыкские и караханидские правители стали переходить в подданство Хорезма. В 1207 г. кара-кидани потеряли Бухару, затем и Тараз. Кроме того, обострились отношения гурхана с правителями Койлыка и Алмалыка. Попав в затруднительное положение, гурхан Чжилугу обратился за помощью к Кучлук хану найманскому.
Вслед за Китаем Чингисхан готовился к походу в Казахстан и Среднюю Азию. Особенно его привлекали цветущие города Южного Казахстана и Жетысу. Осуществить свой план он решил через долину реки Или, где располагались богатые города и правил ими хан найманов Кучлук, которого Чингисхан считал своим врагом. С целью завоевания Жетысу и разгрома Кучлука Чингисхан послал войско во главе с одним из военачальников - Жебенойоном.
В 1218г. отряды Жебе совместно с войсками правителей Койлыка и Алмалыка выступили против Кучлука. При этом монголы разрешали мусульманам публичное богослужение, запрещенное ранее найманами, что способствовало переходу всего оседлого населения на сторону монголов. Кучлук, не сумев организовать сопротивление, бежал. Жители Баласагуна открыли ворота монголам, за что город получил название Гобалык -"хороший город". Перед Чингисханом открылась дорога в пределы Хорезма и Мавераннахра.
. Война в сентябре 1219г. началась с осады Отрара. Разделив свое войско на несколько частей, Чингисхан оставил одну часть для осады города, другую, во главе со своим старшим сыном Жоши, отправил вниз по Сыр-дарье, сам же направился к Бухаре.
Осада Отрара продолжалась почти пять месяцев. Кайыр хан зная, что монголы не пощадят его, защищался отчаянно. Предательство одного из военачальников по имени Караджа, ускорило падение Отрара. Выйдя ночью из городских ворот, он сдался монголам. Через эти же ворота осаждающие ворвались в город. Часть войск и жители заперлись в крепости и продолжали обороняться. Только через месяц монголы смогли взять цитадель. Все ее защитники были убиты, крепость разрушена, Кайыр хан казнен, а стены Отрара срыты.
В начале 1221 г. монгольские отряды подступили к столице Хорезма - городу Ургенчу, который был взят после пятимесячной осады. Хорезмшах бежал в Иран, для его преследования Чингисхан отправил крупный отрад под командованием Жебе и Субедея. Узнав о смерти Мухаммеда, монголы через Кавказ направились в Дашт-и-Кыпчак, где столкнулись с яростным сопротивлением западно-кыпчакских племен. Кыпчаки и объединенное войско русских княжеств встретились с монголами на реке Калке в мае 1223 г. Из-за несогласованности действий и разногласий между князьями союзники потерпели поражение. Однако монголы не стали продвигаться вглубь Руси и повернули назад, на соединение с основными силами.
Завершение завоевания. Образование улусов. Таким образом, в результате военных действий 1219-1241гг. территории Дешт-и-Кипчака и Мавераннахра вошли в состав империи Чингисхана и были поделены между его сыновьями. Старшему сыну Жоши он отдал земли Сарыарки и дальше на запад, к югу - до Каспийского и Аральского морей. Из среднеазиатских владений в его улус вошли районы низовий Амударьи - северный Хорезм. Ставка находилась в долине Ертиса. Второму сыну Чингисхана - Шагатаю достались Мавераннахр, Жетысу, его ставка была в долине Или. Третьему сыну Угедею Чингис хан выделил Западную Монголию и Тарбагатай, его ставка располагалась вблизи нынешнего Чугучака. Тули наследовал отцовский улус - собственно Монголию.

«Татаро-монголы» - термин пришел от кыпчаков, те заимствовали у китайцев. Чингисхан родился в семье богатого нойона в 1162 г. В 20 лет благодаря своей хитрости собирает армию, возвращает свои Земли. На собрании в 1206 г. избирают ханом. Отец - тюрок, мать - род конырат. Большая часть воинов - кыпчаки. Сыновья - Джучи, Чагатай, Угэдэй, Туле. Завоевывают енисейских киргизов, бурят, уйгуров, западные страны 1219 г. - походы на территории Казахстана. Повод – отрарская катастрофа. Семиречье завоевывают без сопротивления. На территории Южного Казахстана население сопротивляется, вследствие этого насилие и террор. Оборона Отрара (5 месяцев) и Сыгнака (7 дней). К весне 1221 г. Завоевание Средней Азии монголами было завершено. Военные действия на территории Казахстана 1219-1224 гг. Войска во главе с Бату двинулись в 1237 г. на покорение Восточной Европы. Три улуса: Джучи - степная часть, Чагатая - Южный и Юго-восточный, Угэдэя - часть Семиречья. Смерть Чингисхана в 1227 г. - распад империи на несколько независимых государств.

За десять дней укладки полов в бане, покраске миниатюр, походов за грибами и прочего бездействия социальный капитал упал в ноль. Пора реабилитироваться и сделать вторую часть статью о Монгольской империи, поскольку в первый раз было описано только становление империи. Да и история её весьма интересна. С первой частью можно ознакомиться здесь http://tetja-diana.livejournal.com/42997.html , а мы продолжим.

Средняя Азия и Ближний Восток. Господство на века

Итак, давайте сначала узнаем, какова была на тот момент геополитическая обстановка в регионе. В Средней Азии тогда, по сути, там было только два государства — Великий Хорезм и Арабский халифат, оба довольно мощные. Халифат тогда уже начал терять позиции в Испании и Африке, а вот Хорезм стоял твердо. Действующая армия Хорезма насчитывала пятьсот тысяч(!) солдат. По сути, Хорезм мог перемолоть армию Чингисхана и даже не заметить. Но, увы, на троне сидел не тот человек.

Средняя Азия в тот период представляла из себя проходной двор для тюркских племён, путешествующих туда-обратно и попутно вырезающих друг друга и всех, кого ни попадя. В городах же сидело с далёкой древности ираноязычное население, медленно растворяющееся в тюркских волнах.

При дворе же самого Хорезм-шаха племенной конфликт был еще более сильным. Хорезм, объединивший всю эту мешанину, был интернациональным государством, но два тюркских народа были наиболее влиятельны — это кипчаки и туркмены. Так уж вышло, что позиции кипчаков оказались сильнее, и сын Хорезм-шаха был выкинут на окраину Хорезма, так как был сыном туркменки. Тем не менее, позиции при дворе он сохранил, и пользуясь доверием отца, мог вмешиваться в войну.

Как и всякий народ того времени, кипчаки, несмотря на оседлый образ жизни, иногда испытывали жгучее желание устраивать набеги на соседей. Настроение передавалось от низов наверх, до самого окружения Хорезм-шаха. И в один прекрасный момент шах повелел: быть походу. И понеслось...

Вскоре армия Хорезма в сорок тысяч человек напала на армию монголов численностью в двадцать тысяч. Сражение началось, Хорезм-шах лениво попивал чаёк, глядя на то, как кипчакские части окружают врага… а через десять минут уже бежал с поля боя со всей доступной ему скоростью. Монголы опрокинули кипчаков, ударили в центр, и лишь вовремя подтянутые резервы остановили их продвижение.

Тем временем на другом фланге, которым командовал сын шаха Джелаль-ад-Дин, туркменские части отбили атаки монголов, загнали их в солончак и устроили котёл. Резня на обоих флангах продолжалась до самой ночи. А утром, когда Хорезм-шах горел желанием продолжить сражение, он не обнаружил никого: монголы успешно отступили под прикрытием темноты. Хорезмцы после этой битвы засчитали себе победу.

Войско Хорезма поредело чуть более, чем наполовину. Войско монголов — чуть менее, чем полностью. И это была только проба сил.

Чингисхан предложил Хорезм-шаху мир-дружбу-союз. Но гордый шах ханского посла (одного из ближайших советников) убил, чем фактически развязал войну.


  • Что касается монгольских послов вообще, то тут над гениальностью Чингисхана хочется рыдать в подушку слезами умиления. Дело в том, что убийство посла во все века было чем-то ужасным, а уж в средневековье так и вовсе, и объявление войны за такое дело было вполне оправданным по международным нормам. Но это красивое правило не учитывало одной «мелочи» — послов, склонных к суициду. Точнее к гибели за общее дело. В общем, послы Чингисхана вели себя крайне вызывающе. Склонные отстаивать свою честь и не терпящие оскорблений средневековые аристократы не могли не реагировать на эти провокации, и в итоге, монгольских послов убивали регулярно, и каждый раз Чингисхан или один из его преемников в своей юрте радостно потирал руки, ибо они у него становились полностью развязанными.


  • Отрар

Шах ещё не верил в серьезность заявления Чингисхана, но на всякий случай послал в приграничные города войска. И это ему помогло. На пути войска Чингисхана, которое, кстати, было весьма многочисленным, встал Отрар — средних размеров город торгового значения. В гарнизоне Отрара состояло тридцать тысяч бойцов под предводительством Каир-хана — одного из самых адекватных отпрысков кипчакского рода. Отрар стал больной темой для Чингис-хана почти на полгода. Этот город монголы взяли только с помощью живого щита из пленных. Оставалась только цитадель, в которой держались пара сотен человек. Чуда не произошло — цитадель была взята спустя ещё два месяца. Ворота открыл предатель.


  • Ходжент

По иронии судьбы, к Ходженту бросили именно те части, которые больше всего пострадали при штурме Отрара, и брать штурмом стены нового города под стрелами солдат Хорезма им не хотелось. Поэтому поначалу они сами чуть было не оказались в положении осажденных. Видя такое, Чингисхан послал туда более приличные войска, включая китайцев с их боевыми машинами. Когда стены были проломлены, а через Сырдарью уже переправился авангард монголов, Тимур-Мелик вывел войска из города и начал разумно отступать, меняя прикрытие. Большая часть монголов бросилась за ним… Из них вернулись только двое… Правда, и от гарнизона Ходжента, собственно, только сам Тимур-Мелик и остался. Впоследствии, он сумел вернуться к Хорезм-шаху, чтобы доложить о падении Ходжента. Ходжент был довольно серьезной крепостью, находившейся в излучине Сырдарьи. А вот гарнизон в нём был раза в три меньше, нежели в Отраре. Однако это с лихвой компенсировалось комендантом — лучшим полководцем Хорезм-шаха Тимур-Меликом. Увы, этот достойный человек поддержал Джелаль-эд-Дина на военном совете и попал в опалу. Но казнить такого полезного человека было шаху не с руки, вот он и придумал полководцу почётную ссылку.


  • Бухара

Уже наслышанные о силе монголов жители этого города решили не испытывать судьбу и сопротивлялись очень недолго. Через неделю город был сдан монгольским войскам — кстати, возглавляемым лично Чингис-ханом. Увы, тот не оценил такого жеста доброй воли, и участь бухарцев немногим отличалась от обычной участи взятого монголами среднеазиатского города. Одним прекрасным утром все население погнали из города и начался отбор: специалисты отправлялись в орду, сильные с виду — в рабство (каждый монгольский воин в среднем уносил по 3-5 человек), ни на что ни годные — вырезались на месте или отправлялись пушечным мясом , в данном случае, на осаду Самарканда.


  • Самарканд

В эту крепость Хорезм-шах перетащил свою резиденцию из старой столицы — Гурганджа. Приведя туда огромный гарнизон и даже боевых слонов, он принялся ожидать подхода монголов, уверенный в победе превосходящими силами.

Но мусульманское духовенство через пару дней открыло монголам ворота города. Разумеется, население не миновал геноцид, хотя само духовенство особо не пострадало. Монголы вообще щадили духовенство, и это преследовало многие цели: не прогневить на всякий случай чужих богов, приобрести малой ценой неслабых союзников на покорённых землях, пятую колонну, как в описываемом случае, и т. д.


  • Иран

По хитрому плану Хорезм-шаха, пока войска Хорезма в городах должны были сдерживать монголов, тот должен был собирать новое, огромное войско в Иране. Не вышло. Собрав лишь двадцать тысяч солдат, он был настигнут войском монголов примернов таком же количестве. то характерно, битва закончилась уничтожением обеих сторон. Хорезм-шах наконец-то понял, что его сын был прав, вызвал Джелаль-эд-Дина к себе, объявил его новым Хорезм-шахом, а сам уехал на остров в Каспийском море, где и умер.

Проблеск надежды

Джелаль-эд-Дин

Джелаль-эд-Дин был тем единственным, кто очень хорошо понимал, что творится с родным Хорезмом и что в этой ситуации делать. Территория Хорезма с каждым взятым городом сжималась, а авангард монголов уже подступил к Гурганджу, который вновь стал столицей Хорезма.

С тем, что осталось от Хорезм-шахова войска, Джелаль-эд-Дин атаковал монгольский авангард, который к тому же вёл караван с осадными машинами. Сопровождение было раскидано, караван был ограблен и разбит почти полностью. Захваченная еда и осадные машины очень пригодились Гурганджу потом, во время обороны.

Пока Тимур-Мелик, который поехал вместе с новым Хорезм-Шахом, собирал новое войско, привлекая всех, кто мог хотя бы держать копьё, Джелаль-эд-Дин со своим летучим отрядом метался по стране, грабя караваны монголов (надо сказать, костяк этого отряда как раз и состоял из профессиональных грабителей, до войны промышлявших этим в пустыне, так что толк в этом деле они знали) и истребляя их отряды. Местные жители, видя это, начали сами партизанить против монголов, и таким образом почти половина завоеванных территорий Хорезма была отвоёвана. А тем временем из Гурганджа выступил Тимур-Мелик с шестидесяти тысячным войском. Всё так хорошо начиналось…


  • Битва при Парване

Одна из немногих крупных неудач монголов в Средней Азии. Чингисхан послал около пятидесяти человек под командованием своего сводного брата, дабы разбить Джелаль-эд-Дина.

Место Джелаль-эд-Дин выбрал очень удачное — каменистое ущелье, в котором невозможно было провести кавалерийский раш — главное оружие монголов. Хорезмские юниты стояли с луками и отстреливали монголов. К третьему дню войско монголов было истощено настолько, что попыталось отступить на измотанных лошадях. Но солдаты Джелаль-эд-Дина, будучи спешенными, оседлали совершенно свежих лошадей и провели контратаку. Итог — менее двухсот человек из пятидесяти тысяч вернулись к Чингисхану.


  • Битва на реке Инд

Потерпев такое оглушительное поражение, монголы забеспокоились. Посылать ещё одно войско было уже страшно, поэтому Чингисхан применил тактику, актуальную еще для Александра Македонского — подкуп союзников врага. В результате, войско Джелаль-эд-Дина уменьшилось ровно вполовину.

Полководец дураком не был и таким войском не собирался бодаться с Чингисханом. Он принял решение отступать к Индии, где рассчитывал запросить помощи. Отступал он ровно до тех пор, пока ему не преградила путь речка Инд. Переправы не было, понтоны наводить тогда еще не умели, а лодок и кораблей катастрофически не хватало. А монголы уже наступали туркменам на пятки… Выбора не было. Солдаты Джелаль-эд-Дина приготовились к битве.

Чингисхан и Джелаль-эд-Дин атаковали одновременно. Первый на острие атаки поставил «бешеных» — элитный корпус монголов. Второй — свой летучий отряд. Неожиданно «бешеных» опрокинули, и они бежали. Бежать пришлось и Чингисхану. Но при этом не дремали его полководцы, и, когда «бешеных» отогнали довольно далеко, ударили по войскам Джелаль-эд-Дина одновременно с обоих флангов.

Армия Джелаль-эд-Дина попала в котёл. Но лёгкой победы не получилось, получилась мясорубка с тысячами трупов с обеих сторон. Что характерно, Джелаль-эд-Дин выжил. Он бросился в Инд, переплыл его, после чего отправился-таки в Индию, собирать новое войско. Так он до самой смерти нападал на монголов, уничтажая мелкие отряды и захватывая крепости.


  • Гургандж. Конец

Монголы, придя уже огромным войском (около двухсот тысяч солдат, которых вели три сына Чингисхана, каждый из которых хотел взять Гургандж раньше своих братьев), начали штурмовать стены. Гарнизон и ополченцы расстреливали их со стен. Каждый штурм оборачивался кровавой баней. Потеряв пятьдесят тысяч на троих, братья сменили тактику и начали обстреливать Гургандж из китайских метательных орудий. Но тут выяснилось страшное: камней не нашлось! Бомбардировки закончились уже на следующий день. (Позднее придумали вырубать снаряды из дерева, и, вымачивая их в воде, метать. Но это потом.) В конце концов, хан Джучи, старший сын Чингисхана сумел-таки захватить стены со своего направления, но это ему ничего не дало. Часть города монголы захватили, но гарнизон напрягся, контратаковал и выпихнул их оттуда. После нелёгкой победы над Джелаль-эд-Дином монголы подступили к Гурганджу. Они надеялись на то, что он, как и Бухара с Самаркандом, сам откроет им ворота. Но в Гургандже жили другие люди — кузнецы, медники, оружейники, пастухи. Они были побойчее, чем изнеженные купцы из Бухары, а посему ворота они не открыли и приказали убивать всех, кто хотел это сделать. Гарнизон в Гургандже (столица бывшая же!) тоже был довольно силён.

Наконец, опять же некий инженер догадался изменить русло реки, протекавшей неподалеку от Гурганджа. Река смыла уже полуразрушенные стены. Улицы города превратились в реки. Монголы вплыли в город.

Монголы несли огромные потери, продвигаясь вперед. И всё же медленно, квартал за кварталом, они захватывали Гургандж, теряя огромное количество людей. Когда из всего города в руках защитников почти не осталось, они сдались.

Монголы уложили под Гурганджем, хотя в основном в нём, более ста сорока тысяч человек, чтобы получить затопленный и разрушенный город. Но всё же это была победа. Великий Хорезм пал.

Такие вот серьёзные дела в Средней Азии. В последующих выпусках хотелось бы рассмотреть отношения Монгольской Империи и Руси (да-да, то самое Иго, которого, как я часто слышу, на самом деле не было), а также постепенное угасание империи. Но об этом в другой раз.