Свойственная лирическому герою о мандельштама сосредоточенность. Художественные особенности лирики О

Выпуск:

Библиографическое описание статьи для цитирования:

Давыдова Т. Т. Лирический герой в поэзии О.Э. Мандельштама 1930-х гг. // Научно-методический электронный журнал «Концепт». – 2014. – Т. 20. – С. 2531–2535..htm.

Аннотация. В статье исследуется образ лирического героя О. Э. Мандельштама 1930-х гг. и персонажей его произведений (цикл «Армения», стихи на смерть А. Белого и из воронежских тетрадей), прослеживаются генетические связи лирики поэта с прозой Э.-Т.-А. Гофмана, поэзией А. Кольцова и русским фольклором. Анализ ведется также на уровнях мотивов, поэтической образности, стиля, художественной речи. Сопоставляются разные редакции стихотворных текстов Мандельштама.

Текст статьи

Давыдова Татьяна Тимофеевнадоктор филологических наук, профессор кафедры истории литературы ФГБОУ ВПО «Московский государственный университет печати имени И.Федорова», Москва [email protected]

Лирический герой в поэзии О.Э. Мандельштама 1930х гг.

Аннотация. В статье исследуется образ лирического героя О.Э. Мандельштама 1930х гг. и персонажей его произведений (цикл «Армения», стихи на смерть А.Белого и из воронежских тетрадей), прослеживаются генетические связи лирики поэта с прозой Э.Т.А.Гофмана,поэзией А.Кольцова и русским фольклором. Анализ ведется также на уровнях мотивов, поэтической образности, стиля, художественной речи. Сопоставляются разные редакции стихотворных текстов Мандельштама.Ключевые слова: лирический герой, Мандельштам, русская поэзия 1930х гг.

Раздел: (04) филология; искусствоведение; культурология

Как показала Л.Я.Гинзбург, 1930е гг. в творческом развитии Мандельштама характеризуются новыми отношениями поэта с действительностью.Стремление Мандельштама вторгаться «в толщу времени» выражается в его стихах, записных книжках, рецензиях этого периода. Оно и порождает новые темы его произведений, социальноисторический анализ современной жизни, разнообразие художественных средств. В лирике Мандельштама 1930х гг., наряду с символикой и ассоциативностью, появляются новые для него образы и тропы, генетически связанные с традицией русского фольклора, которую поэт творчески усваивает. Словарь Мандельштама, в 1910е гг. имевшего репутацию эллиниста, обогащается за счет разговорной и просторечной лексики. И это отнюдь не случайно, так как теперь для Мандельштама, по словам Л.Гинзбург, мерилом ценностей становится судьба современного человека. При этом в поздних произведениях поэта на первый план выдвигается образ лирического героя, в значительной мере являющийся автобиографическим. По точному наблюдению Г.Кубатьяна, «“Я” мандельштамовских стихов отождествляется с Осипом Эмильевичем, и зазоры между поэтическим “я”30х годов и “я” поэта не просматриваются». Слагаемые этого автобиографизма -сложные перипетии судьбы Мандельштама и его восприятие разрушительных переворотов советской эпохи.

Заметную роль лирический герой играет в «Армении», присутствуя в семи из двенадцати стихотворений стихотворного цикла. Настроения и эмоции лирического героя в этих произведениях чрезвычайно разнообразны -от влюбленности в историю, культуру, природу Армении, ее жителей до тревожных предчувствий, тоски.

«Лирическая темав “Армении” проявляется волнообразно: то накатывает, а то спадает, уходя с поверхности», -читаем у современного исследователя. Лирическое присутствие раскрывается в данном цикле и через личность героя, и иносказательно -через образ цветка, впервые встретившегося у Мандельштама в стихотворении 1909 года «Дано мне тело -что мне делать с ним…»:

Я и садовник, я же и цветок,

В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло

Мое дыхание, мое тепло, -

и наделенного в неммногозначной символикой. При этом в поэтическом цикле «Армения» обобщенный образ «цветок» заменяется конкретным -«роза», «универсальным символом красоты», ассоциирующимся в сознании Мандельштама с символикой восточной поэзии. В первом стихотворении данного цикла немаловажна строка «Ты розу Гафиза колышешь », которую армянский исследователь так комментирует: «Вот, однако, странность. Это не просто роза. Но роза Гафиза. Взявшись утвердить духовную самостоятельность Армении, Мандельштам начинает с того, что страна, про которую он пишет, хранит и несет в себе чужую красоту. Гафиз -иранский поэт, его роза благоухает ароматом иной культуры. Но все верно. На христианскую, взлелеянную в колыбели средиземноморских традиций армянскую словесность издавна влияла персидская поэзия. Ну а персидскую лирику в России символизировали как раз Гафиз и Саади ». Если в первом стихотворении «Армении» «роза Гафиза» -восточный образ, воспринятый армянской поэзией, то в других текстах данного цикла роза -постоянная часть пейзажа закавказской республики, и все это -разные грани образасимвола розы.

Из его разных семантических составляющих вырастает смысл пятого стихотворения цикла, названного Г.Кубатьяном «странным этюдом», «этюдом садовника»:

Добудем розу без ножниц.

Но смотри, чтобы он не осыпался сразу -

Розовый мусор -муслин -лепесток соломоновый .

Образ розы здесь -иносказание хрупкой, легко ранимой души лирического героя. Другие значения этого символа становятся более очевидными из смысловой переклички первой и последней строк восьмого стихотворения из цикла «Армения»: «Холодно розе в снегу» и «Мне холодно. Я рад…», передающих нежность, уязвимость и в то же время влюбленность в жизнь лирического героя. Лирическое «я», запечатленное в цикле «Армения», получает дальнейшее раскрытие в других стихах поэта 1930х гг. с помощью двойников, литературных и фольклорных персонажей, которые высвечивают разные грани характера мандельштамовского героя, который существует в своем историкокультурном пространстве и имеет собственный «пучок» смыслов. Мандельштам, как и некогда А.А.Блок, чье творчество автор «Камня» и «Tristia», несмотря на отрицание эстетики символистов, высоко ценил, обращается к вечным, стертым образам. (Ю.Н.Тынянов писал о Блоке в статье 1921г.: он «предпочитает традиционные, даже стертые образы (ходячие истины), так как в них хранится старая эмоциональность; слегка подновленная, она сильнее и глубже, чем эмоциональность нового образа, ибо новизна отвлекает от эмоциональности в сторону предметности»). У Мандельштама такими образами являются литературные и фольклорные персонажи, хорошо знакомые читателям и поэтому рождающие у них мгновенные ассоциации. Судьба лирического героя Мандельштама невольно проецируется при этом на обстоятельства жизни его двойника, и в образе лирического героя акцентируются в зависимости от поэтического контекста те или иные свойства личности этого двойника. Одним из таких двойников становится гофмановский Щелкунчик.

Его образ зарождается в подтексте третьего стихотворения «Армении»:

Ах, Эривань, Эривань! Не город -орешек каленый,

Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны

и упоминается в тексте стихотворения «Куда как страшно нам с тобой », написанного в октябре 1930го года, в одно и то же время с циклом «Армения» -над ним поэт работал с 16 октября по 5 ноября. В этом стихотворении Щелкунчик становится товарищем лирического героя, сохраняя индивидуальные особенности персонажа сказки Э.Т.А.Гофмана «Щелкунчик и Мышиный король» -внешнее безобразие и такие свойства характера, как отвага, благородство, готовность идти трудным путем в жизни. Способность Щелкунчика разгрызать даже самые крепкие орехи становится метафорической характеристикой стиля самого поэта, раскрывает его умение доходить до сути, или «ядра» понятия. Семантически близка этому герменевтическому толкованию следующая метафора в статье Мандельштама «О природе слова»: « каждое слово словаря Даля есть орешек акрополя, маленький кремль, крылатая крепость номинализма…».

В образе гофмановского персонажа в стихотворении Мандельштама есть и черты, появившиеся на русской почве. Поэт надевает на героя литературной сказки немецкого романтика маску фольклорного дурака -иронического удачника, скрывающего истинные мысли и намерения за внешней неприглядностью и смешными выходками.

В стихах Мандельштама 1933–1934 гг. «дурак» становится двойником не двойника лирического героя, как это было в стихотворении «Кудакак страшно нам с тобой…», а самого лирического героя и главного персонажа стихов на смерть Андрея Белого. В стихотворении «Квартира тиха, как бумага…», написанном вскоре после получения Мандельштамом квартиры в Москве, в Нащокинском переулке, лирический герой мучается предчувствием трагических перемен в своей жизни:

А стены проклятые тонки,

И некуда больше бежать,

А я как дурак на гребенке

Обязан комуто играть.

В стихотворении «Голубые глаза и горячая лобная кость…», написанном на смерть А.Белого, примечательны строки:

Собиратель пространства, экзамены сдавший птенец,

Сочинитель, щегленок, студентик, студент, бубенец…

Н.И.Харджиев связывает образ юродадурака из первых двух строк с заключительным стихотворением цикла А.Белого «Вечный зов» (1903), героем которого оказывается сумасшедший:

Полный радостных мук,

Утихает дурак.

Тихо падает на пол из рук

Сумасшедший колпак/

Можно вспомнить также стихи, сочиненные сенатором Аблеуховым для его сына Коленьки:

Дурачок, простачок

Коленька танцует:

Он надел колпачок -

На коне гарцует.

Однако семантика юродствадурачества в стихах памяти А.Белого шире данных реминисценций, и понять эту семантику можно лишь с помощью метатекста поэзии Мандельштама 1930хгг., где присутствует трагическииронический образ дурака.

В стихотворении «Квартира тиха, как бумага…» образу лирического героя и его двойника противостоит их антипод «честный предатель», «проваренный в чистках, как соль». Данные образы раскрываются и в жизнеподобном, и вфольклорноусловном планах. С первым художественным планом связаны такие приметы современности, 1930хгг., как чистки и проработки многих советских граждан, приспособленчество одних и бескомпромиссность других. Второй художественный план является проекцией современности на вечность, вечные фольклорные образы становятся двойниками лирического героя Мандельштама и антагониста этого героя. Сравнение лирического героя с дураком отсылает читателя к русским народным сказкам об ироническом удачнике, который радидостижения жизненного успеха притворяется дураком, выполняет желания окружающих и проч. Метафора, основанная на чистках и относящаяся к предателю, напоминает ситуацию из народной сказки -пребывание в кипящем котле, служащее проверкой магических свойств персонажей. Об обращении Мандельштама в 1930е гг. к фольклорной поэтике свидетельствует также образ демонической «шестипалой неправды», вызывающей ассоциации с Бабой ягой и ведьмой, из стихотворения 1931 г. «Неправда».

В стихотворении памяти А.Белого образ фольклорного дурака как аллегорической параллели к образу героя протагониста углубляется. Унизительный для А.Белого «юрода колпак» отчасти теряет свойственный ему негативный смысл благодаря особому лексическому и образному контексту:

На тебя надевали тиару -юрода колпак,

Бирюзовый учитель, мучитель, властитель, дурак!

Это существительные, обозначающие властителя и его атрибуты -«тиара», «учитель», «мучитель», «властитель». Правда, «тиара» приобретает двойственный смысл -иронический, так как этим знаком царской власти оказывается «юрода колпак», и серьезный, торжественный, подкрепленный следующими во второй строке существительными, обозначающими власть духовного властителя над людьми. Тем самым раскрываются драматические взаимоотношения поэта с обществом, зашифрованные в мандельштамовском стихотворении и через отношения фольклорного иронического удачника или юродивого с обществом, которое бесчестит, унижает его и в то же время подчиняется власти его мудрых слов.

С семантикой колпака юрода, надеваемого на поэта людьми, тесно связана другая грань образа А.Белого:

Конькобежец и первенец, веком гонимый взашей

Под морозную пыль образуемых вновь падежей.

Эта грань усиливает картину драматических взаимоотношений поэта с веком и современниками. Как заметила Л.Гинзбург, раскрывающие данные отношения «изысканные метафоры слагаются из материала обиходных слов -экзамены, падежи, конькобежец, гонимый взашей ит.д. . “Образуемых вновь падежей” -это словотворчество Белого. А раз он конькобежец, то и от падежей идет морозная пыль». А строка: «Меж тобой и страной ледяная рождается связь » -корреспондирует с процитированной выше строчкой, где нарисован портрет А.Белого -«мучителя», «учителя», «властителя» дум его читателей. Эти свойства поэта подкрепляются образами его двойников Лермонтова, Гоголя и самого Мандельштама, присутствующих в подтексте стихов памяти А.Белого.

А еще над нами волен

Лермонтов, мучитель наш,

И всегда одышкой болен

Фета жирный карандаш, -

Писал поэт в 1932 году («Дайте Тютчеву стрекόзу…»). О том, что данное стихотворение стало претекстом стихов на смерть А.Белого, свидетельствует также образ жирного карандаша, перенесенный с небольшими грамматическими изменениями в более позднее произведение:

Как стрекозы садятся, не чуя воды, вкамыши,

Налетели на мертвого жирные карандаши.

В черновом наброске стихов памяти А.Белого было сравнение этого поэта с Гоголем, в значительной степени повлиявшим на Белогопрозаика:

Откуда привезли? Кого? Который умер?

Где? Мне чтото невдомек...

Здесь, говорят, какойто Гоголь умер?

Не Гоголь. Так себе. Писатель. Гоголек.

Примечательно, что это сравнение осталось и в окончательной редакции, но в ней оно дано не прямо, а намеком, с помощью метафорического окказионализма:

Как снежок на Москве заводил кавардак гоголек, -

Непонятенпонятен, невнятен, запутан, легόк….

Впрочем, в беловике не вполне ясно, о чем или о ком идет речь -о летучем снеге или писателе, разрушающем принятые в русской литературе каноны, и смысл проясняется только после прочтения набросков к стихам об А.Белом. Наконец, «собиратель пространства», одно из свойств А.Белого -художника слова, было присуще и Мандельштаму, в чьей культурософии и творчестве принципиальное значение имели идеи архитектурности и архитектоники, преодоления хаоса, пустоты, то есть «собирания пространства».

Для понимания изображенной в анализируемых стихах концепции поэта важна и приведенная Мандельштамом концепция стиля А.Белого, помодернистски противоречивого: «Непонятенпонятен, невнятен, запутан, легόк…».

Итак, в стихотворении Мандельштама «Голубые глаза и горячая лобная кость…» образ поэта романтичен: он не понят обществом и отвергнут им, но все же он гений, нужный людям. В образе Андрея Белого обобщены обстоятельства жизни и творчества разных русских поэтов, а также перипетии судьбы самого автора произведения. Не случайно С.С.Аверинцев оценил это произведение как «великолепный стихотворный реквием и самому Андрею Белому, и ушедшей вместе с ним эпохе, и утраченной, разрушенной культуре, -и, подспудно, самому себе».

Как ни тяжело было Мандельштаму в Воронеже в 1934–1937 гг., его захватили новые впечатления от провинциальной, исконно русской жизни. Скорее всего, этим объясняется усилившийся в данный период интерес поэта к русскому народному творчеству, «экспансия» в его стихах этих лет изобразительновыразительных средств русского фольклора. Э.Герштейн уже отметила фольклоризм стихотворений «Клейкой клятвой липнутпочки…» и «На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь…».Но, наряду с таким явным фольклоризмом, в воронежских стихах есть и скрытое обращение к фольклору, не исключающее преобладание собственно литературных традиций. Например, система героевдвойников в лирике Мандельштама восходит к литературному двойничеству и напоминает психологический параллелизм произведений устного народнопоэтического творчества.

По принципу отрицательного психологического параллелизма создано и знаменитое «Мой щегол, я голову закину…», где лирический герой неявно сопоставляется с птицей своими качествами и привычками, в частности, свойственному Мандельштаму чувству собственного достоинства, внешне выраженному в обыкновении высоко держать голову. При этом несвободный, находящийся в ссылке поэт, противопоставляется свободной птице, могущей в любой момент улететь в любую сторону. Образ щегла, зооморфного двойника лирического героя, раскрывается иными гранями в стихотворении «Эта область в темноводье…» (редакция стихотворения «Ночь. Дорога. Сон первичный…»), написанном, как и предыдущий текст, в декабре 1936г.

В этом произведении преобладают природные образы «снегом пышущего Тамбова», «белогобелого бел покрова Цны», «беззимней степи», «гололедицы», объединяемые семой холода. Несмотря на это, в первой части стихотворения выражается любовь лирического героя к воронежской земле, любование роскошью русской зимы:

Эта область в темноводье:

Хляби хлеба, гроз ведро

Не дворянское угодье

Океанское ядро...

Я люблю ее рисунок,

Он на Африку похож.

Дайте свет прозрачных лунок

На фанере не сочтешь.

Анна, Россошь и Гремячье,

Я твержу их имена.

Белизна снегов гагачья

Из вагонного окна.

Я кружил в полях совхозных

Полон воздуха был рот

Солнц подсолнечника грозных

Прямо в очи оборот.

Въехал ночью в рукавичный,

Снегом пышущий Тамбов,

Видел Цны реки обычной

Белый, белый, белпокров.

Трудодень страны знакомой

Я запомнил навсегда:

Воробьевского райкома

Не забуду никогда!

Кстати, сравнение картографического образа воронежской области с Африкой напоминает (здесь использована своеобразная тайнопись) о Н.Гумилеве, в чьей поэзии широко представлена африканская тема, а топоним «Анна», благодаря присущей ему полисемии, называет друга поэта Анну Андреевну Ахматову, навестившую Мандельштама в ссылке. В строфе

Где я? Что со мной дурного?

Степь беззимняя гола...

Это мачеха Кольцова...

Шутишь родина щегла!

Меняется настроение лирического героя, в сознании которого возникают страх, дурные предчувствия, сострадание к судьбе одного из своих предшественников. Подобно щегленку из стихов на смерть А.Белого, щегол в данном тексте -метафорический образ поэта, на сей раз А.Кольцова, и связанная с его творчеством фольклорная поэтика. Интересно, что лирический герой этого стихотворения оказывается двойником уже не птицы, а сближенного с нею Кольцова, тогда как зооморфный двойник мандельштамовского лирического героя -щегол, недолго просуществовав в тексте данного произведения, как бы «опускается в его подтекст». Сообразно выражаемому в этих строках пафосу, лирический герой и его двойникпоэт рисуются на тоскливом пейзажном фоне «степи беззимней», да и образ провинциальной России, давшей русской культуре Кольцова, семантически противоречив, так как сочетает в себе ненависть к пасынку мачехи, усиленную семами холода и отсутствия покрова (в тексте присутствует значение снежного слоя на земле, а в подтексте -нежного покровительства, родительской любви), и положительное значение родины, пестовавшей талантливого поэта. Так лирический герой приобщается к горестной судьбе Алексея Кольцова и словно пророчит себе не менее горькую участь. Кстати, образ птицы присутствует и в более раннем стихотворении из «Воронежских тетрадей», датированном апрелем 1935 г.:

Пусти меня, отдай меня, Воронеж:

Уронишь ты меня иль проворонишь,

Ты выронишь меня или вернешь,

Воронеж блажь, Воронеж ворон, нож...

Только здесь иная хищная птица, ворон, ассоциирующаяся со смертью (вороны питаются, в частности, и падалью), угрожающий лирическому герою и ни в коей мере не являющийся его двойником.

Лирический герой Мандельштама 1930хгг. находит нравственную опору в природе и быте русского провинциального Воронежа, русском устнопоэтическом творчестве, профессиональном искусстве. Причем, если для мандельштамовской лирики 1910–1920хгг. первостепенное значение имело зодчество, что заметил уже В.М.Жирмунский в рецензии на «Tristia», то в произведениях Мандельштама последних лет его жизни особенно значимыми становятся музыка и литература. А идея строительства продолжает существовать в творчестве поэта, переходя из материального мира во внутренний мир лирического героя.

Любовь к музыке, острое чувство звучащей плоти языка были присущи Мандельштаму[см: 13, с.220]. Этими же чертами наделен и его лирический герой. Пристрастия автора к музыке и слову раскрываются в стихотворениях «Лазурь да глина, глина да лазурь…», «Жил Александр Герцевич…», «За Паганини длиннопалым…». Во втором из вышеперечисленных произведений дополнительный музыкальный эффект придает монорифма повторяющегося отчества персонажа («Жил Александр Герцович…», «Что, Александр Герцович…») и образованных на его основе авторских окказионализмов («Брось, Александр Сердцевич…», «Все, Александр Герцович…», «Брось, Александр Скерцович…»), монорифма, напоминающая музыкальные вариации, в которые вторгаются драматичные аккорды:

Нам с музыкойголубою

Не страшно умереть,

Там хоть вороньей шубою

На вешалке висеть...

Всё, Александр Герцович,

Заверчено давно,

Брось, Александр Скерцович,

Чего там! Всё равно!

В этих стихотворениях утверждается мысль о спасительной силе искусства, которая на какоето время побеждает в душе лирического ужас перед мощью тоталитарного государства.

Итак, в создании образа лирического героя в поздней поэзии Мандельштама заметную роль играют его литературные и фольклорные двойники А.Белый, А.Кольцов, музыкант, гофмановский щелкунчик, щеголбубенец. Одни из этих героев умеют доходить до сути явлений бытия, обнажать его сокровенный смысл, освобождая от внешней оболочки, в любых обстоятельствах они ведут себя мужественно (щелкунчик) и сохраняют внутреннюю независимость (дурак). Другие, связанные с искусством, создают прекрасное, дарят радость тем, кто соприкасается с их творчеством (Белый, Лермонтов, Кольцов, музыканты). Все эти свойства интегрированы в многогранном образе лирического героя поэзии Мандельштама 1930хгг. Этот образ тесно связан с современностью -личностью и обстоятельствами жизни «опального поэта» (А.Ахматова), чем и объясняется в значительной степени полнокровность лирического героя Мандельштама. На уровнях поэтики этот образ создается в традициях русского фольклора, русской и западноевропейской литератур, к которым присоединяется и некая общевосточная поэтическая традиция, помогающая запечатлеть праздничный и жизнеутверждающий образ Армении. Любовью к Армении, как и к слову, музыке и воронежской земле, лирический герой Мандельштама пытался защититься от ужаса и абсурда советских 1930х гг., от постепенно все более острого предчувствия скорой гибели.

Ссылки на источники1.Гинзбург Л.Я.О лирике. М., 1997.2.Кубатьян Г.От слова до слова: комментарий к циклу О.Мандельштама «Армения» // Вопр. лит. 2005. №5. 3.МандельштамО.Э. Полн. собр. соч. и писем: в 3 т. М.: ПрогрессПлеяда, 2009. Т.1. Стихотворения.4.Тынянов Ю.Н. Блок // Тынянов Ю.Н.Архаисты и новаторы. Л., 1929. 5.Мандельштам О.Э. Полн. собр. соч. и писем: в 3 т. М.: ПрогрессПлеяда, 2010. Т. 2. Проза. 6.Харджиев Н.И.Примечания // Мандельштам О.Э.Стихотворения. Л., 1974.7.Белый А.Собр. соч. Стихотворения и поэмы. М.: Республика, 1994.8.Белый А.Собр. соч. Петербург. М.: Республика, 1994. 9.Гинзбург Л.Я.Поэтика Осипа Мандельштама // Гинзбург Л.Я. О старом и новом. Л., 1982. 10.

Аверинцев С.С.Судьба и весть Осипа Мандельштама // МандельштамО.Э.Соч.: в 2х т. / сост. С.Аверинцев, П.Нерлер. М.: Худож. лит., 1990. Т.1: Стихотворения, переводы.11.Герштейн Э.[Вступление] к: Мандельштам О.Э.Рецензии воронежского периода // Вопр. лит. 1980. №12.12.Жирмунский В.М.На путях к классицизму (О.Мандельштам -«Tristia») // Жирмунский В.М.Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977.13.См. об этом: Штемпель Н.Е. Мандельштам в Воронеже // Новый мир. 1987. №10. С.220.

Davydova Tatyana Timofeevna, doctor of philological sciences, professor of History of Literature Department, I.Fyodorov"s Moscow State University of Printing [email protected] lyrical hero O.Mandelstam lyrics poetry of the 1930thAbstract. The image of lyricalhero and images of characters O.Mandelstam lyrics poetry of the 1930th (cycle “Armenia”, rhymes dedicated to A.Belyi death and from “Voronezh notebooks) are investigated in the article”. Genetic literary liaisons between his lyrical poetry and Hoffman‱s prose, A.Koltsov verses, Russian folklore are investigated. The analysis is carried out at the levels of motifs, figurativeness, style, artistic speech. Various redactions of O.Mandelstam poetic texts are compared. Keywords: lyrical hero, Mandelstam, Russian poetry of the 1930th.

Принадлежал к плеяде блистательных поэтов Серебряного века. Его оригинальная высокая лирика стала весомым вкладом в русскую поэзию XX века, а трагическая судьба до сих пор не оставляет равнодушными почитателей его творчества.
Мандельштам начал писать стихи в 14 лет, хотя родители не одобряли этого занятия. Он получил блестящее образование, знал иностранные языки, увлекался музыкой и философией. Будущий поэт считал искусство самым главным в жизни, у него сформировались свои понятия о прекрасном и возвышенном.
Для ранней лирики Мандельштама характерны раздумья над смыслом жизни и пессимизм:

Неутомимый маятник качается
И хочет быть моей судьбой.

Первые опубликованные стихотворения имели названия «Невыразимая печаль…», «Дано мне тело – что мне делать с ним…», «Медлительный снежный улей…». Их темой была иллюзорность действительности. , познакомившись с творчеством молодого поэта, спрашивала: «Кто укажет, откуда донеслась до нас эта новая божественная гармония, которую называют стихами Осипа Мандельштама?» Вслед за Тютчевым поэт вводил в стихи образы сна, хаоса, одинокого голоса среди пустоты пространств, космоса и бушующего моря.
Начал Мандельштам с увлечения символизмом. В стихах этого периода он утверждал, что музыка – это первооснова всего живого. Его стихи были музыкальными, он часто создавал музыкальные образы, обращался к творчеству композиторов Баха, Глюка, Моцарта, Бетховена и других.
Образы его стихов были еще нечеткими, автор словно хотел уйти в мир поэзии. Он писал: «Неужели я настоящий, / И действительно смерть придет?»
Знакомство с акмеистами меняет тональность и содержание лирики Мандельштама. В статье «Утро акмеизма» он писал, что считает слово камнем, который акмеисты кладут в основу здания нового литературного направления. Свой первый сборник стихов он так и назвал – «Камень». Мандельштам пишет, что поэт должен быть зодчим, архитектором в стихах. У него самого изменились тематика, образный строй, стиль и колорит стихов. Образы стали предметными, зримыми и вещественными. Поэт размышляет о философской сути камня, глины, дерева, яблока, хлеба. Он наделяет весом, тяжестью предметы, ищет в камне философско-мистический смысл.
В его творчестве часто встречаются образы архитектуры. Говорят, что архитектура – это застывшая музыка. Мандельштам доказывает это своими стихами, которые завораживают красотой линий и глубиной мысли. Поражают его стихи о Соборе Парижской Богоматери, об Адмиралтействе, о Софийском соборе в Константинополе, об Айя-Софии, об Успенском храме Кремля в Москве и Казанском соборе в Петербурге и многих других шедеврах архитектуры. Поэт в них размышляет о времени, о победе изящного над грубым, света над тьмой. В его стихах ассоциативность образов и импрессионизм письма. Ценность этих стихотворений в их философском и историко-культурном содержании. Мандельштама можно назвать певцом цивилизации:

Природа – тот же Рим и отразилась в нем.
Мы видим образы его гражданской мощи
В прозрачном воздухе, как в цирке голубом,
На форуме полей и в колоннаде рощи.

Поэт пытался осмыслить историю цивилизаций и народов как единый, бесконечный процесс.
Так же талантливо Мандельштам описывал мир природы в стихотворениях «Раковина», «Есть иволги в лесах, и гласных долгота…» и других:

Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной…

В стихах поэта замедленный ритм, строгость в отборе слов, что придает каждому произведению торжественность звучания. В этом проявляется уважение и почтение ко всему, что создано людьми и природой.
В высокой книжной поэзии Мандельштама много отсылок к мировой культуре, что свидетельствует об эрудиции автора. Стихотворения «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…», «Бах», «Кинематограф», «Ода Бетховену» показывают, что дает поэту вдохновение для творчества. Сборник «Камень» сделал поэта знаменитым.
Отношение Мандельштама к революции 1917 года было двояким: радость от великих перемен и предчувствие «ярма насилия и злобы». Позже поэт написал в анкете, что революция отняла у него «биографию» и чувство «личной значимости». С 1918 по 1922 год начинаются мытарства поэта. В неразберихе гражданской войны его несколько раз арестовывают, держат в заключении. Чудом избежав смерти, Мандельштам наконец оказывается в Москве.
События революции нашли отражение в стихотворениях «Прославим, братья, сумерки свободы…», «Когда октябрьский нам готовил временщик…» и в сборнике «Tristia» («Скорби»). В стихах этого периода доминирует мрачный колорит: образ корабля, идущего ко дну, исчезающее солнце и т. п. В сборнике «Скорби» представлена тема любви. Любовь поэт понимает как высшую ценность. Он с благодарностью вспоминает о дружбе с Цветаевой, прогулки по Москве, пишет об увлечении актрисой Арбениной, которую он сравнивает с античной Еленой. Примером любовной лирики может служить стихотворение «За то, что я руки твои не сумел удержать…».
Мандельштам внес свой вклад в развитие темы Петербурга в русской литературе. Трагическое чувство гибели, умирания и пустоты сквозит в стихотворениях «В Петрополе прозрачном мы умрем…», «Мне холодно. Прозрачная весна…», «В Петербурге мы сойдемся снова…», «На страшной высоте блуждающий огонь!..».
В 1925 году Мандельштаму отказали в издании его стихотворений. Пять лет он не писал стихов. В 1928 году удалось выпустить ранее задержанную книгу «Стихотворения». В ней поэт говорит, что «не услышан веком», вспоминается «крутая соль обид». Лирический герой мечется в поисках спасения. В стихотворении «1 января 1924» он пишет:

Я знаю, с каждым днем слабеет жизни выдох,
Еще немного – оборвут
Простую песенку о глиняных обидах
И губы оловом зальют.

В стихотворении «Концерт на вокзале» поэт говорит о том, что музыка не облегчает страданий от встречи с «железным миром»:

Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
И ни одна звезда не говорит…

Стихотворения 30-х годов отражают ожидание трагической развязки в противостоянии поэта с властью. Мандельштама официально признали «второстепенным поэтом», он ждал ареста и последующей гибели. Об этом читаем в стихотворениях «Речка, распухшая от слез соленых…», «Мастерица виноватых взоров…», «Я больше не ребенок! Ты, могила…», «Голубые глаза и горячая лобная кость…», «Меня преследуют две-три случайных фразы…». У поэта начинает складываться цикл протестных стихов. В 1933 году он пишет стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны…», направленное не только против Сталина, но и против всей системы страха и террора. В 1934 году поэт был отправлен в ссылку до мая 1937 года и за это время создал воронежский цикл стихотворений. Через год он погиб в лагере под Владивостоком.
Мандельштам в своей неповторимо своеобразной лирике выражал надежду на возможность познания необъяснимого в мире. Его поэзии присущи глубокое философское содержание, тема преодоления смерти. Его стихи делают богаче личность человека.

Осип Эмильевич Мандельштам - создатель и виднейший поэт литературного течения - акмеизма, друг Н. Гумилева и А. Ахматовой. Но несмотря на это, поэзия О. Мандельштама недостаточно хорошо известна широкому кругу читателей, а между тем в творчестве этого поэта как нельзя лучше отражено «дыхание времени». Его стихи прямолинейны и правдивы, в них нет места цинизму, ханжеству, лести. «Писал, как чувствовал» - это про Мандельштама. Именно за нежелание уподобляться поэтам, воспевающим и прославляющим Советскую власть и лично товарища Сталина, он был обречен на непризнание и изгнание, на тяготы и лишения. Его жизнь трагична, как, впрочем, жизнь многих русских поэтов.

Лирический герой поэзии О. Э. Мандельштама - это человек, живущий в ритме своего века. Его жизнь зависит от происходящего вокруг, но это не мешает герою откликаться на все события, давать им свою оценку, часто резкую и слишком однозначную. Другими словами, лирический герой - это сам поэт.

Осип Мандельштам родился в Варшаве, детство и юность его прошли в Петербурге. Позднее, в 1937 г., Мандельштам о времени своего рождения напишет:

Я родился в ночь со второго на третье

Января в девяносто одном

Ненадежном году...

«Стихи о неизвестном солдате»

Здесь «в ночь» содержит в себе зловещее предзнаменование трагической судьбы поэта в XX в. и служит метафорой всего XX в., по определению Мандельштама, - «века-зверя». Воспоминания Мандельштама о детских и юношеских годах сдержанны и строги, он избегал раскрывать себя, комментировать собственные поступки и стихи. Он был рано созревшим, точнее - прозревшим поэтом, и его поэтическую манеру отличают серьезность и строгость. То немногое, что мы находим в воспоминаниях поэта о его детстве, о той атмосфере, которая его окружала, о том воздухе, которым ему приходилось дышать, скорее окрашено в мрачные тона:

Из омута злого и вязкого

Я вырос, тростинкой шурша,

И страстно, и томно, и ласково

Запретною жизнью дыша.

«Из омута злого и вязкого»

Эти строчки из стихотворения Мандельштама «Из омута злого и вязкого». «Запретная жизнь» - это о поэзии. От матери Мандельштам унаследовал обостренное чувство русского языка, точность речи. Первый сборник поэта вышел в 1913 г., издан он был за свой счет. Предполагалось, что он будет называться «Раковина», но окончательное название было выбрано другое - «Камень». Название -вполне в духе акмеизма. Камень - природный материал, прочный и основательный, вечный материал в руках мастера. У Мандельштама камень являет собой как бы первичный строительный материал духовной культуры. В стихотворениях этой поры чувствовалось мастерство молодого поэта, умение владеть поэтическим словом, использовать широкие музыкальные возможности русского стиха.

Первая половина 20-х гг. ознаменовалась для поэта подъемом творческой мысли и приливом вдохновения, однако эмоциональный фон этого подъема окрашен в темные тона и соединяется с чувством обреченности:

Нельзя дышать, и твердь кишит червями,

И ни одна звезда не говорит...

В стихах 20-х и 30-х гг. особое значение приобретает социальное начало, открытая авторская позиция. В 1929 г. он обращается к прозе, пишет книгу, получившую название «Четвертая проза». Она невелика по объему, но в ней сполна выплеснулась та боль и презрение поэта к писателям («членам МАССОЛИТа»), которые долгие годы разрывали душу Мандельштама. «Четвертая проза» дает представление о характере самого поэта - импульсивном, взрывном, неуживчивом. Мандельштам очень легко наживал себе врагов, потому как всегда говорил, что думал, и своих суждений и оценок не таил. Практически все послереволюционные годы Мандельштам жил в тяжелейших условиях, а в 30-е гг. - в ожидании неминуемой смерти. Друзей и почитателей его таланта было немного, но они были. Осознание трагизма своей судьбы, видимо, укрепляло поэта, давало ему силы, придавало трагический, величественный пафос его новым творениям. Этот пафос заключается в противостоянии свободной поэтической личности своему веку - «веку-зверю». Поэт не ощущал себя перед ним ничтожной, жалкой жертвой, он осознает себя равным:

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей.

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей,

Уведи меня в ночь, где течет Енисей,

И сосна до звезды достает,

Потому что не волк я по крови своей

И меня только равный убьет.

«За гремучую доблесть грядущих веков...»

Искренность Мандельштама граничила с самоубийством. В ноябре 1933 г. он написал резко сатирическое стихотворение о Сталине, которое начиналось строчками:

Мы живем, под собою не чуя страны, -

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца, -

Там припомнят кремлевского горца...

По свидетельству Е. Евтушенко: «Мандельштам был первым русским поэтом, написавшим стихи против начинавшегося в 30-е годы культа личности Сталина, за что и поплатился». Как ни удивительно, приговор Мандельштаму был вынесен довольно мягкий. Люди в то время погибали и за гораздо меньшие «провинности». Резолюция Сталина всего лишь гласила: «Изолировать, но сохранить», -и Осип Мандельштам был отправлен в ссылку в далекий северный поселок Чердынь. После ссылки ему запретили проживать в двенадцати крупных городах России, Мандельштам был переведен в менее суровые условия - в Воронеж, где поэт влачил нищенское существование.

Поэт попал в клетку, но он не был сломлен, он не был лишен внутренней свободы, которая поднимала его надо всем даже в заточении:

Лишив меня морей, разбега и разлета

И дав стопе упор насильственной земли,

Чего добились вы? Блестящего расчета:

Губ шевелящихся отнять вы не могли.

Стихи воронежского цикла долгое время оставались неопубликованными. Они не были, что называется, политическими, но даже «нейтральные» стихи воспринимались как вызов. Эти стихи проникнуты ощущением близкой гибели, иногда они звучат как заклинания, увы, безуспешные.

Я должен жить, хотя я дважды умер,

А город от воды ополоумел, -

Как он хорош, как весел, как скуласт,

Как на лемех приятен жирный пласт,

Как степь молчит в апрельском провороте...

А небо, небо - твой Буонорроти!

«Я должен жить, хотя я дважды умер». 1935

После воронежской ссылки поэт еще год провел в окрестностях Москвы, пытаясь добиться разрешения жить в столице. Редакторы литературных журналов боялись даже разговаривать с ним. Он нищенствовал. Помогали друзья и знакомые: В. Шкловский, Б. Пастернак, И. Эренбург, В. Катаев, хотя им и самим было нелегко. Впоследствии Анна Ахматова писала о 1938 г.: «Время было апокалиптическое. Беда ходила по пятам за всеми нами. У Мандельштамов не было денег. Жить им было совершенно негде. Осип плохо дышал, ловил воздух губами». В мае 1938г. Мандельштама снова арестовывают, приговаривают к пяти годам каторжных работ и отправляют на Дальний Восток, откуда он уже не вернется. Смерть настигла поэта в одном из пересыльных лагерей под Владивостоком 2 декабря 1938 г. В одном из последних стихотворений поэта есть такие строчки:

Уходят вдаль людских голов бугры,

Я уменьшаюсь там - меня уж не заметят,

Но в книгах ласковых и в играх детворы

Воскресну я сказать, что солнце светит.

Вся поэзия О. Э. Мандельштама -это некая трагическая Оратория с собственной внутренней музыкой в чудесном изложении Певца -Поэта - Провидца. Да! Это воистину удивительнейшее явление. Оно покоряет. Завораживает. Его стихи хочется читать и перечитывать. Пленит сам язык - это «дивное косноязычие», пленит некий сплав лирической философии и Великой Любви к Человеку - самому бесправному и униженному созданию на нашей грешной земле. Человека понимает и жалеет Поэт, а самого Поэта кто пожалеет - его - самого несчастного - самого невиновного - самого загубленного

Паденье - неизменный спутник страха,

И самый страх есть чувство пустоты –

Немногие для вечности живут.

И в числе этих немногих - Осип Эмильевич Мандельштам.

Талантливому поэту О.Э. Мандельштаму выпало жить и творить в суровое время. Он стал свидетелем революции 1917 года, времен правления Ленина и Сталина. Все виденное и прочувствованное «выплескивал» в свои стихи. Именно поэтому творчество этого поэта столь трагично, наполнено страхом, волнением, болью за судьбу страны и за свою судьбу.

Известно, что Сталин очень не любил этого поэта, потому что Мандельштам открыто выражал свое отношение ко всему, что творилось в стране и к вождю, в частности. Примером тому служит сатирический памфлет на правителя. После его прочтения многие сказали, что со стороны поэта этот поступок – самоубийство. А Мандельштам прекрасно осознавал это, но он был готов к смерти.

Лирический герой стихотворения «Мы живем, под собою не чуя страны…» выступает как отважный гражданин, стоящий на защите своей страны и своего народа. Он отваживается открыто сказать то, что все знают, но о чем молчат:

Мы живем, под собою не чуя страны,

Наши речи за десять шагов не слышны,

А где хватит на полразговорца,

Там припомнят кремлевского горца.

Герой горько смеется и даже в какой-то степени издевается над главным лицом стихотворения. В глазах лирического героя Сталин превращается в какое-то мифическое чудовище: «толстые пальцы, как черви»; «тараканьи смеются глазища И сияют его голенища». Он – не человек, а какое-то чудовищное животное: «Он один лишь бабачит и тычет».

Не менее страшна и характеристика действий этого чудовища:

Как подкову, дарит за указом указ -

Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.

Что ни казнь у него - то малина…

Смелости лирического героя этого стихотворения можно только восхититься. Сталин «заинтересовался» Мандельштамом, поэт был арестован. Но вождь не приказал сразу же расстрелять поэта. Это было бы слишком просто. Он сослал Мандельштама в Воронеж.

Живя в этом городе, поэт существовал как бы на грани двух миров, всегда в ожидании расстрела. Именно в Воронеже Мандельштам написал стихотворение «Средь народного шума и спеха…» Здесь интонации лирического героя меняются. Он испытывает вину перед вождем за все, что было создано им раньше. Теперь лирический герой по-другому оценивает «вождя всех народов». Его «отеческий» взгляд и «ласкает, и сверлит». Герой чувствует, что Сталин журит его за все «ошибки». Но, на мой взгляд, все эти чувства героя надуманны и неискренни. Это стихотворение было написано под давлением Сталина, как и следующее – «Ода» (1937).

Название этого произведения говорит само за себя. Оно посвящено воспеванию заслуг Иосифа Виссарионовича Сталина-Джугашвили. В стихотворении сделан акцент – именно Джугашвили. Поэт подчеркивает, что он, прежде всего, описывает не вождя, а человека. Герой называет его «отцом». Он якобы испытывает перед Сталиным благоговение:

И я хочу благодарить холмы,

Что эту кость и эту кисть развили:

Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.

Хочу назвать его - не Сталин,- Джугашвили!

Лирический обращается к художникам – своей братии. Он призывает творцов работать на благо страны, то есть на благо «отца». Ведь этот человек полностью, всеми мыслями и чувствами, со своими «детьми», своим народом. «Художник, помоги тому, кто весь с тобой, Кто мыслит, чувствует и строит» - призывает поэт.

Портрет Сталина в этом стихотворении написан в традициях оды. По словам героя, это былинный богатырь, отдавший всего себя делу народа. У Сталина – могучие глаза, густая бровь, твердость рта. Джугашвили – это образец для подражания, по Мандельштаму. У него надо учиться всего себя отдавать другим, не думая о себе и не жалея себя.

Лирический герой осознает свою неприкаянность в Советской стране, свою вину перед ней за то, что ругал когда-то великого Сталина. Но у героя всегда перед глазами - этот образ: «На чудной площади с счастливыми глазами».

Но за этими пафосными и возвышенными строками чудится трагедия загнанного в угол человека. За каждой вымученной строчкой видится испуганный до смерти лирический герой, не знающий, что делать и как жить. Именно поэтому стихотворения Мандельштама, посвященные Сталину, являются самыми действенными документами против сталинского режима и «отца народов».

Нужно скачать сочиненение? Жми и сохраняй - » Своеобразие лирического героя поэзии Мандельштама . И в закладках появилось готовое сочинение.

АНАСТАСЫ Чеботарев
(Полтава)

Ключевые слова: методы, лирический герой, образ автора, архетипический образ, художественное пространство.

Осип Мандельштам - яркий представитель своего времени, поскольку в своем поэтическом творчестве представляет не только прошлое, современный для художника время, но и стремится заглянуть в будущее. Начиная с 1990-х годов отечественные и зарубежные исследователи активно изучали наследие О. Мандельштама (О.Лекманов, Б.Сарнов, С.Марголина, С.Македонов, Т.Никитина, С.Аверинцев, И.Сурат О.Ронен, Д. Сегал, И.Семенко, Р.Тименчик, В.Топоров

Русова, Т.Пахарева и др..). Последние десятилетия вышли монографии Л.Видгофа, Б.Каца, Л.Кихней, С.Кочетовои, С.Кузьминои, В.Мусатова и др.. О поэте написаны сотни научных и критических статей (Б.Бухштаб, М.Гаспаров, Л.Гинзбург

С.Липкин, Б.Успенський и др..).

Однако, несмотря на большое количество научных и критических работ, посвященных поэту, не все аспекты его наследия раскрыто в полной мере. Это касается прежде всего образа лирического героя в поэзии О. Мандельштама 1920-х годов.

Лирический герой поэта менялся с течением времени, и 1920-е годы сыграли значительную роль в жизни и мировоззрении художника, что отразилось на его поэтическом творчестве. Таким образом, предметом статьи является лирический герой О.Мандельштама 1920-х годов, а объектом

поэтическое наследие художника указанного периода. Вместе с этим этот цикл свидетельствует о переходе мастера художественного слова к новой поэтики, включающий новое понимание лирического «я».

О.Мандельштам оказался в самом центре исторического перелома, который нашел отражение в его поэзии и в критических статьях первой половины 1920-х годов. В статье «Пшеница человеческая» содержится разумный и трезвый взгляд писателя на эпоху, попытка осмыслить происходящее на его глазах. События, происходившие в России, поэт воспринимал как часть европейской истории и - шире - как часть истории мировой, где нет ничего случайного, где связаны воедино все судьбы и все обстоятельства. «Остановка политической жизни Европы как самостоятельного, катастрофического процесса, завершившегося империалистической войной, совпала с прекращением органического роста национальных идей, с повсеместным распадом« народностей »на простое человеческое зерно, пшеницу, и теперь голосу этой человеческой пшеницы, к голосу массы, как ее косноязычно называют, мы должны прислушиваться, чтобы понять, что происходит с нами и что нам готовит грядущий день ».

Образ лирического героя в поэзии О. Мандельштама 1920-х годов приобретает ярко выраженный исторического содержания, это в первую очередь связано с революционными событиями в России того времени. Лирический герой не отделяет себя от своего времени и истории, отсюда происходит неразличение местоимений «я» и «мы» в лирическом повествовании. Лирический субъект выступает не только от себя лично, но и от имени всего своего поколения.

Образ лирического героя в сборнике «Tristia» представлен как связующее звено между разными эпохами русской истории («Декабрист», «На страшной высоте блуждающий огонь.» и др..). Он наделен особым историческим видением, что позволяет ему осмысливать современность сквозь призму мифологических и культурных параллелей, исторического и художественного опыта.

Центральными мотивами сборника «Tristia» являются мотивы тьмы, беды, страха, дикого хаоса, смерти. Все эти мотивы акцентируют необратимость изменений, которые произошли в России. Вокруг образа лирического героя О.Мандельштама сконцентрированы апокалиптические символы (затмение, страшной звезды, огня и др..). Трагедию своей эпохи поэт воспринимает через мифологические, исторические и культурные аналогии. Умирание города (Петрополь) вызывает у поэта ассоциации с гибелью других городов мира - Трои, Иерусалима, Вавилона, Венеции, Рима. В связи с этим в образе лирического героя О.Мандельштама появляются черты пророка («Среди священников левитов молодым.», «За то, что я руки твои не сумела удержать.», «Кассандре» и др..). Развивая традиции образа пророка в русской литературе (Г.Державина, А.Пушкина, М.Лермонтова), О.Мандельштам проявляет художественное новаторство в формировании образа пророка, в котором объединены исторические, мифологические и культурные слои.

Отталкиваясь от образа Овидия и мотивов его «Печальных элегий», О.Мандельштам создает образ лирического героя-изгнанника, который находится на перекрестке исторических перемен. В образе лирического субъекта сборника «Tristia» акцентированы мотивы одиночества, отчуждения, но вместе с тем мандельштамовских герой не теряет связи с миром, пытается восстановить утраченные в обществе связи через культурные ценности.

В связи с угрозой потери культурных ценностей в общественной жизни поэт воспринимал миссию художника как героическую, а творчество - как плуг, который пашет время так, чтобы глубинные пласты культуры оказались наверху общественной жизни. «В жизни слова, - писал он, - наступила героическая эра» . В связи с этим упоминания имени Г.Державина и его гражданской поэзии, а также подвига Иисуса Навина в статье совсем не случайны. Как трубный глас, по мнению О. Мандельштама, должна звучать современная поэзия, а «синтетический поэт современности» представлялся художнику «каким-то Верленом культуры», в котором «поют идеи, научные системы, государственные теории так же точно, как у его предшественников пели соловьи "й и розы ».

Образ лирического героя в сборнике «Tristia» имеет архетипну основу, связанными с мифом об Орфее. Миф об Орфее является формообразующих матрицей многих стихотворений. Мифологема дороги, которая должна хотя не самое главное место в «камни», трансформируется в сборнике «Tristia» в дорогу к смер?? И («В Петрополе прозрачном мы умрем.» И др.).. Античные (Аид, Прозерпина, Эвридика) и библейские (Иуда, Гефсиманский сад) образы акцентируют ситуацию «встречи» лирического героя со смертью. Вместе с тем в образе лирического субъекта воплощена идея орфизма, содержащейся в преодолении трагизма истории и смерти силой искусства.

Образ ласточки, высоко летает, как символа искусства и поэтического предназначения трансформируется в типологический ряд образов: слепой (искалеченной) ласточки («Когда Психея-жизнь спускается к теням.»), мертвую птицу («Я слово позабыли, что я хотел сказать. »), легионов связанных ласточек (« Сумерки свободы »).

реминисценции с литературными сюжетами прошлого (Федра, Лорелея, Овидий, Орфей

и Эвридика и др.). добавляют широту трагической картине мира О. Мандельштама, органической частью которой является образ лирического героя как выразителя личной и народной трагедии.

Вместе с тем общей трагедии и забывчивости художник противопоставляет время «одомашненной» культуры («домашний» эллинизм), культурную и историческую память лирического героя, в образе которого заложен также архетип Одиссея, что возвращается к утраченных ценностей. Символические образы «золотистого меда струя», «золотое руно», «виноград», «зерно» воплощают идею духовного воскресения человека через обращение к вере и культуры.

В статье «Гуманизм и современность» звучит мысль о необходимости изменения социальной архитектуры и кардинальной переделки мира. О. Мандельштам, который еще в ранний период творчества был захвачен идеей архитектуры (что приобретает в него различных аспектов - нравственного, эстетического, социального, политического, исторического, культурологического), измерял новую архитектуру масштабам гуманизма: «Бывают эпохи, которые говорят, что им безразлично к человеку, ее нужно использовать как кирпич, как цемент, из которой нужно строить, а не для нее. Социальная архитектура измеряется масштабом человека. Иногда она становится враждебной человеку и питает ее величие унижением и ничтожеством ». В этой статье писатель сравнивал события, произошедшие в России, с землетрясением, приведшим страну к хаосу, но при этом он предлагал и пути обновления общества - возрождение гуманистических ценностей.

Поэтический цикл «1921-1925» типологически связан со сборником «Tristia», в нем нашли развитие много тем, мотивов и образов из предыдущего периода творчества О. Мандельштама, но вместе с тем в первой половине 1920-х годов поэт переходит к новой поэтики и нового понимания лирического «я». В его критических статьях («Пшеница человеческая», «Слово и культура», «Девятнадцатый век» и др.). Содержится философское осмысление исторического перелома, который произошел в России, а также роли искусства в новую эпоху. Эти темы стали центральными и в цикле «1921-1925».

В статье «Гуманизм и современность» появляется еще один важный для художественного мира писателя образ-символ - дом, что архетипну природу. О. Мандельштам расценивает миссию поэзии как обновляющий и такую, что возрождает дом человека, высшую ценность на земле «Как защитить человеческий дом от грозных потрясений, где застраховать его стены от подземных толчков истории, кто осмелится сказать, что человеческий дом, свободный дом человека не должен стоять на земле как лучше ее украшение и крепкое из всего существующего? ».

Поэтому в статьях первой половины 1920-х годов в метафорических высказываниях писателя нашел отражение глобальный перелом, кардинально изменил историю России. Вместе с тем, социальном взлома, «землетрясения» общества О.Мандельштам противопоставил творческие начала, среди которых важную роль играет, по его мнению, искусство.

Проблема распада времен, нарушение естественного хода жизни нашла отражение в целом ряде взаимосвязанных мотивов - среза, сдвиг, обрыва, потери жизненных сил, смерти. Лирический герой воспринимает исторический перелом как личную трагедию. Категория времени, символически воплощена в образе «века» («век-зверь»), является центральным в цикле «1921-1925». Тема времени в поэзии О. Мандельштама из разряда «вечной» переходит в область конкретно историческую (Л. Гинзбург) , но поэт дает философская трактовка «век» посредством библейских образов крови и жертвы (стихотворение «Век»). Лирический герой воспринимает ситуацию исторического «перелома» как личную трагедию. «И меня срезает время, /Как скосило твой каблук» , - пишет поэт в стихотворении «Холодок щекочет темя.».

В связи с новым пониманием категории времени меняется миссия лирического героя

О. Мандельштама. Лирический герой поэта теперь должен выполнить новое «гражданское» задача - стать связующим звеном между двумя столетиями, влить новую «кровь» в свой «век».

Время предстает в изображении поэта в деталях живой органики: он чувствует, у него есть глаза (зрачки), в нем течет кровь, являются позвонки и позвоночник. Он безжалостен и жесток, как хищное животное, но вместе с тем трудно искалеченный, теряет жизненные силы. Когда гибкий и сильный, «век-зверь» становится жалким и слабым. Именно таким предстает образ времени в программном стихотворении О. Мандельштама «Век»:

Кровь-строительница хлещет Горлом из земных вещей,

Захребетник Лишь трепещет На пороге новых дней .

Обратим внимание на библейский образ крови, имеет символическое значение. В славянское мифологии кровь - символ жизненных сил, символ самой жизни. Поэтому ее потеря означает остановку жизни, то есть смерть. С образом крови связан в христианстве мотив жертвы Иисуса Христа, умирает во имя искупления человеческих грехов. С крестным путем Христа соотносится образ чаши, из которой он дает выпить вина своим ученикам: «Это кровь моя??. Кровь животных также имела символическое значение в Библии: «Когда Ною и его потомкам было разрешено Богом употребления всякой пищи, то при этом намеренно запрещено - не потреблять крови животных. «Душа тела в крови», говорится в Книге Левит, и еще: «Кровь есть душа». Указанный запрет неоднократно повторяется в законе Моисеевом. <.> А кровь жертвенных животных почиталась священной и была средством очищения, искупления, умилостивления и примирения с Богом. Очевидно, сама по себе кровь не могла быть ценой уничтожения грехов искупления и приобретала особое значение только потому, что была прообразом другой, Высшего крови, которую пролил на кресте за род человеческий Господь Иисус Христос, и она может очищать нас от всякого греха ».

Учитывая все эти разнообразные значения символа крови в Библии и в славянской мифологии, можно сказать, что О.Мандельштам в образе искалеченного «века-зверя» акцентирует потерю своей эпохой жизненных сил, духовное обнищание, разрыв завета с Богом. Кроме того, в стихотворении «Век» речь идет о разрыве двух столетий - XIX и XX, между которыми поэт стремился установить гуманистическую равновесие. Связь между «двумя столетий позвонками» оказывается нарушенным, а эта связь, по его мнению, чрезвычайно важный для продления жизни, естественного течения времени.

О.Мандельштам утверждает героическую миссию лирического героя, в образе которого заложен архетип «культурного героя» древних мифов, а также соединены античные и библейские архетипы (Орфей и Христос). По мнению писателя, искусству предстоит вернуть утраченный «смысл» мира, наполнить вещи и явления «новой духовной субстанцией». Поэтому лирический субъект поэзии О. Мандельштама берет на себя заботу о «лечения» века, поиск «осмысленно слова» как строительного материала для новых поколений. Образ «век» в цикле «1921-1925» амбивалентный, неоднозначен и отношение лирического героя к нему (страх, сострадание, болезнь «века», умирание вместе с ним и др..).

Обратим внимание на то, что в абстрактных понятиях «время», «век» художник воплотил конкретные природные образы. Причем в понятие «природа» поэт включает и человека. Так, характеризуя категорию времени, поэт наделяет его или антропоморфными качествами («век» имеет «измученное темя», он поднимает «веки», «спать ложится» и др.). Или естественными по своему происхождению («век» сравнивается с хищным зверем, от которого хочется убежать).

Новая поэтика О.Мандельштама проявилась в обращении к природе, в постижении естественного хода бытия. Поэтому образы «века» и лирического героя представлены в категориях живой и мертвой природы.

«В этой ситуации, - пишет Л.Кихней, - высшей ценностью для лирического героя является уже не культура, как в« Tristia », а естественная жизнь.» . Принятие века, согласно концепции поэта, означает принятие естественной жизни эпохи в ее бытовой конкретике, умение вслушиваться в естественную музыку жизни. Поэтому в стихотворении «1 января 1924» значительное место уделено урбанистическом пейзажа Москвы, не только играет разными оттенками, но и звучит разными голосами.

Каким железным, скобяными товаром Ночь зимняя гремит по улицам Москвы.

То мерзлой рыбою стучит, то хлещет паром Из чайных розовых - как серебром плотвы .

В звуках печатной машинки поэту слышатся мелодии новой эры. В финале стихотворения оказывается, что «советская сонатинка» - «Лишь тень сонат могучих тех» (т.е. природы). С.Аверинцев отмечал в этом стихотворении «смутные предчувствие» поэта. «Это стихотворение, - пишет исследователь, - построено на протипочуттях. В революции есть смысл. Но будущее не известно. Однако для поэта куда страшнее любую внешнюю угрозу угроза потерять чувство внутренней правоты, усомниться в своем отношении к слову ». Музыка природы воспринимается О.Мандельштама в середине 1920-х годов как некий прообраз мира социального и исторического, поэтому приближение к этому извечного гармоничного целого - задача и для нового времени, и для лирического героя поэта.

Особое значение в цикле 1920-х годов приобретает пейзаж как выражение нового понимания поэтом природного бытия и лица, является его органической частью. Если в сборнике «Tristia» общей трагедии противостоит время «одомашненной» культуры, то в цикле «1921-1925» историческом разлома противостоит природа. Природный цикл, нашел отражение в ряде типологических образов, содержит идею умирания и возрождения жизни. Лирический герой О.Мандельштам в этом цикле пытается принять «век». «Век» как отец, а лирический герой как его «сын» - это устойчивый метафорический связь проходит через весь поэтический цикл «1921-1925» и содержит идею восстановления естественных связей в мире.

В цикле «1921-1925» воплощенное эстетическое кредо поэта: «Нет, никогда Ничей я не был современник.» . Формы отрицания «нет», «никогда», «Ничей» свидетельствуют о категоричность и жесткость позиции лирического героя.

Исследователи (Л.Гинзбург ) давно заметили, что в поэтической структуре стихов

О.Мандельштама особое значение приобретают опорные, ключевые слова, выражают-ют скрытую сущность событий и помогают поэту метафорически раскрыть глубинные связи в мире.

мандельштамовских концепция человека и образ лирического героя имеют свою символику, связанными с ключевыми словами, которые разворачиваются рядами выходных образов. Слово как «пучок смыслов» в понимании поэта неразрывно сопряжено с идеей личности и осмыслением ее места в мире. Гражданский подвиг художника О.Мандельштам трактует в широком философском смысле - как способность соединять в искусстве различные начала: верх и низ, тьму и свет, воду и землю, кремень и звезды, истории ибудущее:

И я теперь учу дневник царапины грифельной лета

кремний и воздуха язык С прослойкой тьмы, с прослойкой света

И я хочу вложить персты В кремнистый путь из старой песни

Как в язву, заключает в Стык

Кремень с водой, с подковой перстень .

В стихотворении получает новый «пучок значений» образ камня (кремня), который вступает не в противоборство, а в союз с водой, становясь, таким образом, строительным материалом для человеческого дома. Кольцо (как символ возврата) и подкова (как символ счастья) акцентируют осознание лирическим героем О.Мандельштама своего творческого призвания в «реке времен». «Звезда с звездой - могучий Стык» , - так начинается «Грифельная ода» О.Мандельштама. Здесь литературная реминисценция из стихотворения М.Лермонтова «Выхожу один я на дорогу.» Трансформируется поэтом Серебряного века с символа природной гармонии в историческую аналогию - как символ перемен, как смена эпох. Кроме того, «звезда с звездой» имеет и философское значение, это символ поиска лирическим героем гармонии в мире и выполнения своего творческого назначения - возвращение утраченных гуманистических ценностей.

Образ звезды (звезд) в этом стихотворении связан с темой искусства и ролью художника в мире. Название произведения отсылает читателя к образу Г.Державина и его творчества. Оду «На тленность» Г.Державин написал на грифельной доске незадолго до смерти. О.Мандельштам будто продолжает начатую создателем дело. В стихотворении, написанном Державинская восьмирядковою строфой, рассказывается о праздничном творческий акт, символом которого становится «свинцовая палочка», грифель. На семантический ореол образа художника, которым выступает здесь лирический герой, повлияли образы великих поэтов - Г.Державина, М.Лермонтова, Ф.Тютчева (реминисценциями из их произведений насквозь проникнута «Грифельная ода») и самого О. Мандельштама. Интересными в стихотворении есть традиции высокой гражданской поэзии XVIII века и философская лирика XIX века.

В образе лирического героя О.Мандельштама в цикле «1921-1925» акцентировано творческое начало и внутреннюю свободу («Грифельная ода», «нашедших Подкова» и др.).. Литературные реминисценции из произведений Г.Державина, М.Лермонтова, Ф.Тютчева помогают писателю создать ореол художника и раскрыть идею гражданского подвига поэта - соединить в своем искусстве различные начала жизни (верх и низ, темноту и свет, воду и камень и др.) . Время, по мнению поэта, должен быть насыщенным духовной деятельностью, которую символически воплощают образы хлеба, зерна, камня, воды, соли и др.. Идея гармонизации жизни нашла отражение в символических образах флейты (музыки), звезды, грифеля.

Ключевого значение в цикле «1921-1925» приобретают слова «соль», «хлеб» («пшеница», «солома»), «звезда», «лестница», «глина» («Глиняные»), «кровь ». Все они имеют архетепну природу и происходят из глубины христианской, славянской и античной мифологии. Практически все они имеют много символических значений, распадаются на различные «пучки смыслов», которые трансформируются в отдельные мотивы и цели мотивные ряды. Все эти «смыслы» имеют место не в одном, а во многих стихах.

Образ глины являются, с одной стороны, символом всего бренного, хрупкого, противопоставляется вечном начале (прочном, вневременном). Отсюда возникает метафора «Глиняные рот» в художественной образа «века», в котором О.Мандельштам наблюдает умирание основ. С другой стороны, глина издавна считалась строительным материалом для жилья и домашнего посуды. В древней мифологии глина считалась символом дома. Поэтому символический образ глины в цикле «1921-1925» можно рассматривать и в плане идеи зодчества, выдвинутой поэтом еще в ранний период, но который имеет место и в этом цикле. «Глиняная крынка» в стихотворении «Кому зима, арак и пунш голубоглазый.» Становится символом домашнего существования, естественной жизни. О.Мандельштам также рассматривает искусство как «глину» (строительный материал) для нового времени, а лирический герой поэта активно участвует в строительстве нового мира.

Образ крови в цикле «1921-1925» акцентируется через библейские ассоциации и мотивы жертвы, смерти и восстановления с помощью искусства (спокутувальнои миссии художника), нарушенного завета Бога и человека.

Одним из самых распространенных символов цикла является образ звезды. Это, прежде всего, образ времени и неотвратимость перемен, происходивших в обществе. Здесь стоит вспомнить звезду как символ апокалипсиса в сборнике «Tristia» («зеленая звезда» Петрополь), ее семантика, как было установлено, связана с образом звезды Полынь из Откровения Иоанна Богослова. В стихотворении «Ветер нам утешенье принес.» Из цикла «1921-1925» появляется образ «роковой звезды», не отделенной от темной ночи, а, как известно, образ тьмы, тьмы, мрака сопровождает образ трагического времени в лирике А. Мандельштама 1920-х годов. В этом же стихотворении введен библейский образ стража Азраил, участвующий в космической битве тьмы и света (голубой). «Под высокую руку берет /Побежденную твердь Аз-Раиль» , - так завершает лирический сюжет автор, констатируя драматизм земной истории в библейских аллегорических образах.

В стихотворении «Концерт на вокзале» отсутствие звезд характеризует трагический образ мира. Обращаясь через формы отрицания в лермонтовской реминисценции («И Ни одна звезда не говорит»), поэт акцентирует дисгармоничность окружающей действительности, отсутствие общего содержания: «нельзя дышать», «и твердь кишит червями» (здесь можно найти и реминисценции из Откровения Иоанна Богослова) . Вместе с тем в этом произведении с появляется грациозный образ музыки, т.е. искусства как гармонического начала. Этот образ возникает из общего хаоса, в шуме вокзала и парка, но постепенно музыке подчиняет?? Ься все вокруг. «Звучный мир» противопоставлен в стихотворении

О.Мандельштама «разорванному», «Железный» мира. Образ музыки в стихотворении коррелирует с образом «голоса» из стихотворения М. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу.». Реминисценции из произведений Ф.Тютчева («Куда же ты? На тризну милой тени.») И А.Блока («И мнится мне: весь в музыке и пене.») Усиливает драматизм развития сюжета, в котором принимает непосредственное участие лирический герой. В его восприятии показан «железный мир» и то, как хаос «Завороженный» музыкой. Лирический герой слышит не только фортепианные звуки, но и мелодии самой жизни - запах роз, паровозные свистки, шум вокзала. Звучание музыки лирический герой воспринимает, находясь на грани дня и ночи, сна и реальности, жизни и смерти.

Таким образом, понятие «музыка» в художественной системе О.Мандельштама связано с понятием «звезды» как символа гармонии. Л.Кихней отметила, что в стихотворении «Концерт на вокзале» речь идет «о музыке как связующий и Обновляющее начало мира», причем «музыке приписываются онтологические и магические качества» .

Для выяснения мандельштамовских концепции музыки Б.Кац предложил особый термин «музикософия», поскольку «не изучение, не исследование, а именно попытка, так сказать,« уразумления »музыки занимает сознание поэта» .

В стихах 1920-х годов ощутимый страх поэта потерять творческое «я», свое предназначение как художника. Поэтому здесь появляются образы губ, которым нечего больше говорить, и кувшина, наполовину розхлюпаного, пока его несли домой. «И мне уж не хватает меня самого» , - пишет О.Мандельштам.

Лирический герой О.Мандельштама верит в существование «смысла» слова (искусства), спрятанного в глубинах земли, но нетленного, как «золотая валюта», о нем шла речь в статье «Слово и культура».

То, что я сейчас говорю, говорю не я,

А вырыто из земли, подобно зернам окаменелой пшеницы .

В этом случае поэт сочетает традиционные для его поэзии архетипные образы - камень и пшеницу, символы вечности искусства как строительного материала времени. Таким образом, лирический герой в цикле «1921-1925» помещен в естественный, но не замкнутое пространство, он осуществляет прорыв в широкий простор культуры и истории.

ЛИТЕРАТУРА

Аверинцев С. С. Поэты /С. С. Аверинцев. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - 364 с.

Библейская энциклопедия /[под ред. Р. И. Смирнова] - Ассоциация совместных предприятий Международных объединений и организаций. - М.: ТЕРРА, 1990. - 902 с.

Гинзбург Л. О лирике /Л. Гинзбург. - М.: Интерада, 1997. - 414 с.

Кац Б. Защитник и подзащитный музыки /Борис Кац //Мандельштам О. «Полон музыки, музы и муки.»: Стихи и проза. - Л.: Советский композитор, 1991. - С. 7-54.

Кихней Л. Г. Акмеизм: миропонимание и Поэтика: [монография] /Л. Г. Кихней. - М.: Планета, 2005. - 184 с.

Мандельштам О. Собрание сочинений: в 4 т. /О. Э.. Мандельштам. - М.: ТЕРРА, 1991. Т. I. - 684 с.

Мандельштам О. Собрание сочинений: в 4 т. /О. Э.. Мандельштам. - М.: ТЕРРА, 1991. Т. II. - 730 с.

Drawicza Andrzej. Historia Literatury Rosyjskiej XX Wieku /A. Drawicza. - Warszawa: Wydawnictwo Naukowe PWN, 1997. - 248 s.