Что такое пажеский корпус. Из истории Пажеского корпуса

Хирургический корпус «…Тоска мне выжгла очи…» (Из старого цыганского романса.) …«Мошево»… Шесть двухэтажных бараков, крепких, рубленых, с большими окнами, с красными железными крышами. Большая зелёная лужайка позади бараков. На лужайке почему-то не было ни деревьев, ни

III. Хирургический корпус …Тоска мне выжгла очи… Из старого цыганского романса …«Мошево». Шесть двухэтажных бараков, крепких, рубленых, с большими окнами, с красными железными крышами. Большая зеленая лужайка позади бараков. На лужайке почему-то не было ни деревьев, ни

Раковый корпус Ирина Метлицкая (35 лет) - актриса театра, кино: «Расписание на послезавтра» (1979; десятиклассница Катя Шумейко), «Палач» (1991; главная роль - Ольга), «Мелодрама с покушением на убийство» (1993; главная роль - журналистка Тамара Малышева), «Макаров» (1994; любовница

ГЛАВА ВТОРАЯ ПАЖЕСКИЙ ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРПУС Мои требования к господам камер-пажам не велики: лишь бы мне при их ответах было ясно - Макдональд ли был на Треббии или Треббия на Макдональде. Из лекции профессора Пажеского корпуса 1 мае 1810 года Павел Пестель успешно

Из журнала "Кадетская перекличка" № 16 1976г.

Звание «пажей» было учреждено в России Петром 1-м, который в 1711 году, при возвещении Екатерины 1-й своей супругой, образовал по образцу германских дворов, придворные чины.

При Екатерине 1-й и Петре 2-м пажи лишь изредка привлекались к придворной службе. В то время они жили в домах своих родителей, часто без всякого надзора, проводя время вне службы, а иногда и на службе далеко не соответственно своему званию и близкому ко Двору положению.
Имеются сведения, что они не редко буянили и случалось, как значится в записях, что: «За непорядочные поступки и неоднократно чинимые продерзости - арестовывали и сняв камер-лажескую ливрею учиняли довольное наказание розгами, держа потом неодпускно».

Некоторое упорядочение в организации пажей было произведено в царствование Елиоаветы Петровны, а именно указом 5 апреля 1742 года утверждается комплект в числе 8 камер-пажей и 24 пажей. Учитывая близость пажей к Высочайшим Особам, а также их, до сего времени значительное невежество я невоспитанность, Императрица учреждает для них нечто вроде придворной школы, где пажи обучаются истории, географии, арифметики, французскому и немецкому языкам, а также танцам и фехтованию.
Но, к сожалению, придворная служба поглощающая много времени, мешала правильному обучению, а внешний лоск мало прививался, т. к. пажам приходилось жить вне дворца, в обществе, далеко не отличавшемся мягкостью нравов.
В таком положении лажи оставались до 1759 года, когда по повелению Императрицы, камер-пажи и пажи, с целью большего удобства и надзора над ними, были собраны для жительства в доме адмирала Брюса.
Инструкцией было определено время для дежурств во дворце и для занятий научными предметами.
Тогда же было повелено обучать пажей чужестранным языкам, геометрии, географии, фортификации, истории, рисованию, битве на рапирах и эспадронах, танцам, русской грамматике и словесности и прочему тому что необходимо для честного дворянина.
Гофмейстеру поручалось одновременно наблюдение за учителями, а сам он должен был показывать и обучать, что знает: «Дабы те, пажи через то к постоянному и пристойному разуму и благородным поступкам наивяще преуспевали и от того учтивыми, приятными и во воем совершенными себя показать могли, как христианский закон и честная их природа повелевает».
Это была первая попытка образовать придворный пансион, который с 1759 г. получил официальное название «Пажеский Ея Императорского Величества Корпус».
Вскоре, однако, скончалась Императрица Елисавета Петровна, и после краткого царствования Петра 3-го, во время которого не было обращено особого внимания на Корпус, вступила на престол Екатерина 2-я.

Екатерина Великая, желая поднять уровень воспитания и образования пажей, указом 1762 г. повелела определять в Пажеский Корпус исключительно детей дворян, известных своими заслугами перед Родиной, а штат пажей определить в числе 6 камер-пажей и 40 пажей.

В развитие вышесказанного Царица поручает академику Миллеру составить план обучения пажей, а с 1766 г. Пажеский Корпус помещается в специально для него приобретенном доме на углу Мойки и Зимней Канавки.
В том же 1766 году отпрамяется за границу для обучения и совершенствоваиия 6 пажей, в числе которых были А. Радищев (автор «Путешествия из Петербурга в Москву»), П. М. Кутузов и П. И. Епищев.
В 1795 г. было поведено пересмотреть образ учения в Пажеском Корпусе и ввести в нем общий для всех русских училищ порядок. О тех пор Корпус, оставаясь в ведении Императорского Двора, был признан равным, в учебном отношении, со всеми учебными заведениями Империи.
В таком виде Пажеский Корпус просуществовал 12 лет.

По вступлении на престол. Император Павел 1-й поручает гр. И. И. Шувалову надзор за Пажеским Корпусом, назначив одновременно в состав Корпуса состоящих при Его Дворе лейб- пажей.

В 1800 г. пажей, назначенных на дежурство при Дворе, называли лейб-пажами и выпускали таковых на службу в Гвардию поручиками, а иногда с назначением их флигель-адъютантами. Таким образом подготовлялась реформа Пажеского Корпуса, превращенного уже в следующем царствовании в Военно-Учебное Заведение.
Новое положение о Корпусе, составленное по плану генерал- майора Клингера, было Высочайше утверждено 10 октября 1802 года.
В этот день оно было прочтено в присутствии всех чинов Корпуса. Первым директором преобразованного Пажеского Его Ими. Вел. Корпуса был назначен генерал-майор А. Г. Гогель. Ближайшим его помощником являлся Штаб-Офицер в качетсве командира роты или гофмейстера, на обязанности которого лежало наблюдение за нравственностью и поведением пажей. Он же водил пажей к Высочайшему Двору, присутствовал при одиночных учениях и ежемесячно представлял главноуправляющему гр. Шувалову отчет о каждом, из воспитывавшихся, пажей. Пажи были разделены на 4 отделения. Первым заведывал гофмейстер, остальными офицеры.
Учебной частью должен был ведать инспектор классов, каким был тогда назначен полковник Оде де Сион, швейцарец родом, вывезенный в Россию Генералиссимусом А. В. Суворовым для воспитания его сына.
После смерти Андрея Григорьевича Гогеля, директором корпуса был назначен его брат Иван Григорьевич, известный трудами по артиллерии.
При нем, в 1810 г.. Пажескому корпусу было дано помещение, в котором он и помещался до революции 1917 г., а именно, бывший дворец гр. М. И. Воронцова на Садовой улице, против Гостинного Двора.
В старину на этом месте тянулся вдоль Фонтанки тенистый сад, в глубине которого был построен гр. Растрелли дворец, обращенный фасадом к Садовой.
В 1768 г. он был куплен Екатериной 2-й в казну и служил помещением для высокопоставленных лиц.

Когда Павел 1-й принял на себя звание Гросмейстера Мальтийского Ордена, он пожаловал этот дворец, со всеми прилегавшими к нему надворными постройками Капитулу Мальтийского ордена и приказал архитектору Гуаренги построить мальтийскую католическую церковь, которая и была освящена в 1800 г. В ней, справа от алтаря, под балдахином стояло кресло Его Величества Гроссмейстера.
Под церковью шел подземный ход, соединявший непосредственно церковь со спальнею Императора Павла 1-го в Михайловском Дворце.

В ряду деятелей отечественной войны, со славою погибших на полях битв или отличившихся своею выдающейся храбростью, было немало питомцев Пажеского Корпуса, о чем свидетельствовали черные мраморные доски в церкви Корпуса, испещренные именами убитых во время войн, а также ряд портретов георгиевских кавалеров в Георгиевском зале Корпуса.

Переделка здания Корпуса, с удобными для учебного заведения приспособлениями, была произведена в царствование Имп. Николая 1-го, под наблюдением инженера генерал-лейтенанта Оппермана.
На время этой переделки, пажи со своими служащими были переведены в Петергоф, где были размещены в здании Английского Дворца.
В том же году были утверждены: новое положение, штат и табель Корпуса, по которой полагалось 16 камер-пажей, 134 пажа- ингернов и 15 - экстернов.
В 1830 году директором Корпуса был назначен генерал-майор А. А. Кавелин (1830-1834), окончивший Корпус в бытность II. Г. Гогеля его директором. Через 4 года его сменил П. Н. Игнатьев. В то время во главе управления Военно-Учебных Заведений находился Вел. Кн. Михаил Павлович, имея своим ближайшим помощником, в качестве начальника Штаба - Я. И. Ростовцева, бывшего воспитанника Корпуса.

В течение 10 лет образование и воспитание лажей было поставлено так высоко, что директор Корпуса П. Н. Игнатьев имел право напутствовать произведенных в 1846 г. пажей в офицеры словами: «Не забывайте, что имена ваши принадлежат Пажескому Корпусу и что каждый паж будет и краснеть за вас и гордиться вами. Пусть вое воспитанники Корпуса, коему вы обязаны вашим образованием, по прошествии многих лет с чувством благодарной гордости могли бы повторять, вспоминая вас - и он был Пажем». Как и раньше, за этот период Корпус дал образование не малому числу выдающихся лиц.

При вступлении на престол Императора Александра 2-го, в бытность военным министром Д. А. Милютина, а главным начальником Военно-Учебных Заведений Н. В. Исакова, начались преобразования в кадетских корпусах, коснувшихся и Пажеского Корпуса.

В 1865 г. общие классы были отделены от специальных, которые составили строевую роту о военно-училищным курсом. Генерал-майор Д. X. Бушей - один из образованнейших педагогов своего времени, был назначен в 1867 г. директором Пажеского Корпуса, оставаясь на этой должности до своей смерти в 1871 г. Память о нем сохранилась с любовью среди его сослуживцев и пажей, т. к. за время его директорствования каждый из его подчиненных знал, что он может смело к нему обратиться с уверенностью найти привет и добрый совет.
В бытность директором Федора Карловича Дитрихса, сменившего в 1878 г. П. И. Мезенцева (1871-1878), были открыты «приготовительные классы», как самостоятельное учебное заведение, для подготовки к поступлению в Пажеский Корпус, в составе 3-х классов. Им было предоставлено помещение в деревянном доме на углу Литейной и Кирпичной (где впоследствии находилось Гвардейское Экономическое Общество). Когда-то в этом доме жил Аракчеев.

В 1884 г. это заведение было подчинено директору Пажеского [Корпуса, но уже в 1885 г. приготовительные классы "были закрыты. В 1885 г. была закончена пристройка к главному зданию Корпуса, предназначавшаяся для специальных классов и уже со 2 сентября 1885 г. Пажеский Корпус начал курс в полном составе 7 классов, общие 3, 4, 5, 6 и 7, в главном здании и два специальных в новом флигеле, сообщавшемся непосредственно с квартирой директора Корпуса, бывшей, до того времени, на отлете. В том же 1885 г., по мысли ротного командира 2-й роты, полковника Н. Н. Скалона, был основан при Корпусе его «Исторический Музей» с целью сбора и хранения всего, что касается прошлого Корпуса и его питомцев.
К сожалению, смерть полк. Скалона в 1895 г., временно прервала его полезную деятельность на этом поприще и лишь благодаря энергии директора Корпуса гр. Федора Эдуардовича Келлера (пажа выпуска 1870 г.) муэей с 1898 г. получил прочную организацию. Под музей были отведены в партере 5 комнат. В них, благодаря жертвенному труду бывшего в то время курсовым офицером 3-й роты ротмистра Александра Федоровича Шидловского, было собрано и приведено в образцовый порядок не только то, что касалось истории Корпуса за вое время его существования, но также и сосредоточен громадный материал для оценки жизни и деятельности его питомцев-пажей, по выходе их из Корпуса.
А. Ф. Шидлотекий написал, на основании собранного им материала, очень интересную и ценную по своему содержанию брошюру, посвященную Корпусу ко дню его 100-летнего юбилея в 1902 г., как Военно-Учебного Заведения.

12 декабря 1902 г.. Пажеский Корпус в составе трех своих рот и исторического взвода выстроился развернутым фронтом против царской ложи в Михайловском манеже. Левее пажей стали офицеры и штатские чины Корпуса, генералы, штаб и обер- офицеры, носившие форму и числившиеся в списках Корпуса, а за ними бывшие пажи по старшинству выпусков с 1837 по 1902 г. включительно.
Ровно в 12 часов в манеж прибыли Государь Император с обоими Царицами и Наследник Вел. Кн. Михаил Александрович. Войдя в Манеж, Государь принял рапорт директора Корпуса и в сопровождении блестящей свиты прошел перед отро ем пажей, здороваясь и поздравляя о Праздником и Юбилеем.
Затем директор Корпуса прочел грамоту о пожаловании Корпусу знамени, после чего последовала команда «на молитву каски, шапки, фуражки долой», и знаменщик, старший камер-паж Петровский, при 2-х офицерах ассистентах, вынес знамя к аналою.
После богослужения знамя было пронесено вдоль фронта и стало перед 1-й ротой Его Величества.
Начался церемониальный марш, а затем исторический взвод в формах и при оружии, соответствующим годам царствований, продемонстрировал маршировку и приемы соответственно своему времени, т. е. временам царствований от Елисаветы Петровны до нашего времени. После парада Государь, подойдя к фронту бывших пажей сказал:
«Благодарю вас, господа, за службу Мне и Моим Предшественникам, за вашу бескорыстную преданность, которую многие из вас запечатлели своею кровью, за ваше честное служение Престолу и Родине! Я твердо уверен, что эти заветы, переданные из поколения в поколение, всегда будут живы среди пажей! Желаю вам здравия на многие годы!»
Затем обратился к пажам со словами: «В сегодняшний день Я доказал Пажескому Имени Моего Корпусу насколько велико Мое в нему благоволение, пожаловав ему знамя, наградив строевую роту и всех находящихся ныне в списках Корпуса пажей моим вензелевым изображением на погонах и зачислив Брата и Моих Дядей в списки Корпуса. Я уверен, что по примеру прежних поколений пажей, многие представители коих присутствуют тут, вы все с тою же доблестью, столь же честно и верно будете служить вашему Государю и дорогой нам Родине - России! До свидания, господа!»
«Счастливо оставаться Ваше Императорское Величество» и громовое ура было ответом на слова Монарха.
Наверное не думалось тогда никому, что через 15 лет Пажеский Корпус, как таковой, перестанет существовать.

И все же несмотря на это, внутренняя спайка и дорогие нам традиции Корпуса, связывающие всех, почти без исключения пажей, та искренняя любовь к родному Корпусу и заветам мальтийского креста, украшающего нашу грудь, сделали то, что будучи разбросанными по белу свету, пажи крепко стоят друг за друга, как в одиночном порядке, так и странах, где они сгруппировались в один из отделов Пажеского Союза!

Хочется еще добавить как ошибочно и часто голословно считалось, что Пажеский Корпус был заведением узко привиллегированным, где воспитывались «Маменькины сынки«, фатишки, кичащиеся своим аристократическим происхождением, связями и т. п. и оканчивали Корпус о более, чем легким, багажом. Это можно еще допустить, если считать первые годы его существования. Постепенное же улучшение постановки дела обучения и предъявляемые требования к воспитанникам Пажеского Корпуса радикально изменили это.

За последние же десятилетия его существования, уровень преподавательского состава и вытекавшие из этого соответственные требования от воспитанников Корпуса, стояли на первоклассной высоте.
Что же касается привиллегированности Корпуса, то надо обратить внимание, что согласно Высочайшему положению о Пажеском Корпусе, зачисление в него производилось не по происхождению. Пажами могли быть лишь сыновья и внуки генералов, засвидетельствовавших своею службою преданность Родине.
Нельзя не отметить еще, что за последние десятилетия своего существования. Пажеский Корпус дал на различных, не только военных, поприщах значительное число лиц, выделившихся своею ревностью, добросовестностью и научной пользою, в служении России.
А сколько пажей отдали свою жизнь за Веру, Царя и Отечество не только на полях брани Японо-Русской, Первой великой войны и в рядах Добровольческих белых Армий, но и павших и замученных, в борьбе за свободу и величие России, против большевиков...

К ПРАЗДНОВАНИЮ 190-ЛЕТИЯ ПАЖЕСКОГО КОРПУСА

Нахичеванский хан, хорошо знавший горячий характер своего подчиненного, молодого выпускника Пажеского корпуса корнета лейб-гвардии Конно- гренадерского полка Михаила Чавчавадэе, в дни страшных потрясений 17-го года отправил его в Тифлис - для покупки лошадей. Только благодаря этому корнет Чавчавадзе, отпрыск славной фамилии, смог тогда уцелеть.
Революционный молох настиг его в мирные дни, проведя через все адовы круги ГУЛАГа... Спустя годы, изможденный лагерями пожилой человек пришел вместе с сыном Зурабом к зданию Пажеского корпуса, где уже находилось суворовское военное училище и, упросив дежурного офицера пропустить его, со слезами на глазах обнимал стены своей альма-матер.

Камер-Паж выпуска 1907г. Б.М. Иордан

Суворовцам никто, конечно, не объяснил, кто этот плачущий старик, который по возрасту уж никак не мог быть выпускником суворовского училища.
Им вообще не рассказывали о Пажеском корпусе, который был здесь до 1918 года... Между тем живых пажей становилось все меньше. 25 декабря 1992 года на празднование 190-летия корпуса пришли в основном их потомки...

После революции корпусные праздники отмечались за рубежом - на традиционных обедах «рассеянных, но не расторгнутых» в белой эмиграции пажей. Нынешний юбилей, впервые отмеченный в стенах корпуса на Садовой, 26, ознаменовался и открытием экспозиции воссозданного Пажеского корпуса.
Музей находится теперь в библиотеке Санкт-Петербургского СВУ (бывшая Православная церковь Пажеского корпуса). В стеклянном витраже выставлен пажеский вицмундир, рядом - витражи с уникальными фотографиями, гравюрами и семейными реликвиями, которые передали потомки пажей Сабанина, Верховского, Анненкова, Мандрыки, Шепелева, Безкоровайного, внучка корпусного офицера Наталья Леонидовна Януш и другие. Все это было по крупицам собрано заведующей библиотекой очаровательной молодой женщиной Ольгой Владимировной Поповой, которая при поддержке начальника СВУ генерал-майора В. Скоблова организовала этот прекрасный праздник.

На юбилей, помимо названных выше, пришли потомки пажей Лермонтова, Семчевского, Жербины, Сиверса, из Москвы приехали потомки пажей Чавчавадзе и Баумгартена, из Франции - пажа Стенбок-Фермора, из Швеции - пажа Ванновского. Пришел и последний живущий в России паж Михаил Иванович Вальберг.

В полдень состоялся молебен в Александро-Невской лавре при участии всех гостей, суворовцев и офицеров СВУ. Затем после торжественного построения училища, на котором перед суворовцами выступил Михаил Вальберг, гости перешли под своды бывшей Православной церкви корпуса. На открытии музея были зачитаны поздравления от различных организаций и учреждений (в том числе - от Публичной библиотеки, музеев Санкт-Петербургского Дворянского союза, Конгресса соотечественников, Санкт-Петербургского союза суворовцев), телеграмма от барона фон Фальц-Фейна (один из его предков, генерал Епанчин, был директором Пажеского корпуса).

В рассказах потомков перед нами ожили судьбы питомцев этих стен: К. Семчевского, любимого камер-пажа Николая II, который вместе с адмиралом А. Колчаком пытался спасти последнего русского царя до его гибели в Екатеринбурге, В. Семчевского, потопленного вместе с другими офицерами на барже в Белом море по распоряжению революционных властей; корнета М. Чавчавадзе, узника сталинских лагерей.

И еще об одном. В свое время значительная часть богатейшей библиотеки Пажеского корпуса была по распоряжению партийных властей вывезена в Таврический дворец, где и находится поныне без всякой пользы. Все усилия Ольги Владимировны Поповой по возвращению книг в стены корпуса пока не увенчались успехом. Пользуясь случаем, присоединяю свой журналистский голос в поддержку ее справедливых требований.

Журн. «Гардемарин» 13 января 1993 г., С.-Петербург
К юбилею Пажеского корпуса
15.01.93

Дорогой Николай Александрович!*

Спасибо вам за теплое поздравление и присланные материалы в музей. Все это очень интересно и, конечно, необходимо для дальнейшей работы. Получила также бюллетень. С большим вниманием прочитала отзывы кадет о поездке в Россию. Очень понравилась фотография - потомки пажей на фоне Пажеского корпуса.
Жаль, что Вы не смогли присутствовать на юбилее. Это был настоящий праздник. В 12.00 был отслужен молебен в Александро-Невской лавре. Были потомки пажей (около 40), паж М. И. Вамберг (он учился 2 года в Пажеском корпусе до его закрытия), суворовцы, офицеры, много гостей.

Молебен прошел великолепно. Затем все приехали в корпус, где состоялся торжественный марш в честь 190-летия. И, наконец, открытие музея. Были зачитаны поздравления в адрес музея Пажеского корпуса. Но было обидно, что кадеты нас не поздравили.
Николай Александрович, если бы Вы знали, как я была рада видеть счастливые лица потомков пажей. Ведь они впервые за долгие годы смогли познакомиться друг с другом и, конечно, увидеть стены Пажеского корпуса, тесно связанные с их именами. Кроме того, благодаря помощи Конгресса соотечественников вышел к юбилею проспект.
Звучала с хоров духовная музыка (бывшая Православная церковь). И дай Бог, чтобы она звучала в этих стенах как можно чаще. Закончился праздник небольшим застольем.

Надеюсь при встрече подарить Вам проспект (а, может, будет оказия?). Если будет возможность, передайте, пожалуйста, привет А. Иордану.
Желаю Вам всего самого доброго.

Искренне Ваша О. Попова**
191011 С.-Петербург. Садовая, 26, СВУ, Библиотека
* Н. А. Хитрово - сын пажа.
** О. Попова - заведующая библиотекой.

Ю. МЕЙЕР
РОКОВЫЕ ОШИБКИ

Как очевидцу трагических событий в феврале и октябре 1917 года в Петрограде, мне часто задают вопрос: каким образом царская власть не смогла справиться с первым мятежом, и тот превратился в ураганный, который заставил капитулировать все силы порядка?
Будучи тогда очень молодым, я не понимал политической обстановки, и только теперь могу довольно правдоподобно объяснить настроения масс, приведшие к революции.

История Российского государства, особенно XVIII век, богата заговорами и переворотами. Все эти перевороты имели одну общую черту: народ в них не участвовал. Политических партий не было. Зачинщиками и исполнителями были представители аристократии и военных.

Так подошел роковой декабрь 1916 года. В высших кругах общества и особенно среди молодых гвардейцев шли упорные и возмущенные разговоры о необходимости заточить императрицу в монастырь. Ей ставили в вину то, что она - немка, что она - за сепаратный мир. Все это было клеветой. Особенно ей ставили в вину то, что она послушно следовала советам мужика - сибирского крестьянина Распутина. У этих людей не было человеческой жалости к глубоко несчастной женщине, спасавшей жизнь любимого сына, страдавшего гемофилией.

Заговорщиками, как и прежде, были члены династии и аристократии: великий князь Димитрий Павлович, племянник государя и князь Феликс Юсупов, женатый на племяннице государя, дочери его сестры - вел. кн. Ксении Александровны. Была, однако, и существенная перемена в составе заговорщиков. Среди них был лидер крупной правой политической партии в Государственной Думе Пуришкевич, а также частный доктор Сухотин.

Об убийстве Распутина знал на следующий день весь город. Вместо того чтобы сурово покарать виновных, государь проявил слабость. Великий князь Димитрий Павлович был сослан в Персию в действующую там русскую дивизию под команадой генерала Баратова. Это спасло жизнь князю, так как останься он в Петрограде, он был бы убит, как многие другие члены династии.
Князя Феликса Юсупова сослали в его поместье в Курской губернии. Убийство Распутина и реакция на него государя широко открыли врата грядущей революции.

А между тем русское государство доблестно выдержало в 1915 году кризис снарядного и патронного голода, хоть и пришлось уступить врагу громадные территории. Благодаря общественным организациям - Земству и городским управлениям - буквально каждый точильный станок в любом захолустье стал крутить снарядные стаканы. Казенные заводы поспевали изготовлять боевые головки, снарядный голод был изжит, и уже летом 1916 года генерал Брусилов разбил австрийцев, развив широкое наступление. То же сделал генерал Юденич, гоня турок в Малой Азии.

Главное командование и ставка рассчитывали весной 1917 года перейти в решительное наступление по всему фронту и разгромить немцев. Однако уже осенью 1916 года обнаружился новый кризис - острый недостаток людей на всех уровнях командной лестницы. В боевых частях на фронте были серьезные потери среди младших офицеров. Достаточно привести как пример знаменитый бой под Каушанами, где эскадроны конного полка и кавалергардов атаковали немецкую ландверную бригаду; взяли, под командой ротмистра барона П. Н. Врангеля, батарею, но потеряли при этом 16 офицеров из состава двух полков.

В пехотных частях осенью 1916 г. был большой недостаток младших офицеров, и Ставка дала приказ всем кавалерийским полкам, не стоявшим в окопах, командировать туда младших офицеров в пехотные части.
Ранней весной 1916 года были призваны миллионы рядовых уже среднего возраста. Петроград был военным городом. В нем и в окрестностях в мирное время стояли три пехотные гвардейские дивизии, три кавалерийские и множество других частей. Казармы для пехотного полка были рассчитаны на 4200 солдат.
Теперь все эти казармы были заполнены новобранцами по 6000-7000 человек в каждой. Бытовые условия стали ужасными. Но самым страшным было отсутствие унтер-офицерского состава.

Прибывших ничему не учили. Для примера, младший унтер-офицер Левкович, в обучение которому отдали трех вольноопределяющихся лицеистов - Гильшера, меня и правоведа Никольского, уделял нам раз в неделю по 2 часа. И так около 300,000 призванных ничего не делали и уже без разрешения уходили в город и висели на трамваях. В большинстве это были крестьяне, беспокоившиеся - кто будет работать в деревне, когда начнется пахота и сев? Ведь дома остались одни бабы и старики.

Революционные элементы прекрасно понимали, что если Россия весной и летом одержит решительную победу, о революции придется на долгие годы забыть. Русской победы нельзя было допустить.

И вот они бросили своих пропагандистов и агитаторов в казармы. Вход туда был свободен. Командиры запасных батальонов беспомощно взирали, как там гремели митинги. За лозунг «Война до победного конца» можно было поплатиться жизнью.

Командующим войсками Петроградского округа был генерал Хабалов, доблестный кавказец, герой на полях сражений, но совершенно не знакомый с условиями гарнизонной жизни в столице, притом при наличии 300,000 недовольных мужиков и рабочих. Председателем Совета Министров был Керенский -
неистовый пустобрех. Когда Корнилов предложил ему военную помощь, Керенский заявил, что «опасность - справа».
Градоначальник князь Оболенский, его помощник по гражданским делам Лысогорский, директор департамента тайной полиции Белецкий, все были обычные чинуши, неспособные к решительным шагам. А в Таврическом дворце - в Государственной думе бушевало левое крыло из большевиков, меньшевиков, левых и правых социал- революционеров, при запуганных конституционных демократах, октябристах и националистах и малодушном председателе Михаиле Родзянко.

Что же касается молодежи, то она просто не понимала, что грозит России. Дело в том, что весной 1916 года все студенты, кроме оканчивавших в том году высшие учебные заведения, были призваны на военную службу. Им давалось 4 месяца, чтобы поступить в военное училище или добровольно определиться в действующую армию. От воинского порыва 1914 года не осталось и следа. Вот показательный пример:
очередной курс в Пажеском корпусе начинался 1 июня 1916 г, все вакансии были заполнены, а следующий ускоренный в том же Пажеском корпусе начинался 1 февраля 1917 года, так что мы, лицеисты, правоведы и другие, имевшие право на поступление в это учреждение, ловчили разными способами и льготные четыре месяца растянули на восемь.
Но хуже всего было следующее: младших офицеров готовили школы прапорщиков на четырехмесячных курсах. Даже известные военные училища значительно сократили свои курсы, большей частью с двух лет до 9 месяцев. Такого рода прапорщики никуда не годились. При этом следует иметь в виду, что масса студентов университетов и высших институтов, оторванных таким образом от занятий и к тому же революционно настроенных, ненавидели войну и правительство и соответственно агитировали солдат.

Попытка Корнилова прийти на помощь Керенскому в Петрограде полностью провалилась, а генерал Крымов застрелился, убедившись, что верных частей вообще нет.

Иллюстрирую полную пассивность и растерянность тех лиц в столице, которые должны бы были всеми средствами защищать монархию. Вице-директор Пажеского корпуса, генерал-лейтенант Риттих, заменявший директора генерал-лейтенанта Усова, отбывшего на фронт, старался вообще ничем себя не проявлять. Полковники Карпинский, Фену и Чернояров и отделенные офицеры братья Лимонты Ивановы, Поздеев, Щербацкой, старались вообще скрыть существование корпуса. Он был переименован в Петроградскую военную школу.
В день общих похорон жертв революции на Марсовом поле нас не только не послали разогнать революционную толпу, а обезопасили нас, выхлопотав для нас неожиданную функцию. Французский посол Морис Палеолог и английский Джордж Бьюкенен согласились принять нас, пажей, для охраны посольств. Вот так я и стоял на часах у ворот красного дома английского посольства выходившего фасадом на Марсово поле и смотрел, как рабочие, мужчины и женщины, взявшись за руки по 8 человек в ряду, вяло шагали, заунывно выкрикивая: «Вы жертвою пали в борьбе роковой...»

Все выглядело тогда хаотично и нелепо: Пажеский корпус, как и другие учреждения, получил право послать постоянных делегатов в Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Этой «чести» удостоился паж Желтухин - знатный москвич, который потом вышел в кавалергарды, в пару с другим делегатом - конюхом.

В конце марта все военные части города были собраны к Таврическому дворцу для принесения присяги Временному правительству. Вот именно тут отличился своим красным бантом вел. кн. Кирилл Владимирович, командовавший Гвардейским экипажем.
Но и с нашей колонной произошел инцидент, указывающий, как все было подло и унизительно. Нас встретил предствительный крупный человек в штатском пальто и громко отрекомендовался: «Ваш старший фельдфебель вас приветствует!»
Это был председатель Государственной Думы Михаил Родзянко, камер-паж государя, заслуживший самый почетный титул для пажей его величества.

Наш лагерь под Красным Селом был захвачен бандой бунтовавших солдат, и главного летнего строевого обучения мы не получили. Нас на несколько дней посылали то в Сестрорецк, то в Александровскую слободу, то в Павловск. Таким образом нас ничему не научили. В промежутки начальство давало нам отпуска и радовалось, когда корпус пустел. Я за это лето раза четыре ездил к нам в имение в Орловской губернии, где было спокойно.

При таком общем развале представление на выход в определенную часть стало абсурдом. Поэтому в нашем выпуске оказалось несколько десятков человек, которые выходили по общей кавалерии, не называя части, чтобы сохранить свободу выбора. Юнкера же Николаевского кавалерийского училища продолжали играть в прежние традиции, представлялись в полки, чуть ли не шили себе формы мирного времени и волочили особо выгнутые сабли.

Вот, в нескольких примерах, картина полного развала и растерянности.
Был, однако, благоприятный момент после неудачной попытки большевиков в июле совершить переворот. Они перепугались, и даже Ленин счел нужным скрыться. Он отправился в Финляндию и поселился там в частном доме. Этот момент был упущен офицерами и юнкерами в Петрограде.
Несколько решительных людей могли бы арестовать Ленина в его убежище. В этом отношении мы позорно спасовали перед евреями. Среди них оказались люди идейные - члены Боевой организации социал-революционеров.
Каннегиссер убил главного чекиста Петрограда Урицкого, а еврейка Дора Каплан покушалась на Ленина, еще один еврей убил важного большевика Володарского. Вот печальный отчет, как наше высшее командование и молодежь правящего слоя оказались беспомощными и неспособными к сопротивлению.

АЛЕКСАНДР ГЕРШЕЛЬМАН,

Камер-паж, выпуск 1913 г.

ПАЖЕСКИЙ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРПУС

КП № 64-66, 1998г.

Моя служба камер-пажем при дворе Императора Николая II

Я родился 12 ноября 1893 года в городе Ревеле на Нарвской улице, дом № 21 (кажется), впоследствии там помещалась почта. Часа своего рождения не знаю, да это неважно, под конец своей жизни гороскопа составлять не собираюсь.
Мой отец, Сергей Константинович, кончил Пажеский корпус фельдфебелем в 1872 году, был записан на Мраморную доску как окончивший первым. На Пасху Государь Александр II подарил ему яйцо Императорского Фарфорового завода, на котором была написана икона Св. великомученика Георгия Победоносца, пожелав отцу заслужить этот орден доблестной службой Российскому Царю. Отец получил орден Георгия IV степени за бои под Мукденом 22-27 февраля 1905 года.

Дед, Константин Иванович, был генерал-адъютантом, что давало моим братьям и мне право быть зачисленными в списки пажей Императорского двора. По обычаю, запись в списки пажей-кандидатов делалась в первый год рождения мальчика.
Приказ о зачислении меня в списки пажей был подписан Императором Александром III незадолго до Его смерти. Вот отчего в издании «Пажи», выпущенном еще до столетнего юбилея корпуса, в числе сыновей моего отца я приведен с отметкой: «Последний паж Царствования в Бозе почившего Государя Императора Александра III».

Самым ярким воспоминанием о моем шестилетнем пребывании в стенах Пажеского Е. И. В. корпуса было, несомненно, несение придворной службы. Мой выпуск 1913 года заканчивал свое воспитание в корпусе в юбилейные годы, в которые Россия праздновала столетие Отечественной войны и трехсотлетие царствования Дома Романовых.
В торжествах на Бородинском поле и в Москве участвовало незначительное количество пажей из числа проводивших летние каникулы вблизи столиц - С.- Петербурга и Москвы. Характер торжеств не требовал привлечения всего выпуска.
Во время Бородинских празднеств Государь Император соизволил произвести всех пажей, выполнивших условия для производства (перешедшие в старший специальный класс с 9 баллами в «среднем по учению и I разрядом по поведению) в камер-пажи. Таким образом, прибыв 1 сентября в корпус, мы сразу надели на погоны две поперечные нашивки, и 15 сентября, когда сменили лагерную форму на городскую, украсили свои мундиры добавочными галунами на задних карманах, навинтили шпоры и получили право ношения шпаги вместо тесака. Тогда же потомки участников Отечественной войны надели памятные Бородинские медали.

Первую службу камер-пажем я нес при Великой княгине Виктори Федоровне во время благотворительного базара, устраиваемого ежегодно под Рождество в залах Дворянского Собрания Великой княгиней Марией Павловной Старшей. Это было не столько придворное торжество, как событие, собиравшее в Дворянском Собрании все петербургское общество.
В зале, занимая всю его середину, стоял в форме буквы «О» стол, за которым лицом к входу сидела Великая княгиня. Дальше на нем были расположены отдельные «лотки» с предлагаемыми вниманию посетителей «товарами». Вдоль стен зала тоже тянулись столы. Стол Великой княгв Виктории Федоровны был установлен слева от главного входа в зал. «Продавщицами» у лотков были дамы и барышни петербургского общества. Базар продолжался неделю.

Камер-пажем при Великой княгине Марии Павловне был князь Барклай де Толли Веймарн. Мы были одеты в свои городские мундиры, и лишь на каски нам разрешили надеть султаны, чтобы хоть этим обозначнить придворный характер нашей службы. Служба наша была несложная, но достаточно утомительная. В собрание мы являлись около часу дня и оставались, ни разу не присевши, до 7 вечера. К часу же приезжал к боковому подъезду собрания и заведующий дворцом Великого кня Кирилла Владимировича - Эттер.
«Сядем, - говорил он мне, усаживая на ступеньки лестницы. - Великая княгиня будет здесь без четверти два пока подождем, ведь половина придворой службы проходит в ожидании. Вы должны к этому привыкать».
«Их Высочество изволит подъезжать», - сообщал нам швейцар, и мы в выходили навстречу.
Сняв шубу. Великая княгиня входила в зал и занимала место у своего стола. Затем прибывала Великая княгиня Мария Павловна, обходила зал, здороваясь с приседающими за столами дамами.
На хорах играла музыка, пел Леонарди итальянские песенки. Зал быстро наполнялся гостями. Съезжались Великие князья, дамы, офицеры Гвардии и вообще петербургское общество. В зале царило оживление, входившие подходили к столу Великой княгини, потом расходились столам знакомых «продавщиц», а так как большинство было между собой знакомы, то ходили от стола к столу, от «лотка» к «лотку», весело разговаривая с продающими и покупая всякие безделушки.

Как я уже сказал, обязанности камер-пажей были несложные. Мы стояли около столов своих Великих княгинь, исполняя их поручения и сопровождая их по залу. Великая княгиня Виктория Федоровна обошла за неделю несколько раз все столы, останавливаясь и разговаривая со знакомыми дамами и барышнями, покупая вещи на лотках. Следуя с подносом за ней, я принимал эти вещи и нес их за Ее Высочеством.
Эти прогулки по залу были развлечением, так как, пока Великая княгий останавливалась и покупала, я мог тоже разговаривать со знакомыми. Так, во время одного из таких обходов, когда мой поднос был уже почти полон, приехал Великий князь Кирилл Владимирович, и Их Высочества вышли в соседний зал, где остановились курить. Я скромно задержался около дверей, не желая своим присутствием мешать их беседе.

С закрытием базара закончилось мое пребывание камер-пажем при Великой княгине Виктории Федоровне, так как она уехала и на последующих торжествах не присутствовала.
Как первый по старшинству после старших камер-пажей на время празднеств 300-летия Дома Романовых я был назначен состоять при Великой княгине Марии Александровне, Герцогине Саксен-Кобург-Готской, дочери Царя Освободителя Императора Александра П. Ей было в то время около 60 лет, небольшого роста, полная. Великая княгиня при поражающей простоте обращения и светящейся в ее глазах доброте все же сохраняла в движениях и разговоре что-то неизъяснимо царственное. Ко мне, тогда 19-летнему юноше, она относилась со всегда меня удивлявшей внимательностью, даря ласковым словом и отдавая мне на память на балах и обедах всякие мелочи. Я бесконечно благодарен судьбе, что на закате Российской Империи мне суждено было состоять при представительнице нашего Царствующего Дома и именно при такой, каковой я себе представлял Русскую Высочайшую Особу.

Службу при дворе я нес все время вместе и рядом с князем Николаем Лонгиновичем Барклаем де Толли Веймарном, старшим камер-пажем и знаменщиком нашего выпуска (я был ассистентом при знамени). Он состоял при Великой княгине Марии Павловне Старшей, я же сначала при Великой княгине Виктории Федоровне, супруге Великого князя Кирилла Владимировича, а затем при Великой княгине Марии Александровне, сестре покойного супруга Великой княгини Марии Павловны. Обе Великие княгини жили вместе, и во время торжеств держались все время вместе, будучи одного возраста и стоя в старшинстве Царского Дома рядом.

Великая княгиня Мария Павловна, как про нее говорили, любила придворный этикет, а также окружать себя «малым двором». Вот отчего на Пасху Барклай и я были высланы во дворец Великой княгини для поздравления Их Высочеств и для участия в малом выходе по случаю Светлого Праздника.
Около 11 часов утра нас ввели в небольшую гостиную, обитую светлым шелком, рядом с залом, в котором собрались явившиеся поздравить Великую княгиню. Вдоль стен зала стояли офицеры Лейб-гвардии Драгунского полка, шефом которого была Великая княгиня, члены Академии Наук, председательствование которой она приняла на себя после смерти Великого князя Владимира Александровича, и много официальных и неофициальных лиц, по тем или иным причинам прибывших поздравить ее. 0 ожидании Августейшей хозяйки мы с Барклаем тихо обменивались своими впечатлениями. Вскоре вошли заведующий Двором Великой Княгини Марии Павловны и немец, исполнявший, по-видимому, те же обязанности при Великой княгине Марии Александровне. Последний передал мне награду за службу при Великой княгине - Фердинсткрейц Герцогства Саксен-Кобург-Готского IV степени, сказав, что диплом мм вышлют из канцелярии герцогства дополнительно. Тут же припасенной булавкой он прикрепил мне на мундир серебряный крест на лиловой с двумя узкими желтыми по бокам полосками ленте. Так я получил свою первую награду.

Вышли Великие княгини. Мы с Барклаем почтительно принесли им свои поздравления со Светлым Праздником, я кроме того благодарил ев Великую княгиню за награждение крестом. Со свойственной приветливостью она мне сказала, что благодарит меня за службу и хочет, чтобы у меня осталась о ней хорошая память, «а для это - улыбнулась она, - вот вам красное яичко ». Обтянутое тонкой красной кожей яйцо содержало сапфировые запонки работы Фаберже.

Великая княгиня Мария Павловна задержалась на несколько минут у письменного стола посреди комнаты, разбирая лежащие на нем письма и телеграммы. После этого, оглянув собравшихся, она сказала, что пора начинать выход, прибавив, обращаясь к нам по-французски: «Я весма волнуюсь перед выходами».
Вспоминая потом эти слова, мы с Барклаем не поверили это волнению, - уж очень Великая княгиня, как нам казалось, уверено выступала на всех таких событиях придворной жизни. Думаю, что мы были неправы. Конечно, она волновалась не так, как мы, участвующие впервые на придворных торжествах, в незнакомой нам обстановке, в которой часто должны были решать самостоятельно и быстро то, что ей было до мельчайших подробностей уже годами и заранее известно. Здесь было другое.

Как много лет спустя мне говорил А. А. Мосолов, Великая княгиня серьезно и с полным чувством ответственности относилась к своему,как она говорила, mrtier du Grand Duchesse - к роли Русской Великой Княгини. К выходу в своем дворце она, по-видимому, готовилась: Для состава ожидающих ее выхода в зал, она, думаю, заранее подготовляла слова, что она говорила каждому из них и вообще все свое поведение на выходе. Ее metier состояло в том, чтобы вовремя, кстати делать и говорить то, что было положено по этикету и что нужно было говорить для сохранения и поднятия престижа Царственного Дома, к которому она принадлежала.
Великая княгиня Мария Александровна была в этом отношении, как мне казалось, совсем другая. Она не делала теniег. Каким-то врождени чувством такта, какой-то присущей ее поколению Царской Семьи царственностью, связанной с простотой и душевностью, она добивалась у подданных Императора той же искренней преданности династии, которой полностью захватила и меня за те короткие месяцы, что я состоял при этой особе.

Я уже тогда сознавал, что принадлежность к Царской Семье многому обязывает и что это tenier одно из самых стеснительных и трудных. Надо знать, а главное, всем сердцем понимать, как его делать и для отчего то, что я видел на примерах великих княгинь Марии Александровны и Марии Павловны, мне глубоко запало в сердце, и я глубоко благодарен Богу, что Он мне ссудил через мою Великую княгиню заглянуть в мир старшего поколения Царского Дома, еще полностью пропитанного духом Императора Николая I.

По знаку Великой княгини открылись двери гостиной и вся наша небольшая группа вышла в мгновенно затихший зал. Великая княгиня медленно начала обходить собравшихся, здороваясь, принимая поздравления и расточая улыбки и милостивые слова.
После выхода мы снова вошли в гостиную. Великие княгини с нами простились и отпустили нас домой.

Когда я был в младшем специальном классе, мне пришлось нести службу во время торжественного обеда, даваемого в Зимнем дворце королю Черногорскому Николаю. Тому самому, про которого Государь Александр III говорил, что это единственный ему преданный союзник.
Выпуск 1912 г. (фельдфебель Владимир Безобразов) был невелик, а потому в нем не хватало людей, чтобы заполнить требуемое по этикету число пажей. В этот день, кроме камер-пажей за Великими княгинями, за стульями всех Великих князей, держа во время обеда их головные уборы, стояли пажи. Нас, пажей, расставили за столом заранее, камер-пажи же, как всегда, сопровождая своих Великих княгинь, прибыли в зал вместе с выходом. Стол был расставлен в виде буквы «П».

Я стоял за стулом князя Сергея Георгиевича Лейхтенбергского-Романовского и держал его морскую треуголку. Спиной к входным дверям сидел Государь, мое же место было от него наискосок направо. Я видел его до этого лишь мельком: на похоронах Великого князя Михаила Николаевича и во время его приезда в корпус. Конечно, стоя за обедом, я пользовался случаем, чтобы не отрываясь смотреть на него, изучая его лицо, движения, улыбку.

Не знаю, отчего Царь обратил на меня свое внимание. Прочел ли он в моих глазах чувства, меня волновавшие, или что другое привлекло его внимание ко мне. Сначала он посмотрел на меня вскользь, потом остановил на мне свои светлые, лучистые глаза, взял в руку подаваемый к супу пирожок (если не ошибаюсь, это были сырные батоны), показал мне его и с Улыбкой откусил. По-видимому, этой шуткой он хотел сказать: «Вот ты, бедный, стоишь голодный, а я закусываю» . На секунду между Царем и мною протянулась какая-то интимная нить...
Я от смущения густо покраснел. Государь еще раз улыбнулся и заговорил с королем Николаем. С того времени прошло 43 года, но глаза и улыбка Царя Николая Александровича никогда не изгладятся из моей памяти.

Первой моей ответственной службой при Дворе был выход через залы Эимнего дворца в дворцовую церковь. Этим выходом открылись в феврале 1913 года торжества 300-летия Дома Романовых.
В этот день нас подняли рано, и служители внесли в роту придворные мундиры, лосины, ботфорты и султаны к каскам. Накануне мы отрепетировали носку шлейфов и выслушали последние наставления, как и когда их носить (брать шлейфы в руки полагалось на поворотах шествия, когда оно двигалось по комнатам, пол которых был затянут ковром. Когда же шествие растягивалось по прямой линии, шлейф расстилался по полу.

Каждый год корпус шил, обновляя цейхгауз, несколько новых придворных мундиров. Мне повезло получить на меня сшитый мундир, потому он сидел на мне превосходно и, несмотря на галуны (14 спереди 4 сзади на карманах), на лосины и ботфорты, я в нем не чувствовал себя стесненным в движениях. Примочив проборы, мы не надели каски, чтобы не растрепаться, и в поданых нам придворных каретах держали их на коленях. Во время же придворной службы мы каски вешали за чешую, султан вниз,на шпагу.
Прибыв во дворец, мы выстроились в две шеренги у входа Малахитовую гостиную, в которой собиралась Царская Семья. Надев придворный мундир, паж на время службы во дворце из строевого чина Царской армии превращался в чина придворного, подчиненно гофмаршальской части. Всем, кому полагалось, то есть великим князь княгиням, министру Двора графу Фредериксу, обер-гофмаршалу г. Бенкендорфу и т. д., мы во время службы во Дворце отвешивали только придворные поклоны и лишь Государю Императору на его привета «Здорово, пажи!» - отвечали: «Здравия желаем Вашему Императорски Величеству!»

Время ожидания прошло быстро, оно было заполнено наблюдениями за приготовлением к выходу. Приехало наше придворное начальство, которое нам называл сопровождавший нас капитан Малашенко и которое мы должны были знать в лицо. Начали прибывать члены Царского Дома, которым мы отвешивали поклоны. Великий князь Николай Николаевич довольно резко сделал замечание командиру нашей роты Карпинсксму недовольный тем, что камер-паж его супруги Анастасии Николаевны не встретил ее при выходе из кареты. Это требование было необосновано, но возражать не приходилось.

Наконец нас впустили в Малахитовую гостиную, где в ожидании Государя и Государыни была собрана Царская Семья. С быощимся замиравшим сердцем мы вошли туда. Я тогда не знал в лицо Великой княгини Марии Александровны, да и не было времени высматривать в группе членов Императорского Дома. Барклай прямо подошел к Великой княгине Марии Павловне, при которой он уже состоял во время базара. Я шел за ним и в пожилой даме, стоявшей рядом, угадал свою Великую княгиню. Она спросила мою фамилию и передала мне свою мантилью.
В Малахитовой гостиной нам и предстояло еще одно испытание: выход Императора и ответ ему. Мы не стояли в строю, а были рассыпаны в гостиной, ответ все же должен был быть дружным, без крика, но не робкий. В этот день мы это испытание прошли блестяще. Вошел Цари поздоровавшись с Царской Семьей, обвел нас глазами и негромко сказал:
«Здорово, пажи!».
Секундная пауза - и наш дружный ответ огласил гостиную.
Только что раздраженный Великий князь Николай Николаевич, передал нам через полковника Карпинского свою благодарность за нашу отчетливость.
Рядом с Государем встала Императрица. Наследник Цесаревич был на руках рослого бородатого конвойца.
Если не ошибаюсь, в этот же день Государю представлялась монгольская депутация, и Царь принимал ее в Малахитовой гостиной перед выходом. Монголы прибыли просить покровительства Белого Царя для своей страны. Депутация была одета в халаты, на головах были низкие, отороченные мехом шапки, к верху которых были прикреплены лисьи хвосты. Мелкими шажками они подошли к Государю и, встав на колени, пали ниц перед Ним. От этого движения лисьи хвосты ударились о пол у ног Императора. Вид этих людей, их непривычные одеяния, яркие цвета халатов, а главное, лисьи хвосты, ударившие о пол у самых ног Царя, испугали Наследника, и он, отвернувшись от этих страшных людей, прижался к плечу казака. Монголы выражали свою преданность Русскому Царю, Государь им отвечал. Так впервые, 19-летним юношей, я приобщился к великодержавной политике нашей Родины. В эти дни Россия, осуществляя свою миссию на Востоке, замиряла и втягивала в круг своей культуры новые области и народы.

Высочайший выход происходил годами установленным порядком. Из Малахитовой гостиной Царская Семья выходила парами. Впереди Император под руку с Императрицей, за ними несли Цесаревича, великие князья с великими княгинями шли по их старшинству в рядах Августейшего дома. Впереди церемонимейстеры тростями, украшенными голубыми андреевскими лентами, стуком об пол давали знать о выходе Царя в залы и предшествовали шествию, как бы прокладывая ему путь.
Далее шли чины Двора, камергеры, камер-юнкеры, статс-дамы, камер-фрейлины, фрейлины Их Величеств. Камер-пажи шли в шествии немного сзади и справа от Государынь и великих княгинь, поднимая шлейфы на поворотах и коврах и расстилая их снова, как только выход вытягивался в залах по прямому направлению.
Вдоль пути следования шпалерами стояли высшие государственные чины, депутации, группами офицеры полков гвардии и армии, в белых платьях приглашенные дамы. Прохождение через парадные, роскошные залы дворца, золото мундиров, светлые наряды дам и красочные платья фрейлин производили неизгладимое впечатление блеска и составляли величественную картину, невольно связываемую с представлением о мощи РУССКОЙ Империи.
В аванзале перед церковью камер-пажи покидали шествие и, выстроившись рядами, пропускали мимо себя колонну участников выхода.
После выхода мы уходили в верхние покои дворца, во фрейлинскую половину, где нам сервировали обед от царского стола. У приборов стояли полубутылки красного и белого удельного вина. Получая от нас на чай, прислуга предлагала нам и водку «белую головку». Этим заканчивалась наша служба, и в каретах (ландо на четыре человека) с ливрейным кучером на козлах нас увозили в корпус.

Второй раз нам пришлось участвовать в торжествах во время молебна в Казанском соборе. Царскую Семью мы встретили на паперти и, проводив до середины собора, встали полукругом, отделяя это место от толпы присутствующих. Служил Патриарх Сирийский в сослужении с Митрополитом С.-Петербургским и Ладожским Антонием (Вадковским) и сонмом русского духовенства. Евангелие читал по-арабски Патриарх. Как говорили, он приехал в Россию для очередного сбора средств на нужды своей церкви. то время Россия, как опора православия, собирала несметные деньги не только на поддержание Святых Мест Палестины и на русские монастыри на Афоне, имевшие свои подворья и своих представителей во всех крупных городах России, но и на поддержание православных церквей на Ближнем Востоке. Патриарх, конечно, не без расчета приноровил свой приезд к торжествам восшествия на престол Царственного Дома Романовых. Служба продолжалась около часа, но чудный хор и разнообразие впечатлений настолько развлекали, что время прошло для нас незаметно.
За мною и за неизменно со мною рядом стоящим Барклаем, напирая на нас расшитым золотом передом своего придворного мундира, расположился председатель Думы Родзянко. Меня и Барклая тогда поразила развязность манер этого человека, сыгравшего в истории русской революции столь печальную роль. Несмотря на непосредственную близость Царской Семьи отделенной от толпы лишь цепочкой камер-пажей, он позволял себе разговаривать с соседом и густым басом подпевать чудному митрополичьему хору.

Пожалуй, самым утомительным из числа торжеств в С.-Петербурге был прием поздравлений Царем и Царицей по случаю празднован 300-летия, так называемый baise-maine».

Выход на этот раз остановился в зале, называемом Николаевским. Царская Семья занимала целый угол зала. Впереди - Императорская Чета, за ней на мягком стуле - Цесаревич и старшие великие княгини и князья. Более молодые члены Семьи предпочли отойти вглубь, чтобы избежать этикета. Все поздравлявшие подходили к Государю, отвешивали поклон, дамы делали придворный реверанс. Царь подавал всем руку, Императрица давала руку для поцелуя. Боюсь сказать, сколько было этих поздравляющих: все придворные чины, фрейлины и камер-фрейлины. Сенат, Государственный Совет, министры и чины министерств, генералитет, Государственная Дума, чины первых классов Империи и т. д. Длинная змея подходящих тянулась через весь огромный зал, выстраиваясь в очередь в в соседнем зале. Торжественность придворной обстановки исключала всякую торопливость. За порядком следили церемониймейстеры. Они подавали знак очередному поздравителю подходить к Государю. Фрейлины, подходя, опускали на пол свой подобранный на руку трен, церемониймейстеры расправляли его тросточками по паркету, следовал придворный реверанс, поздравление, и фрейлина отплывала.

Все эти часы поздравления нам: фельдфебелю, старшим камер-пажам и камер- пажам старших великих княгинь пришлось простоять навытяжку непосредственно за Государем и на виду у более молодой части Царской Семьи, отодвинувшейся в глубь зала, где было больше свободы. Особенно страдал от этой церемонии Цесаревич Алексей Николаевич. Его живому нраву было невтерпеж сидеть на стуле и смотреть, как какие-то незнакомые люди длинной и скучной чередой подходят к Отцу и Матери, часто с полным отсутствием грации делают все те же движения и отходят, и так все то же в течение долгих часов. Я Ему искренне сочувствовал, этому красивому живому мальчику. Сначала Он сидел смирно, смотря на красивые мундиры и платья фрейлин. Когда же пошла Государственная Дума, то даже смотреть стало не на что. Он несколько раз оборачивался на сестер Ольгу Николаевну и Татьяну, стоявших сзади, рядом с Великой княгиней Ольгой Александровной. Цесаревич был в форме 4- го Стрелкового Императорской Фамилии полка, в малиновой рубашке и темно- зеленом кафтане, на плечной портупее висела соразмерная его росту шашка. И вдруг я вижу, что Он начинает шашкой играть шлейфом матери, оглядываясь при этом на сестер. Государыня ему сделала знак не играть. Но через несколько минут Он снова начал. Наконец, Его маневры заметил Государь и, повернувшись к нему головой, строго приказал: «Алексей, прекрати!» Наследнику стало еще грустнее.

В тот год впервые начали участвовать в дворцовых торжествах великие княгини Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна, а также княжна Ирина Александровна. К ним тоже были причислены камер-пажи. Государыню обвиняли в чрезмерной холодности в обращении, но знавшие Ее ближе, объясняли ее малую приветливость застенчивостью. Кажется, Ее дочери унаследовали у Царицы эту черту характера. Во всяком случае, их камер-пажи рассказывали, что великие княжны не решались спросить у них фамилию и сделали это через Великую княгиню Ольгу Александровну, под явной опекой которой они находились во время выходов и торжеств.

Торжественный во дворце обед не представлял ничего особенного. Он принадлежал к разряду тех, когда по этикету за стулом каждой великой княгини кроме камер-пажа стояло еще по одному камер-юнкеру и камергеру. Говорили, что во время Священной Коронации порядок обеда был еще более сложный: тарелки с пищей передавались на стол при посредстве всех трех чинов двора. Такую невероятно ответственную процедуру нам, к счастью, не пришлось проделывать. Ведь, не дай Бог, прольешь суп или вывалишь жаркое, не донеся до стола!
Не помню ничего, что было бы достойным быть отмеченным во время этого обеда. Разве только, что во время следования к столу после поворота из одного зала в другой я, задумавшись, слишком долго задержал в руках трен Великой княгини Марии Александровны. Это, конечно, не ускользнуло от всевидящего ока идущей за нами Великой княгини Марии Павловны старшей. Она через Великого князя Димитрия Павловича, с которым шла под руку, указала мне на мою оплошность. Еще одно важное правило придворной службы (кроме уже преподанного мне на базаре Эттером) мне было указано: во Дворце будь все время начеку и не задумывайся.

Совсем другой, отличный от дворцового распорядка, характер носил бал санкт- петербургского дворянства, на котором дворяне принимали Царя и Его Семью по случаю 300-летия Дома Романовых, в котором нам пришлось принять участие, служа камер-пажами. На приеме дворянства не было того торжественного блеска, которым отличались выходы, обеды и приемы в Зимнем дворце. Вся обстановка бала в Дворянском Собрании носила более частный характер. Царская Семья была гостьей в среде свого дворянства, и это положение при всей торжественности приема неминуемо уничтожало многие преграды, обязательные при соблюдении придворного этикета. Весь прием Царской Семьи, порядок в залах поддерживался не придворными чинами, а самими дворянами, зал был наполнен не представителями служилой знати, а лицами в большей части не участвующими в придворных приемах. Да и цель собрания была другая. Если выходы служили утверждению и внешнему проявлению мощи и величия Царской России, то бал дворян был проявлением чувств привязанности этого сословия к Короне и готовности служить до гроба Российской Империи.

Царская Семья во время таких балов держала себя с большим тактом, участвуя в общих танцах и смешиваясь с толпой дворян. Камер-пажи в танцах и веселии зала, конечно, не участвовали. Проводив своих великих княгинь в залы, мы выстроились под колоннадой Большого зала (где происходил базар уже мною описанный) на возвышении, предназначенном для Высочайших Особ. Тут же стоял и князь Багратион- Мухранский, незадолго до того обвенчанный с княжной Татьяной Константиновной (дочерью Великого князя Константина Константиновича).
Фельдфебель корпуса 1909 г., породистый и красивый в своем кавалергардском мундире, он пользовался общей любовью в нашей пажеской семье. В нашем первом бою 30 июля 1914 г. под Гутковом, лежа с ним вместе в цепи взвода на русско-германской границе, я получил свое боевое крещение как передовой наблюдатель батареи. Во время первых месяцев войны он себя показал выдающимся офицером. Неудовлетворенный службой в кавалерии, он перевелся в Эриванский полк, в рядах которого вскоре и был убит. Вместе с ним тогда перевелись в пехоту кавалергарды Гернгрос и Оржевский - оба были убиты.

Вспоминаю о Багратионе не только для того, чтобы оставить в своих воспоминаниях память об этом храбром офицере и добром товарище, для того, чтобы указать, сколько требовалось от офицера гвардии такта его жизни и службе в Петербурге. Принятый в дом Великого князя, муж дочери последнего, Багратион, казалось бы, должен был оторваться от нашей среды. Но обычаи требовали другого: как муж княжны Татьяны Константиновны в частной жизни, Багратион был членом семьи Великого князя, вне этого он оставался поручиком, флигель-адъютантом кавалергардского полка, нашим старшим товарищем. И Багратион отлично себя в этом отношении держал.

Уже камер-пажами мы входили в среду петербургского общества и в семью гвардии, офицерами которой через несколько месяцев большинство из нас становилось. И это положение ко многому обязывало, и нам всем были отлично известны случаи, когда юношеские ошибки или несоблюдение обычаев этой среды, совершенные еще камер-пажами, отражались на выходы в полки и налагали, таким образом, печать на всю жизнь человека. К счастью, традиции, привитые нам с детства, воспитание в корпусе, служба при Дворе и, пожалуй, самое важное, постоянная тесная связь с пажами, уже ставшими господами офицерами, давали тем из нас, которые этого хотели, исчерпывающую школу.

Высочайшие Особы были в «городских» платьях, а потому шлейфов нам нести не приходилось. Большинство великих княгинь и, конечно, великие княжны танцевали, а потому находились в зале, а на возвышении под колоннами заняли места лишь Государыня и пожилые великие княгини. Камер-пажи были отведены в глубь возвышения, и лишь фельдфебель, старшие камер-пажи при Императрице и мы с Барклаем оставались впереди на возвышении.
Не могу сказать, чтобы в зале царил порядок. Распорядители из дворян оттесняли приглашенных, желая образовать более просторное место для танцев. Гости же пытались стать поближе к возвышению, чтобы видеть Государя, а потому стремились прорваться в первые ряды. Это мешало порядку и портило общую картину бала.
Распорядители подводили к великим княжнам лучших танцоров из офицеров гвардейских полков, многие из них были в Петербурге известны как отличные дирижеры на танцевальных вечерах. Хотя я никогда не любил танцы, но камер-пажем часто приходилось бывать на таких вечерах. За последние годы перед войной эти вечера становились все блестящее. Входило в моду делать котильоны из живых цветов, выписываемых среди суровой нашей зимы из Ниццы. И должен признать, что это было очень красиво, когда в руках танцующих появлялись эти цветы, то белые, то красные, то розовые, душистые и свежие. Та же роскошь была и на описываемом балу.
Из дирижеров в то время особенно выделялись улан Ее Величества Ротмистр Маслов, барон Притвиц 4-го Стрелкового Императорской Фамилии полка, конногвардеец Струве, флигель-адъютант, хороший ездок ча конкурах, с которым мы ровно через два года прощались, молясь за Упокой его души. Он был убит в феврале 1915 г. на подступах к Мариямполю. Лежал он мертвым такой же красивый, с лицом, немного напоминающим Императора Николая I (поэтому он носил небольшие баки), рядом лежал убитый в том же бою солдат Конного полка. Рыжий священник полка служил панихиду. Боже! Скольких мы уже проводили в лучший мир!

Нам с Барклаем опять везло. Оставаясь при наших великих княгинях, мы могли наблюдать за красивой картиной бала. Наши великие княгини сидели в креслах слева на возвышении, обмениваясь впечатлениями. Но тут произошел инцидент, сильно взволновавший бедного Барклая. Великая княгиня Мария Павловна начала что-то говорить своей соседке, указывая глазами в зал, и затем, желая, по-видимому, в чем-то убедиться, встала. Думая, что Великая княгиня собирается спуститься в зал, Барклай отодвинул кресло, и в тот же момент Великая княгиня, не оборачиваясь, стала садиться. Быстрым движением Барклай толкнул кресло вперед, так что Великая княгиня все же села в кресло, хотя всего лишь на самый край его. Не сделай Барклай этого быстрого движения. Великая княгини оказалась бы на полу. Со сдвинутыми бровями она обернулась к нему бросила: «Vous et fou!» Покраснев, как рак, Барклай мне только шепну «Фу, как жарко!»

Закончу эти воспоминания о торжествах в Санкт-Петербурге кратким описанием представления оперы «Жизнь за царя» в Мариинском театре. Это было одно из красивейших виденных мною за мою жизнь зрелищ.
Государь и старшие члены Царской Семьи присутствовали на представлении, сидя в центральной, так называемой, Царской ложе театра. Более молодые Высочайшие особы были помещены в боковых великокняженских ложах. Партер был занят Сенатом, Государственным Советом, придворными чинами и чинами первых первых классов. Первые ряды красных сенатских мундиров сменялись зелеными мундирами Совета, после которых блистало золото придворных чинов. Все это в соединении с сединами этих сановников Империи создавало необычайно красочную картину. В ложах группами сидели офицеры гвардейских полков: в классических мундирах кавалергарды, конногвардейцы и кирасиры, роскошные гусары, изящные уланы, в строгих мундирах наша конная артиллерия, в цветных лацканах гвардейская пехота, стрелки Императорской Фамилии и т. д. и т. д.; в ложах же были размещены статс-дамы и фрейлины в своих украшенных золотом платьях, с кокошниками на головах; эти платья введены были в придворный обиход Император Николаем I и просуществовали до нашего времени без изменения, - платья были лишь удлинены шлейфом.

Когда Царь вошел в ложу, весь театр встал и обернулся к нему лицом. Войдя в ложу за Великой княгиней Марией Александровной, я оторопел красоты представшей передо мной картины, от этой игры красок, роскоши мундиров, изобилия золота, разнообразия уборов.
Быть может, кто-нибудь меня спросит, для чего нужны были это изобилие золота, разнообразие красок, эта подчеркнутая роскошь? Как участник этой непередаваемой красоты, я отвечу: по моему глубок убеждению, все это было нужно. Я всегда воспринимал Русскую монархию как какое-то земное воплощение духовной, почти что божественной красоты. Весь этот блеск мне представлялся лишь внешним проявлением этой единственной в своем роде, единственной в мире, неповторимой в своей внутренней красоте Идеи Русской Монархии.

В антрактах весь театр поднимался и кулуары оживлялись мундирами вышедших из лож и партера приглашенных. Царская Семья тоже выходила из ложи, и мы, камер- пажи, за нею.
Тут я обратил внимание на парных часовых, стоящих у входа в ложу. Это были два великана - матросы из Гвардейского Экипажа. Они были не совсем одинакового роста. Видно, не удалось подобрать двоих одного роста. Мне было в то время 19 лет, и хотя я рос до 25 лет, но и тогда был около 1 м 70 см росту. Я подошел поближе к самому высокому и оказался ему по грудь, следовательно, он был далеко за 2 метра ростом и при этом совершенно правильно сложен.

В смысле голосового состава, сказать по правде, представление было менее удачно. Пели наиболее старые и заслуженные солисты, и годы сказывались как на голосах, так и на комплекциях. Великая княгиня Ксения Александровна сильно поморщилась, когда тенор Яковлев сорвался на какой-то высокой ноте.
Эта красивая феерия закончилась пением «Боже, Царя храни...», снова весь зал стоял, и слезы восторга наворачивались на глаза, слушая этот торжественный гимн. Закончились торжества, и мы вернулись к нашим каждодневным занятиям в корпусе - лекциям, репетициям, строевым занятиям.

За участие в торжествах 300-летия Царствования Дома Романовых мы все получили именные памятные знаки для ношения на правой стороне мундира. Эти знаки переходят по наследству старшему потомку участника торжеств. Одновременно с этим нам раздали и памятные медали, изображающие Царя Михаила Федоровича и Государя Николая II. Они носились в колодке на трехцветной «романовской» ленте (белой, желтой, черной). У меня образовалась «внушительная» колодка из медали и креста Саксен-Кобург-Готского.

В этом году мы вышли в лагерь Красного Села, как всегда, в конце апреля и приступили к съемкам и полевым задачам. В конце мая стало известно, что нас ожидает вызов в Москву для участия в торжествах 300-летия, имеющих быть в Первопрестольной.
Радость наша была неописуема. Отпустившим за месяц в лагере усы пришлось их сбрить, отчего на верхней губе оказалось белое, незагорелое пятно (Воронов, Карангозов в особенности). Нас приводила в восторг не только новая возможность участвовать в придворных торжествах и надеть новый блестящий мундир, но и все сопряженное с поездкой в Москву - путешествие, жизнь в гостинице, новая обстановка, а также сокращение и окончание занятий в корпусе.

В отдельном вагоне II класса мы за ночь в скором поезде без утомления проехали те 609 верст, что отделяли Петербург от Москвы. Помещены мы были в гостинице «Княжий двор», недалеко от Храма Христа Спасителя. туда же был свезен груз с нашими мундирами, в гостинице же мы и питались. Из офицеров нас сопровождали полковник Карпинский, капитан Малашенко и штабс-капитан Сальков.
Уже опытные в одевании придворного мундира, мы утром перед службой быстро натягивали лосины, которые в наше время лишь по преданию так назывались и шились из белого шерстяного материала. Ботфорты надевались не труднее любых высоких сапог, только крючки для натягивания их были длиннее из-за идущих выше колен голенищ. Ходить а ботфортах было нетрудно, - трущиеся между собой верхние части голенищ задерживали лишь быстрые движения при беге или танцах.
Мундиры были длиннее городских и доходили до середины ляжки. Спереди на них было 14 двойных галунов (придворного образца), сзади на карманах, как и на городском мундире, по четыре галуна. Чтобы сесть, надо было расстегнуть нижние пуговицы мундира. Поднимая шлейф великой княгини, рекомендовалось делать склонение в сторону, а не прямо вперед. Во-первых, мешали нижние галуны мундира, во-вторых, повешенная на шпагу каска соскальзывала вперед и мешала идти, а подбирать шлейф приходилось на ходу. И в-третьих, склонение на бок было красивее, нежели прямо вперед, от которого сзади идущим Высочайшим Особам представлялась картина мало презентабельная. Кроме всего, при наклонении вбок меньше натягивались лосины. В анналах корпуса бьи устная передача о том, как у одного камер-пажа при склонении вперед лопнули сзади лосины, а так как мы, во избежание складок, надевали их на голое тело, то картина представлялась недопустимая и мало соответствующая придворному этикету. Не ручаюсь, что такой случай имел место, но мы панически боялись его повторения и применялись как могли к стеснительности придворного камер-пажеского обмундирования. Шпагу, которую при производстве уходящие по традиции передавали младшим товарищам, носилась на золотом поясе снаружи (при городском мундире ее носили на перевязи, надеваемой под мундир, так чтобы эфес ее выступ из прорези на левой стороне мундира). Каска была та же, что носила и строевая рота. Но ко двору она украшалась белым султаном из конскского волоса, прикрепленным к шишаку. На ботфортах шпоры были не прибивные, как при городской форме, а прикреплялись черными ремня из той же, что и ботфорты, лакированной кожи.

Благодаря теплой весенней погоде, мы пальто не накидывали, на предоставленных нам Дворцовым управлением четырехместных ландо даже опускали стекла. Делали это не без расчета - pour epater московскую публику, с любопытством смотревшую на наши незнакомые ей мундиры. Даже парные часовые у ворот Кремля, юнкера московских училищ, мало разбирались в разнообразии форм участников торжеств, и на всякий случай отдавали нам честь «по-ефрейторски». Это нас забавляло.
В свободное от придворной службы время мы посещали друзей и знакомых в городе, ходили в кинематограф смотреть на самих себя как на участников шествий. Государь из Первопрестольной уехал в Ярославль и Кострому, а мы вернулись в Санкт- Петербург.

По возвращении в красносельский лагерь мы через несколько дней были раскомандированы в части, в которые были приняты.
26 мая мы с утра отправились в Большой Кремлевский дворец, построенный в царствование Императора Николая I. От «Княжьего Двора» до Кремля недалеко. Мимо Румянцевского музея и Большого Манежа наши кареты через Тайницкие ворота въехали в Кремль. У ворот стояли парные часовые от Алексеевского училища. Въехав в стены Кремля, мы повернули направо мимо здания, в котором помещалось Дворцовое управление и квартиры князя Одоевского-Маслова и Истомина. К дворцу мы подъехали не с главного подъезда, а с бокового, и внутренней лестницей были проведены в часть дворца, примыкающую к Боровицким воротам. После сбора Царской Семьи начался выход. Шествие должно было через залы дворца выйти на Красное крыльцо, спуститься по нему и пройти в Успенский собор, где митрополит Московский и Коломенский Владимир ожидал Царя для служения торжественного молебна.

Выход двинулся. Помнится, сквозь окна дворца, выходящие на Замоскворечье, глядело пасмурное весеннее утро, пахло дождем, и у меня мелькнула мысль: «Жаль, если выход из дворца на Красное крыльцо будет под дождем». Но было не до размышлений о погоде. В незнакомой обстановке надо было быть особенно начеку, а кроме того, как всегда, красота выхода полностью захватывала.

Я согласен со знатоками стилей, что Большой Кремлевский дворец по своей архитектуре совершенно чужд окружающей его старине. Но все же внутреннее его убранство по своей красоте и роскоши вполне соответствует цели, для которой он был построен. В нем, по мысли Николая I, должны были происходить приемы вновь коронованных Императоров Всероссийских. Залы назывались в честь российских орденов, и их убранство соответствовало по цвету и эмблемам этим орденам. Из внутренних покоев наше шествие вышло в угловой Екатерининский зал, красное убранство которого выигрышно подчеркивало роскошные платья собравшихся в нем придворных дам и фрейлин. Здесь мы повернули налево, и до самого Георгиевского зала выход двигался по прямому направлению, отчего, разостлав трэн Великой княгини, я смог насладиться картиной Замоскворечья и видом залов, через которые проходило шествие.

Государь был в форме Астраханского гренадерского полка. В голубом Андреевском зале, следовавшем за Кавалергардским, были сосредоточены делегации полков, главным образом, Московского военного округа. Я с любопытством разглядывал эти формы, совсем недавно введенные. Перед голубыми Сумцами стоял их новый командир Гротен (офицер лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка). Андреевский зал громаден по своим Размерам. Это тронный зал, он тянулся по фасаду дворца и был особенно красив благодаря сосредоточению в нем делегаций армии.
В последнем. Георгиевском зале, расположенном под прямым углом к Андреевскому, Государя встретило московское дворянство, земство и гражданские чины. Зал очень красив - строгие цвета ордена Св. Георгия придают ему какую-то торжественность; золото украшающих его орденских звезд подчеркивает это своей роскошью.
На середину зала навстречу Государю вышел Александр Дмитриевич Самарин, приветствуя Государя от имени московских дворян, предводителем которых он был. В Москве даже на придворных торжества лежал какой-то отпечаток «домашности». Вероятно, от этого, когд Государь остановился перед Самариным, все шествие не осталось в колснне, а продвинулось далеко и образовало полукруг около Императора.

Самарин в своей речи, обращенной к Царю, выражал чувств преданности ему московского дворянства. Следуя за моей Великой княгиней, я оказался слева и впереди Государя и мог вблизи наблюдать его лицо и слушать его ответное московскому дворянству слово. Я слышал Царя впервые. Он говорил исключительно спокойно, ровным негромким голосом. Но благодаря безупречному произношению каждое слово звучало отчетливо. Характер его произношения был, что называется, «петербургский», в отличие от более мягкого произношения Москвы и прочих городов российских.

Как мне казалось. Царь говорил без подготовки, что я вывел из того, что он в своем ответе касался многих пунктов обращения к нему дворян. Речь Государя, обращенная к Своим дворянам, была ясна и чиста и, спокойная и сердечная, выявляя всего Его. На меня этот момент торжств произвел сильное впечатление. Передав Государю грамоту дворянства, Самарин с поклоном отошел.

Выход снова выстроился для следования через двери Георгиевского зала на Красное крыльцо. У дверей стояли парные часовые юнкера Александровского училища. Как я упоминал, погода с утра была пасмурная, и здесь при выходе Царя на древнее Крыльцо произошло чудо, которое я описал в своем рассказе «Один из сорока трех». Порыв ветра мгновенно разорвал покрывавшие небо тучи, и радостное весеннее солнце залило своим светом Царя, сходящего с крыльца к толпе своего народа, запрудившего все свободное между соборами пространство. Звон колоколов, музыка оркестров и крики «ура» несметной толпы, все слилось в ликующий, радостный, какой-то весенний аккорд. Под несмолкаемые крики народа шествие медленно спустилось по лестнице и прошло в Успенский собор.
После радостно-ликующего настроения площади нас в соборе мгновенно охватило то особенное чувство, которое бывает, когда, обнажив голову входишь в овеянные стариной и поколениями стены наших православных храмов. Роскошное, все усыпанное камнями-самоцветами облачение духовенства, песнопение, кажущееся неземным в рамке древних расписанных сводов, и строгие лики святителей создали контраст с буйным ликованием площади. Все это врезалось в память на всю жизнь. После молебна торжество для нас закончилось.

Обед в Георгиевском зале Большого дворца мало чем отличался от таких же придворных обедов в С.-Петербурге. Только лица были другие. Во время обеда играли трубачи Сумского полка и пел хор Императорского Московского театра. Зато на бале, данном московским дворянством своему Царственному Гостю и Его Августейшей Семье, надо остановиться подольше.

В сумерки этого майского вечера мы были доставлены в Дворянское Собрание. Одна за другой стали подъезжать кареты с великими княгинями, и мы встречали их на подъезде. Подъехал Государь с Царицей и великими княжнами Ольгой Николаевной и Татьяной Николаевной. Из молодых великих княжон присутствовала княгиня Ирина Александровна, отличавшаяся своей строгой красотой. Царевны были обе совершенно разного типа лица. Ольгу Николаевну нельзя было назвать красивой, но она подкупала своей свежестью и улыбкой своих, как у Отца, лучистых глаз. Лицо Татьяны Николаевны отличалось оригинальностью его красивых черт. Но хотя совершенно разные, они обе были каждая в своем роде очаровательны.

Бал в Москве отличался от петербургского своим строгим порядком, радушием и какою-то сердечностью приема. Московские дворяне сумели принять своего Царя. Красивый зал был с тонким вкусом декорирован розовыми весенними цветами. Всюду распорядители из дворян, по-видимому, по заранее продуманному плану, руководили огромным количеством приглашенных. Видна была забота создать и подчеркнуть то настроение доверия и близости Царя и Народа, которые установились в России после бурь революции 1905 года.

Царская Семья была помещена на возвышении по короткой стене зала, сейчас же у входа. С этого места виден был весь зал, в глубине которого несколько ступеней вели под колоннаду, поддерживающую хоры, на которых помещался оркестр.
Бал открылся полонезом. Во главе шел Император, ведя жену московского уездного предводителя дворянства А. В. Базилевскую. А. Д. Самарин был холост, и потому она оказалась старшей дворянкой Москвы. Во второй паре шла Императрица с Александром Дмитриевичем. Далее шли великие княгини и князья с представителями московского Дворянства. Государь был в форме лейб-гусарского Павлоградского полка. Гусарский мундир очень шел Царю, его невысокой, но великолепно сложенной фигуре. Он любил надевать формы гусарских полков и умел их носить.
Мы, камер-пажи, стояли на возвышении и наблюдали эту яркую картину, в которой светлые платья дам смешивались с золотом и разнообразием цветов мундиров.
После полонеза на минуту получилась заминка. Музыка заиграла вальс, Но гости ждали инициативы Царской Семьи. Одновременно великим княжнам представили танцоров, и весь зал закружился. Время проходило быстро. Бал был веселый и красивый. В зале царило то трудно определимое настроение, которое отличает удачный вечер от неудачного.

По знаку распорядителя оркестр остановился и Самарин, склонивши перед Царем, попросил высоких гостей проследовать к ужину. Пересекая зал в длину, шествие поднялось по ступеням под колоннаду и прошло в соседний зал, где был сервирован ужин. Стол Царской Семьи бы установлен на возвышении, лицом к залу, столы для приглашенных стояли перпендикулярно к нему. Нас, камер-пажей, поставили вдоль стены за столом Царской Семьи и лицом к залу. Наискосок влево от меня за столом приглашенных сидели знакомые по Петербургу княжны Урусовы, конногвардеец Ширков, Катков и др.

Всегда такая ко мне внимательная. Великая княгиня Мария Александровна во время ужина передала мне через рядом с ней сидевим московского губернатора, свиты Его Величества ген.-майора Владимм Федоровича Джунковского свой стакан вина. «Пусть выпьет за мое здоровье», - с улыбкой сказала она.
Это был самый трудный «официальный» стакан шампанского, который я в жизни выпил. «Ваше здоровье, Ваше Императорское Высочество», отвесив поклон, произнес я, и, не дыша, чтобы газы шампанского не били небо, я залпом выпил фужер под взглядом Великой княгини, Джунковского и моих знакомых со стола напротив.
Последние потешались над трудностью моего положения. Я отдал стакан проходящему лакею и снова вытянулся в струнку.

После ужина вскоре начался разъезд. Великие княгини Мария Александровна и Мария Павловна уезжали вместе. Я в последний раз видел мою Великую княгиню. Она особенно приветливо простилась со мной, подарила на память золотой герб Москвы, который дворяне передали всем участникам бала. Простые смертные вместо золотого значка получили серебряные. Великая княгиня спросила меня, в какую часть я выхожу.
«Значит, скоро будете офицером. Заранее поздравляю. Еще раз благодю за службу».
А потом, обращаясь к Самарину, продолжала:
«Александр Дмитриевич, очень прошу вас накормить моего камер-пажа и присмотреть, чтобы он потанцевал. Двери кареты захлопнулись, и великие княгини уехали.

Исполняя распоряжение Великой княгини, Самарин повел меня наверх к открытому буфету, где мы с ним выпили по рюмке водки и я поел, так как здорово проголодался. Потом я спустился в зал, где бал продолжася.

Я думаю, что многим будет непонятно, отчего для нас воспоминания о службе при дворе Императора так дороги. Перечтя этот краткий очерк службы во дворце, я пришел к убеждению, что если для меня воспоминания являются самым ярким впечатлением моей юности, то для читателя этого очерка вряд ли они будут интересны.
Мне эти воспоминания дороги не только как воспоминания молодости, которые с годами облекаются грустной прелестью, не только как памть о золотом, красивом мундире и блеске, меня в те часы окружавшем, не только потому, что в эти часы я был близок к Государю, сиявшему в ореоле Царственного Венца. Нет, не только оттого! Участвуя в придворных торжествах, стоя в храмах или дивясь сказочной красоте, роскоши и блеску в Мариинском театре, я бессознательно чувствовал себя приобщенным к тому дивному явлению, которое носило имя Россия.

АЛЕКСАНДР ГЕРШЕЛЬМАН
Буэнос-Айрес, 1956

М.А. Гершельман

200-ЛЕТИЕ ОСНОВАНИЯ ПАЖЕСКОГО ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА КОРПУСА

Подчеркиваю слово - основания, т.к. существовал он лишь до 1917 года.
Как вступление, вот несколько заветов Мальтийских рыцарей, которые перешли к пажам, как руководство для верной службы Родине.

Ты будешь верен Церкви. Ты будешь верным сыном своей Родины. Ты никогда не изменишь своему слову. Ты не отступишь перед врагом. Ты будешь тверд как сталь и благороден как золото.

Кстати, последний завет символизируют выпускные кольца пажей - в золото вложенный стальной обруч с обозначением числа выпускников, а внутри кольца, как на обручальных -фамилия владельца, день и год производства. Это же было символом звеньев одной цепи, спаивающей всех пажей в единую семью. Даже в эмиграции они в каждой стране неизменно собирались в день своего праздника: 12/25 декабря.

(Позволю себе маленькое отступление. Мой отец в последние месяцы своей жизни беспокоился, как он, будучи полным уже инвалидом, без двух ног, сможет приветствовать пажей в день любимого праздника. Вдова его друга успокаивала его:
"А мы все соберемся около Вашей постели..." Отец скончался утром 2 декабря, и днем все собрались около его
постели на первую панихиду. Это было 25 лет тому назад, т.е. в 175 годовщину Корпуса.)

Теперь я поделюсь вкратце этапами образования Корпуса.
Звание пажей было учреждено в России Императором Петром 1-ым, который в 1711 году образовал, по образцу германских дворов, придворные чины.
Некоторое упорядочение в организации пажей было пыталась добиться учреждением придворной школы; в 1759 году она повелела составить инструкцию, по которой их должны были обучать разным наукам, в ней было сказано:
"Всему тому, что необходимо для честного дворянина дабы пажи в пристойном разуме и благородных поступках наивяще преуспевали и от того учтивыми, приятными и во всем совершенными себя показать могли, как христианский закон и честная их природа повелевает".
Все это очень важно для придворной службы.
В 1795 году в Корпусе вводится общий для всех училищ порядок.
Эта придворная школа уже в первый период своего существования дала государству ряд выдающихся деятелей на разных поприщах. И в числе первых Георгиевских кавалеров имеется тоже ряд имен бывших пажей.
Понемногу подготавлялась реформа Пажеского Корпуса, превращенного вскоре в Военно-Учебное Заведение. Новое положение о Корпусе было Высочайше утверждено Государем в 1802 году.
Занятная подробность:
Учебной частью всегда ведал инспектор классов, каким в то время являлся швейцарец, вывезенный в Россию Генералиссимусом Суворовым для воспитания своего сына.

Наконец, в 1810 году Корпусу было дано здание бывшего дворца графа Воронцова на Садовой улице, которое существует по сей день.
Ранее дворец был куплен Императрицей Екатериной II в казну, а когда Император Павел I стал Гроссмейстером Мальтийского Ордена, он пожаловал его Капитулу Ордена и приказал построить мальтийскую католическую церковь, таким образом, на территории Корпуса оказалось два храма: православный и католический.

В период между 1808-ым и 1830-ым годами через Пажеский Корпус прошли юноши, заслужившие впоследствии своей службой Родине добрую память, например: А.А. Кавелин - воспитатель Императора Александра II, граф В.Ф. Адлерберг - друг и сподвижник Императора Николая I, поэт Е. А. Баратынский, Я.И. Ростовцев, имя которого тесно связано с реформой 1861 года Царя Освободителя, и многие другие.

В течение последующих 10-ти лет образование и воспитание было поставлено так высоко, что его директор имел право напутствовать своих питомцев, произведенных в офицеры словами:
"Не забывайте, что имена ваши принадлежат Пажескому Корпусу и что каждый паж будет краснеть за вас и гордиться вами. Пусть все воспитанники Корпуса, коему вы обязаны ваццщ образованием, по прошествии многих лет с чувством благодарной гордости могли бы повторять, вспоминая вас - и он был пажом" . В 1885 году был основан в Корпусе его "Исторический Музей". В нем было собрано не только то, что касалось истории Корпуса за все время его существования, но и сосредоточен громадный материал для оценки жизни и деятельности пажей по выходе их из Корпуса.
Наконец настал 100-летний юбилей Корпуса как Военно-Учебного Заведения. 12/25 декабря, в день памяти Святителя Спиридона Тримифунтского, Пажеский Корпус в составе трех своих рот и исторического взвода выстроился развернутым фронтом против царской ложи в Михайловском манеже. Левее пажей стали офицеры и штатские чины корпуса, носившие окорму, а за ними бывшие пажи по страшинству выпусков с 1837 по 1902 год включительно.
Войдя ровно в 12 часов в манеж, Государь принял рапорт директора Корпуса и в сопровождении блестящей свиты прошел перед строем пажей, здороваясь и поздравляя с Праздником и Юбилеем.
По окончании обхода Вел. Кн. Константин Константинович громким голосом прочел пожалованную Корпусу Высочайшую грамоту. Затем директор Корпуса прочел грамоту о пожаловании Корпусу знамени, после чего последовала команда "на молитву -каски, шапки, фуражки долой" , и знаменщик, старший камер-паж, при 2-х офицерах ассистентах, вынес знамя к аналою, где оно было освящено священником.
После богослужения начался церемониальный марш, а затем исторический взвод в формах и при оружии, соответствуюшем годам царствований, продемонстрировал маршировку и приемы тех времен.
После парада Государь, подойдя к фронту бывших пажей, сказал:
"Благодарю вас, господа, за службу Мне и моим Предшественникам, за вашу бескорыстную преданность, которую многие из вас запечатлели своей кровью, за ваше честное служение Престолу и Родине!
Я твердо уверен, что эти заветы, переданные из поколения в поколение, всегда будут живы с пажей! Желаю вам здравия на многие годы!" Затем обратился к пажам со словами:
"В сегодншний день Я доказал Пажескому, Имени Моего, Корпусу- насколько велико Мое к нему благоволение, пожаловав ему знамя, наградив строевую его роту и всех находящихся ныне в списках Корпуса пажей моим вензелевым изображением на погонах, и зачислив Брата и Моих Дядей в списки Корпуса.
Я уверен, что по примеру прежних поколений пажей, многие представители коих присутствуют тут, вы все с той же доблестью, столь же честно и верно будете служить вашему Государю и дорогой нам Родине - России! До свидания, господа!"
"Счастливо оставаться, Ваше Императорское Величество!" и громовое "ура" было ответом на слова Монарха.

Остановясь у выхода из манежа, Государь обернулся и еще раз сказал: "Еще раз благодарю за отличный парад".
За парадным обедом в Зимнем Дворце Государь, подняв свой бокал, произнес:
"От имени Государынь Императриц и Своего пью за здоровье дорогих моих гостей - всех бывших и нынешних пажей, прежде и теперь служащих в Корпусе - за ваше здоровье, господа - Ура!"
В ответ зачисленный в список Корпуса, старейший член Царской семьи, Вел. Кн. Михаил Николаевич, провозгласил тост от имени всех пажей за драгоценное здравие Царя.
14 декабря в 3 часа в здании Корпуса состоялся торжественный акт в Высочайшем присутствии, а вечером в Мариинском театре - юбилейное представление, также в Высочайшем присутствии, в коем участвовали корифеи русской Императорской сцены Драмы, Оперы и Балета.

"Наверное, не думалось тогда никому, что через 15 лет пажеский Корпус, как таковой, перестанет существовать и что исполняющийся в 1952 году его 150-летний юбилей нам, пажам, Ридется праздновать вдали от России, вне стен родного Корпуса!" - писал Ив. Мих. Дараган.
Хочется еще прибавить, как ошибочно и часто голословно считалось, что Пажеский Корпус был заведением узко ивилегированным. Однако зачисление в него производилось не по происхождению; пажами могли быть лишь сыновья и внуки генералов, какого бы сословия они ни были, но засвидетельствовавшие преданность Родине своей службой.

ЕВГЕНИЙ ВЕСЕЛОВ

СВЯТОЙ ВЕРНУЛСЯ В ПАЖЕСКИЙ КОРПУС

Вчера Санкт-Петербургское суворовское военное училище, считающее себя историческим преемником Пажеского Его Величества корпуса, отмечало 195-летнюю годовщину этого императорского учебного заведения. В Воронцовский дворец, который с начала XIX века и до 1918 года служил домом для пажей, съехались потомки бывших воспитанников, выпускники СВУ разных лет (оно размещается здесь с 1955 г.), представители историко-культурных, военно-патриотических, дворянских и монархических организаций. Был здесь и живой паж - дай Бог ему здоровья! - Михаил Иванович Вальберг, 94 лет, который отчетливо помнит и своих товарищей по корпусу, и парады в Конногвардейском манеже...

В библиотеке, которая некогда была православным корпусным храмом, где собрались гости, суворовцы и их воспитатели, отслужили молебен. Совершивший его отец Геннадий Беловолов, священник Петропавловской церкви Тихвинского благочиния, передал Начальнику училища генерал- майору Валерию Скоблову икону святого Серафима. Событие это в духовной жизни не только нынешних обитателей дворца на Садовой, 26, но и всех верующих етербуржцев совершенно удивительное. Ведь митрополит Петроградский Серафим (в миру - Леонид Чичагов), невинно осужденный и растрелянный НКВД в декабре 37-го, когда-то учился в этих стенах. Окончив пажеский корпус в 1875 году, попал на Балканскую войну, где проявил мужество, отмечен многими боевыми наградами. На пастырское служение этого блестящего офицера благословил Иоанн Кронштадский. Только нынче архиерейский собор причислил Серафима к лику священномучеников.
Икону святого даровала суворовцам внучка митрополита, живущая в Москве игуменья Новодевичьего монастыря Серафима. Теперь, по словам отца Геннадия, Серафим вернулся в родные стены, а у ребят в алых погонах появился свой небесный покровитель и заступник. (Кстати, наше СВУ - подшефное учебное заведение редакции газеты «Вечерний Петербург» - заняло по итога уходящего года первое место среди суворовских училищ России.)
Появление иконы святого Серафима можно считать началом возрождения православного храма в стенах училища. Патриот Отечества, по уверению зав. библиотекой Ольги Сильченко, за ценой не постоят. В частности, известный меценат барон Эдуард Фальц-Фейн, внук директора пажеского корпуса (1900 - 1906 гг.) генерал от-инфантерии Н. А. Епанчина, сообщил, что дает на это благое дело 40 тысяч долларов.