Учат ли американцы русский язык. Русский язык в американской школе

В традиционно вузовском Иркутске зарубежные студенты - не редкость. Практически в каждой группе каждого университета или института есть пара иностранцев, по разным причинам решившие получать образование в России и выбравшие для этого сибирский город. Студенты из США рассказали The Village, чем Иркутск лучше Питера, какое слово у русских самое главное, и зачем есть пельмени на завтрак.

Фаина

Штат Индиана

Дороги в Индиане хуже, чем в Иркутске. Здесь не так плохо, везде есть асфальт

Я практически ничего не знала о России до того, как приехала сюда. Как и многие в Америке. Есть люди, которые до сих пор думают, что в России коммунизм. Единственное с чем я была знакома - это русская культура. Я много слушала классическую русскую музыку. Я хотела знать русский, чтобы понимать песни и петь их. Мне очень нравится Рахманинов. А самая любимая русская песня - «Улетай на крыльях ветра».

Я люблю русскую литературу. Особенно Гоголя и Достоевского. Русская литература более сложная и психологическая. А еще в целом, наверное, более темная. Но она отличается от просто грустных книг в Америке. Когда американцы пишут что-то темное - это просто грустно. Грусть ради грусти. В России в ней есть смысл. Я люблю темную литературу. С ее помощью мы можем видеть лучшие части людей и человечества.

В Иркутске я уже 2 месяца. Приехала сюда, потому что пишу доклад о Сибирской литературе для моего университета. Я изучаю творчество Вампилова, Тарковского и Распутина. Кроме того, когда я жила в Питере, там было слишком много общения на английском. Американские студенты знают, что в Питере и в Москве - всегда вечеринка. Там трудно серьезно заниматься. Иркутск в итоге мне понравился больше Питера. Люди в Иркутске более открытые, но не настолько, как в моем штате. В Индиане незнакомые люди общаются друг с другом на улице, и это кажется совершенно нормальным.

Русский язык очень сложный. Когда я начинала учить русский, я потратила 10 минут на то чтобы сказать слово «здравствуйте». А потом еще 10 минут, чтобы сказать «Татьяна». Слова в русском очень длинные. Например, достопримечательности и взаимопонимание. Очень трудно.

Дороги в Индиане, честно говоря, хуже, чем в Иркутске. Здесь не так плохо, везде есть асфальт. Я люблю, что в России есть система транспорта. В Индиане автобусы не часто ходят. Иногда люди ждут автобус два часа.

Исаак

Штат Вермонт

Хозяйка квартиры часто зовет меня к телевизору со словами: «Посмотри, что ваш Трамп делает!»

Я живу в штате Вермонт, в небольшом пригороде, на ферме. В России уже полтора месяца. До этого четыре года изучал русский, но не серьезно, всегда вместе с другими языками. Кроме русского я учил китайский, арабский и еще французский в школе. Самый сложный, наверное, русский.

Учить русский я начал, когда был первокурсником. Я много слушал русскую музыку и поэтому решил пробовать. Русской музыкой я увлекался с детства. Я слушал очень много «Ленинград», хоть и не понимал ни слова. Его показал мне папа. Он музыкант, у него своя небольшая группа. Однажды он даже захотел перевести песни «Ленинграда». Вместе со своим другом, который знал русский. Перевели, правда, только одну песню. Я даже и не знал до этого, о чем песни «Ленинграда». Было смешно. Потом я слушал «Гражданскую оборону» и русский рэп.

Когда я стал изучать русский в университете, я сам пробовал переводить русские песни или стихи. Я переводил для своих друзей и девушки. Они любят поэзию. Особенно русскую. У нас нет такой литературы как в России. Нет крупных поэтов и писателей. Один русский спросил меня, кто у нас главные писатели, настоящие. Я не смог назвать. У нас нет Пушкина.

В Иркутске я снимаю комнату у одной пожилой женщины, поэтому могу погрузиться в русскую культуру. Есть традиционную еду и видеть, как живут обычные люди в России. Смотреть русский телевизор. В первый же день хозяйка сказала, что мы не будем говорить о политике, но через час она не выдержала. Она часто зовет меня к телевизору со словами: «Посмотри, что ваш Трамп делает!»

В России много трудностей. Мне, например, непросто переходить через дорогу. В Америке есть понятие, что если машина не тормозит перед переходом, значит, она уже не остановится. Надо ждать, когда тебя пропустят. К счастью, долго ждать не приходится. В России ждать бесполезно. Чтобы перейти через дорогу, тебе надо попробовать. Надо просто идти и тогда тебя пропустят. Это кажется довольно опасным занятием.

Лэнс

Штат Пенсильвания

Я в Иркутске меньше двух месяцев и ел пельмени уже более сорока раз

В Иркутске я живу уже два месяца. А русский учу несколько лет, с первого курса университета. Русский я выбрал потому, что Россия - важная страна. Каждый день я читаю в новостях что-то о России. Изучая русский, я могу узнавать о России самостоятельно. Это очень важно, потому что я могу создать мое собственное мнение.

Здесь все, с кем я познакомился, очень добрые. Всем интересно, что я из Америки. Часто спрашивают: «О, ты из Америки правда? Почему Иркутск?» Это главный вопрос для них. Иркутск - очень хороший город, очень красивый, по-моему. Вообще это мой второй раз в России. Я жил в Питере 5 недель, был в Москве и Новгороде. В этот раз я захотел увидеть другую часть России, поэтому выбрал Сибирь. Сибирь очень далека от того, что я раньше видел. Здесь другой мир. В Сибири люди добрые, потому что жизнь, кажется, не такая быстрая. В Москве и Питере людям все время надо ехать куда-то, сделать что-то. Здесь кроме маршрутки, жизнь в целом медленнее.

Русский язык очень отличается от английского. В нем, кажется, больше синонимов, например, к слову «умереть». Я видел 30! Это поразительно. «Умереть», «погибнуть», «двинуть кони», «сыграть в ящик», «сдохнуть». Говорят, чем важнее какое-то понятие для страны, тем больше у него других названий. Но русский, в принципе, очень богатый язык.

Из России я привезу пачку «Беломорканала» и армянский коньяк. Я бы хотел взять настоящей русской еды, но на таможне много ограничений. Есть у меня одно любимое блюдо из России - это пельмени. Я в Иркутске меньше двух месяцев и ел пельмени уже более сорока раз. Иногда я ем пельмени на завтрак. Еще очень люблю позы и сало. У нас нет всего этого, к сожалению.

Существует много мифов о России. Многие в Америке думают, что все в России хотят победить США. Но я еще не познакомился с кем-либо в России, кто хотел бы больше, чем просто поехать в Америку и увидеть Нью-Йорк, Сан-Франциско. Я еще не познакомился с кем-либо, кто был бы сердит на то, что я американец. Всем просто интересно узнать что-то об Америке. Есть много мифов о противном русском или американском обществах. Но, мне кажется, мы все одинаковые. Люди как люди.

Текст и фотографии: Анна Тереза

Если вы ищите обычную среднюю школу, где больше всего подростков изучают русский язык, ищите ее не в Нью-Йорке или на Аляске или еще в каком-то районе со скоплением иммигрантов из этой страны.

Нет - зайдите в класс 213 школы Роберта Годдара с углубленным изучением французского (Robert Goddard French Immersion School) в округе Принс-Джорджес (штат Мэриленд); сегодня, например, у учительницы на коленях тут прыгает тряпичная кукла «Тётя Мотя». Дани Сандерс исполняет шуточную песенку о несчастьях этой куклы; четверо сыновей куклы за обеденным столом все время повторяют:

«Правая рука, левая рука; правое плечо, левое плечо», - каждый раз двигая называемой частью тела.

«А, а, а!» В этой фразе английский перевод и русский оригинал звучат одинаково.

В 2010 году, по данным отчета Комиссии по университетскому и доуниверситетскому обучению русскому языку, которая проследила численность учащихся в классах русского языка с 1984 года, у Сандерс русский язык изучали 176 учеников в восьми классах. В школе Годдара, единственной в этом регионе, ведутся занятия по развернутой программе обучения русскому языку. Из почти трехсот школ всех этапов обучения, предоставивших данные, Годдар имеет самую обширную программу среднего образования в стране.

Нередко в самых многочисленных классах русского языка учатся дети, продолжающие культурную традицию своих родителей. Но не у Годдара. В этой школе 82% учащихся - афроамериканцы или американцы латиноамериканского происхождения - в классе номер 213 нет ни одного ученика, русского по происхождению. Даже сама Сандерс родом из Болгарии.

У нее в классе кнопками к доске приколоты 33 буквы кириллицы. На другой доске висят карточки с цифрами, которые Сандерс нарисовала толстым фломастером. Только задание на дом - «повторить числа, от 1 до 100» - написано на английском языке: чтобы родители могли помочь своим детям при выполнении домашней работы.

«Язык легче учится, если заниматься дома и запоминать слова, - говорит двенадцатилетний Дэвид Вильямс, ученик седьмого класса. - Я так думаю, чем больше будет число языков, на которых я могу говорить, тем больше у меня будет возможности изменить мир. А все, что я хочу делать, - это изменить мир».

Необычное увлечение

Интерес к русскому языку, действительно, необычен. По данным отчета за 2008 года Американского Совета по обучению иностранным языкам (American Council on the Teaching of Foreign Languages), лишь 10% опрошенных среди учащихся средних школ выбрали бы для изучения русский язык, если бы у них была такая возможность.

Самым популярным иностранным языком - о желании изучать его заявило почти 40% опрошенных - оказался французский.

В основанной в 1986 году школе Годдара, дающей начальное и среднее образование, ученики учат оба эти языка. В эту школу детей принимают, по определенной процедуре, еще в детском саду. Преподавание тут ведется только на французском, за исключением двух курсов: английского языка и курса мировых языков.

Изначально руководство школы использовало курс мировых языков, чтобы познакомить детей со всем богатством и разнообразием нетрадиционных языков, таких как японский и суахили.

Но потом, лет через десять, рассказывает директор Кона-Фасья Непэй (Kona-Facia Nepay), руководство решила, что ученики должны интенсивно изучать какой-то один язык. По данным опроса родителей, рассказывает Непэй, 85% пожелали, чтобы их дети изучали русский.

Русский? На первый взгляд, выбор странный. Холодная война позади. Программы русского языка по всей стране сокращены, и некоторые преподаватели полагали, что обучение русскому языку в масштабах страны будет заморожено. Но в Принс-Джорджес этот язык оказался в уникально выигрышном положении.

«По мнению родителей, это поможет их детям поступить в школу Roosevelt», - рассказывает Непэй.

Средняя школа Элеанор Рузвельт (Eleanor Roosevelt), самая известная в округе средняя школа, с самым строгим отбором учащихся, на тот момент была единственным еще одним учебным заведением в Принс-Джордесе, где в программу входило обучение русскому языку. Родители учеников школы Годдара, по данным школьной администрации, надеялись облегчить своим детям поступление в эту школу за счет знания русского языка. И нередко их ожидания оправдывались.

Следование инструкции

Этой практике преимущества при поступлении для детей, владеющих русским языком, пять лет назад был положен конец, рассказывают сотрудники школы. Однако русский язык тем временем прочно вошел в культурную среду школы Рузвельта, несмотря на то, что китайский и арабский языки, например, сейчас имеют столь же важное значение, какое имел русский до распада Советского Союза.

Несмотря ни на что, после многолетнего период снижения интереса к русскому языку, многие учебные заведения, обучающие иностранным языкам, в самые последние годы восстановили - и даже усилили - свой курс русского языка, рассказывает Джон Шиллингер (John Schillinger), почетный профессор американского университета, собирающий материалы опросов о записи на учебные курсы.

Самые обширные программы существуют в средних школах, численность учеников в которых обычно растет за счет популярности преподавателя русского языка, говорит Шиллингер. До средней школы язык, как правило, преподают в форме вводного курса. Программа русского языка в школе Годдара отличается по объему и по серьезности подхода.

«Это не просто «займите их чем-нибудь на двадцать минут в день», - говорит Шиллингер. - Они учатся по учебникам университетского уровня, что говорит о том, что это насыщенная, интенсивная программа».

Сделать процесс учения радостным

В классе Сандерс такая насыщенная программа реализуется через игру.

Сандерс с почти максимально возможной скоростью указывает на одно число за другим, развешанные на доске, и ученики повторяют их с молниеносной скоростью. При изучении цветов ученики приносят с собой наборы цветных карандашей. Они используют куклы. Они смотрят мультики.

Поют песенки о тете Моте, которая нервничает, что ее дети не хотят есть.

«Правая нога, левая нога», - поют ученики.

Сандерс надеется, что к окончанию школы они смогут бегло говорить по-русски и овладеют основами письма.

«Я хочу иметь возможность попасть в Россию, мне нравится русская архитектура, - делится тринадцатилетняя семиклассница, Эва Макнабб. - Этот курс очень веселый. Мы учим много слов и выражений, а теперь начинаем учиться активно использовать их все вместе, в речи».

Редактор популярного западного издания Сьюзи Эрмитейдж (Susie Armitage) стала изучать русский язык и вскоре поняла, что это занятие для сильных духом.

1. Когда вы впервые видите кириллический алфавит, то думаете: «Круто! Я справлюсь!» и готовитесь к приключениям.

2. В эти ранние дни каждая крохотная победа кажется волнующей. Вот вы сумели прочитать слово «хлеб», не ломая над ним голову в течение пяти минут, и уже представляете, как читаете Толстого и Достоевского в оригинале.

3. Но вскоре вы понимаете, что знать алфавит — это одно, а говорить по-русски — совершенно другое.

4. «Представьте, что вас пнули в живот», — говорит ваш учитель, объясняя звук «ы».

5. Всего через каких-то три недели вы уже можете правильно произносить «привет».

6. А когда дело доходит до «ш», «щ» и «ч», вы думаете, что они не так уж и различаются.

7. Но вот вы путаете их в разговоре, и выясняется, что русские вас не понимают. «Какой еще "ячик"?! А-а-а, ящик!»

8. Потом появляется малыш «ь», который проползает в некоторые слова и меняет их до неузнаваемости своей черной магией.

9. И в один прекрасный день вы будете искать магазин, в котором продаются «диваны, кровати и столы» — потому что слово «мебель» слишком сложно произнести.

10. Ваши первые попытки перевода будут абсолютно, безнадежно неверными из-за особенностей русской грамматики.

11. И когда вы смиритесь с существованием одного падежа, то обнаружите, что надо выучить еще пять.

12. Вам придется запомнить, что телевизор — это «мальчик», газета — «девочка», а радио не имеет «пола».

13. Потом вы сталкиваетесь с глаголами движения. Помню, когда я спросила у преподавателя после пары месяцев обучения, как сказать «идти», он ответил, что мы к этому еще не готовы.

14. Преподаватель дает вам задание написать рассказ о прогулке по городу с использованием слов «ехать», «идти», «выходить», «обходить», «переходить» и «заходить». Кажется, я лучше останусь дома.

16. Постепенно вы привыкнете использовать повелительное наклонение, потому что иначе ваша речь будет казаться странной.

17. Вы будете смотреть сверху вниз на друзей, изучающих испанский или французский (но втайне страшно завидовать им).

18. Однажды вы непременно скажете кому-нибудь, что вчера весь вечер пИсали. Хотя на самом деле писАли.

19. Или спросите о стоимости хорошего обрезания, имея в виду образование.

20. Когда у вас закончится словарный запас, вы просто начнете добавлять к английским глаголам окончание «-овать» и молиться богам межкультурной коммуникации, чтобы это сработало. По крайней мере, со «стартовать» такое прокатывает.

21. Когда вы приедете в Россию, вам нужно будет спросить у бармена спрайт или «Лонг Айленд» с самым утрированным акцентом, чтобы вас поняли.

22. Готовьтесь к тому, что ваше имя будет жестоко исковеркано. Но вам все равно придется представляться русским вариантом вашего имени, потому что иначе никто не будет знать, как к вам обращаться. Особенно повезло ребятам с именами вроде Seth или Ruth.

23. Даже если вы будете изучать его годами, русский язык все равно сумеет подложить вам свинью. Например, кто-то заметит, что вы неправильно ставите ударение в слове, которое используете постоянно.

24. Но, несмотря на всю головную боль, вы все равно будете рады, что связались со всем этим.

25. Потому что русский язык не зря называют великим и могучим. И теперь вы просто не сможете жить без него.

Александр Генис: Американская славистика чутко реагируют на политические перемены. Как мне сказал прошлым летом директор Русской школы в Вермонте, “стоит Путину открыть рот, как у нас появляются пять новых студентов”. И всем им предстоит освоить один из самых трудных в мире языков. О том, как это происходит, преподаватели русского языка в американских университетах рассказывают нашему корреспонденту Владимиру Абаринову.

Владимир Абаринов: Учить иностранный язык значит понять образ жизни и логику его носителей. Это непросто, когда существует культурный барьер. Учителю приходится объяснять вещи, которые кажутся ему очевидными и над которыми он сам никогда не задумывался. Я поговорил об этом с тремя своими знакомыми, преподающими русский язык и литературу американским студентам.

Одна из них – Юлия Трубихина. Она преподает в нью-йоркском колледже Хантера. Для начала я спросил ее, что за люди ее студенты, зачем им русский язык.

Записываются они по разным причинам на русские курсы. В Нью-Йорке у нас огромное русское население. То есть часть – это дети из русскоязычных семей. Часть из них идет на языковые курсы, потому что им все равно нужен какой-то иностранный язык, и сначала многие из них надеются на легкую оценку. Этого почти никогда не получается. Американские нерусскоязычные студенты выбирают русский... ну не знаю почему. Может, потому что всегда хотели, может, потому что интересно, может, в новостях что-то читали, может, потому что русские друзья или русская девушка или молодой человек. Все равно им нужно какой-то иностранный язык сдавать. А вот те кто записывается на литературные и культурные курсы – с ними происходит по-разному. Интерес к культуре или литературе может возникнуть, пока ты занимаешься языком. Это зависит от преподавателя. Если нравится преподаватель, то они идут на литературу и культуру. А некоторые по-настоящему этим увлекаются. Так что тут очень разные мотивации.

Владимир Абаринов: Диана Гратиньи начала учить иностранцев русскому языку еще в своем родном Саратове. Сейчас она преподает в Университете Мерсера, который находится в городе Мейкон, штат Джорджия. Вопрос тот же: что собой представляют ее студенты, чем объясняется их интерес к русскому языку?

Это всегда очень интересный вопрос, и я сама себе много раз его задавала: почему они учат язык? Интерес и мотивация может быть какая угодно. Но вот что с ними происходит в процессе изучения языка и постижения культуры – самое интересное. Все они четко распределяются по двум полюсам: те, кто не принимает культуру, испытывает и трудности с изучением языка. Часто здесь есть психологическая подоплека – не своя собственная лингвистическая какая-то непроходимость, а именно психологические трудности. И есть те, кто влюбляется с первого момента, и что бы с ними ни происходило в России, им все очень нравится. Конечно, с каждым что-нибудь происходит, они все попадают в экстремальные ситуации, но тут-то и проверяется их характер. Так или иначе, многие - большинство! - испытывают горячий интерес к предмету.

Владимир Абаринов: На тот же вопрос отвечает Елена Резникова, преподаватель Юнион-колледжа в городе Скенектеди на севере штата Нью-Йорк.

Елена Резникова: Что их побуждает? Ну в принципе многие из них занимаются либо политологией, либо экологией, либо международными отношениями, поэтому русский язык для них актуален и интересен. Некоторые приходят изучать русский, потому что у них какие-то бабушки-дедушки или более отдаленные предки были из России. Кто-то просто интересуется русской культурой, русским языком.

Владимир Абаринов: Проблемы начинаются с грамматики.

Елена Резникова: Ну конечно, самое первое, что поражает студентов – это грамматика. Студенты в общем-то не подготовлены к такому уровню. Если бы они изучали в средней школе латынь или хотя бы просто серьезную грамматику английского языка, то они, конечно, были бы готовы к этому. Но когда им приходится постигать все тонкости падежей, склонений и спряжений, они начинают немножко паниковать. После того урока, когда им открылись все тайны родительного падежа, все это множество форм, они стонали целую неделю. Ну и, конечно же, как только закончились падежи, начался совершенный и несовершенный вид.

Владимир Абаринов: Но ведь в английском тоже есть совершенная и несовершенная форма глагола.

Елена Резникова: Да-да-да! Они были весьма удивлены, когда они узнали, что в английском языке есть эквиваленты. Когда я им говорила: а вот вы знаете, например, что в английском языке есть present perfect? Они говорили: да что вы? Приведите пример.

Владимир Абаринов: Что такое культурный шок, Диана Гратиньи поняла еще в Саратове.

Первое, что мне приходит на ум в данный момент, это история со студенткой из Нью-Йорка. Это была афро-американка. Она приехала лет 10 назад в Россию и столкнулась с расизмом. Но какого плана расизмом? Люди обращали на нее внимание. Училась она тогда в Саратове, и в провинциальном городе, пусть даже большом, люди обращали внимание на ее внешность, она была очень хорошенькая и, видимо, в кафе, где они отдыхали, делались какие-то замечания, видимо, и запретное в США слово на букву «н» произносилось, и она очень страдала по этому поводу. Вот она не справилась. Очень часто со студентами, не только из Америки, приходится объяснять на уроках... Мы откладываем все наши материалы и объясняем, а почему люди не улыбаются, или улыбаются, но не так, как следовало бы, или не там, или, наоборот - почему они озадачены вашими улыбками...

Владимир Абаринов: Ну а бывают комические случаи.

У меня была семья меннонитов американских. Мама и папа учили русский язык, и у них было три очаровательных малыша. И вот они жили в России, потому что в России тоже есть меннониты, у них есть приход, и папа там священник. Но меня заинтересовало: что именно они показали детям, когда приехали в Россию? Они отправились в Москву, как всегда, на Красную площадь и показали детям мавзолей Ленина, они были в мавзолее. И они сходили в музей космонавтики и показали все эти, знаете, космические корабли, аппараты, Гагарин и так далее. На мой взгляд, очень странный выбор для меннонитов. Мне кажется, это родители что-то из своего детства помнили и хотели это сами увидеть. Так вот. Когда папа и мама приезжали ко мне заниматься русским языком, детей развлекала моя дочка. Ей тогда было 10 лет, и у нее была книжка богато иллюстрированная, которая называлась «Русская история». И там для детей популярным образом со множеством картинок рассказывалась вся русская история вплоть до 60-х годов 20-го века. И там были советские плакаты, посвященные космосу. А перед этим были плакаты, посвященные Ленину, революции и так далее. И вот после одного занятия старший мальчик, ему было лет семь, подошел к родителям и сказал: «Мы сейчас смотрели историю русскую. Вы знаете, что Гагарин полетел в космос и долетел до самого Бога?» Тут повисла пауза. Родители посмотрели на меня, я на родителей. Мой ребенок, конечно, ничего подобного не говорил, то есть это было собственное умозаключение мальчика. Родители попытались открыть рот и объяснить, что, наверно, все-таки не видел, но тут в разговор вступил младший, которому было четыре года, и он заявил очень торжественно: «А Бог был Ленин!»

Владимир Абаринов: А вот, что говорит Юлия Трубихина – о своих студентах.

И сила американских студентов, и их слабость в том, что у них нет контекста культурного. Это проблема большая. Такое впечатление, что не осталось общего контекста. Раньше худо-бедно массовая культура какой-то хотя бы общий контекст давала. Получилось, что с увеличением количества иностранных студентов общего вообще ничего не остается, пошутить боишься – не поймут. И удивительное равноправие совершенно замечательное, отсутствие иерархии. Я помню, как в курсе по русской культуре одна девушка бодро начинала сочинение по Аввакуму (а это, конечно, безумно трудно, мы какие-то фрагменты из Аввакума читали) таким образом: «Как мы говорим у себя в Оклахоме...»

Владимир Абаринов: При чтении литературы студенты прежде всего сталкиваются с незнакомыми реалиями.

Елена Резникова: Например, мы читали Булгакова. То, что касалось всей этой фантасмагорической действительности Москвы 30-х годов, было очень трудно понять. Квартирный вопрос, все эти коммунальные квартиры – мне приходилось очень долго объяснять. Вся эта валютная ситуация...

Владимир Абаринов: Но гораздо сложнее постигнуть образ мыслей и логику поступков героев.

Елена Резникова: Было очень трудно студентам читать «Преступление и наказание». Достоевский сам по себе душу изводит даже русским читателям, а у таких защищенных американских тинейджеров, уж конечно, и говорить нечего. Им было очень трудно понять все страдания, все эти метания главного героя да и всей плеяды персонажей. Катерина Ивановна, по-моему, всем извела душу с ее ряжеными детьми, зваными ужинами и так далее. Студенты задавали много вопросов: почему они все это делают? Почему они себя так ведут?

Владимир Абаринов: С пониманием стихов вообще беда.

Один мальчик – это была «Попытка ревности» Цветаевой... И так это очень сложно для них, а он совершенно не замечает кавычек, интерполирующих реплику «Дом себе найму», и предполагает, что, может быть, Цветаева слишком много денег хотела от любовника. Дом ведь. Слишком дорого любовнику стоила – вот он и не захотел с ней связываться. Наверное, так.

Владимир Абаринов: Еще один замечательный пример различий культур.

У нас была студентка-кореянка. Она изучала русский язык в Литературном институте несколько лет, потом уехала в Корею и стала переводчиком. И перевела русские сказки, в частности «Теремок», на корейский язык. Сказку опубликовали, и она ее привезла в подарок. И тогда мы поставили эксперимент. Мы дали нашим студентам-корейцам эту сказку на корейском языке и попросили перевести ее на русский. Тут вот очень интересно посмотреть, как работают разные культурные коды. Например, в нашей сказке мышка бежала по полю без всякого основания, просто бежала. Они все бегут: лягушка, зайчик – никакого дела нет. А вот в корейском переводе все они бежали с какой-то целью. Мышка искала зернышки, лягушка искала сочную травку, кто-то там что-то еще искал – у всех у них была цель. То есть в корейской культуре никто не может просто так куда-то бежать, должна быть цель. Далее: когда к ним постучался зайчик, то есть в теремке было уже двое животных, и на просьбу «Пустите меня к себе жить» они отвечали всегда одно и то же: «Сейчас посоветуемся». И они начинали советоваться, можно пустить следующего зверя или нельзя. И когда дело дошло до медведя, то звери разделились. Сильные звери – волк, лисичка – говорили: «Медведь большой, он нас раздавит». Потому что они знали. А мелкие звери считали, что он будет их защищать. И поскольку их было больше, мышка, зайчик и лягушка выиграли голосование и пустили медведя, и потом случилось то, что случилось. Конечно, перед нами уже совершенно другая сказка. Адаптированная для понимания корейцев.

Владимир Абаринов: Интересно, а бывает так, что студенты заставляют учителя увидеть ситуацию под новым, неожиданным углом?

Елена Резникова: Мне кажется, то, что замечают иностранцы, - это, скорее всего, абсурдность того, что описывается в литературном произведении. Очень многие ситуации, какие-то идиосинкретические особенности героев, совершенно какие-то безумные, абсурдные, не имеющие никакого смысла в нормальной, здравой ситуации. То есть очень часто они противоречат здравому смыслу. Это отлично видно на примере прозы Петрушевской - ее героев.

Владимир Абаринов: Юлия Трубихина считает, что c современными студентами традиционные методы преподавания не работают.

Вообще современные студенты, они просто иные. Они в целом мало читают, но зато они абсолютно визуальные. Им трудно сосредотачиваться на чем-то одном долго. Поэтому учебный процесс получается как телевидение, с рекламными паузами – перед ними надо спеть или станцевать. Фигурально выражаясь.

Владимир Абаринов: А Диана Гратиньи верит, что все эти муки не напрасны.

А это вот крест русского языка. И русской литературы, и России. Они настолько вас втягивают и засасывают в себя... Кажется: да ладно, побыл здесь, уехал и все. Но нет. Вот берет за сердце и держит. И потом они начинают метаться: мы хотим приехать - и приезжают, и зачитываются, и вчитываются, и становятся переводчиками, исследователями. А все начинается с совершенно невинного: ничего не знал, решил попробовать.

АБАРИНОВ

С нами были преподаватели русского языка и литературы в американских колледжах Елена Резникова, Юлия Трубихина и Диана Гратиньи.

Нас встречает Калинка. Когда она только начала изучать русский, преподавательница строго посмотрела на нее и сказала: «Как тебя зовут? Калин? Нет, будешь Калинкой». Теперь Калин аспирантка и сама преподает русский первому курсу в старейшей летней Русской школе в США — в колледже Middlebury , штат Вермонт, куда мы приехали с на его лекции.

Эту школу, которую открыли после Второй мировой войны в 1946 году, окончили нынешний посол США в Москве Джон Байерли, очень многие дипломаты, а также агенты ЦРУ и ФБР. Помимо русского здесь преподают арабский, китайский, французский, немецкий, иврит, итальянский, японский, португальский и испанский. На третий день пребывания на летних курсах все студенты дают клятву: «Поступая в Языковую школу, я обязуюсь выполнять Устав школы и использовать язык школы, насколько это возможно, в качестве единственного языка общения. Я понимаю, что, если я не выполню этот обет, это может привести к исключению из школы без выставления оценки и возвращения мне денег». Это значит, что они ни слова не могут произнести на английском. С этого момента все с самых младших курсов на девять недель забывают о своем родном языке и говорят только на том, который изучают. Даже если знают всего пару слов на нем.

Виталий Комар в библиотеке у полок с русской литературой

Музей колледжа, в котором находятся артефакты, начиная с времен Древнего Египта и заканчивая Энди Уорхолом

Здание театра

Режиссер Сергей Коковкин проводит репетицию пьесы «Гроза» Н. Островского. На сцене студенты разных курсов (некоторые с трудом понимают, о чем речь)

Виталий Комар на лекции демонстрирует слайды

В коллекции Виталия Комара множество предметов пропаганды из разных стран, некие при сравнении оказываются очень похожи

Виталий Комар на лекции показывает предметы из своей коллекции

Виталий Комар на лекции

Виталий Комар рассказывает о своем творчестве

Футбольное поле колледжа Middlebury

Я иду на урок к Калинке, у нее первокурсники. Взрослые люди 20-35 лет говорят по слогам и с сильнейшим акцентом: «Скажьи, у тебья есть братья и серсты… э-э… братия и сьотры… братья и сьостры?» — каждое правильно произнесенное слово доставляет им удовольствие. Они поют «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам», и мне становится неудобно за слово «неуклюже» — оно не помещается в рот, «ю» в нем слишком мягкая, «ж» слишком твердая. «Боже, — думаю я, с трудом сама произнося слова песни, — какой же трудный у нас язык!» Первокурсники стараются, они могут узнать, как зовут собеседника, откуда он, сколько ему лет, из кого состоит его семья, сколько им лет. Они вообще уже неплохо изъясняются, и это при том, что учат язык с нуля всего три недели. Запрет на родную речь дает хороший результат.

У Калинки сильный акцент, и я спрашиваю у замдиректора школы Татьяны Смородинской, не страшно ли то, что учат говорить с неправильным произношением. Она отвечает, что носитель языка гораздо важнее на более поздних этапах. Преподаватель-иностранец, который сам не так давно выучил язык и помнит все сложности, сможет даже лучше передать навык другому. «К тому же, — добавляет Татьяна, — это разговорный урок, у них также есть фонетика с носителями, чтение, просмотр фильмов и многое другое». Она везет меня по территории — и я, выросшая в России и никогда не видевшая такого, смотрю вокруг с открытым ртом. Вот закрытый хоккейный стадион, местная хоккейная команда считается одной из лучших среди колледжей уровня Middlebury, вот поле для гольфа, вот зал для тяжелой атлетики, баскетбольная площадка, тут бассейн, там — поле для американского футбола, отдельно поле для соккера. «А там, — машет рукой Татьяна, — у нас теннисные корты». Если студент записывается в спортивную команду, то с ним работает только тот тренер, который говорит на изучаемом языке.

Помимо этого на территории колледжа находится огромная библиотека с книгами на всех изучаемых языках, видеозал, музей с экспонатами, начиная от Древнего Египта и заканчивая XX веком, множество корпусов, столовых и даже свое кладбище.

У Русской школы есть свой Русский дом, где играют в дурака, «Монополию», пьют чай с баранками, театральный кружок, в котором пьесы ставит драматург, режиссер Театра Советской армии и Моссовета Сергей Коковкин, свой хор, где петь обучает фолк-ансамбль «Золотой плес».

Среди преподавателей Русской школы по литературе — Олег Проскурин, его слушателями и учениками в Москве были главный редактор «Книжного обозрения» Александр Гаврилов, издатель журнала «Птюч», а ныне главный редактор TimeOut Moscow Игорь Шулинский, поэты Дмитрий Воденников и Михаил Кукин, литературовед Олег Лекманов и другие известные представители российской словесности. Периодически проводятся уроки с приглашенными лекторами. В этот раз приехали два гостя: профессор Илья Виницкий и художник .

В столовой прием пищи организован по школам. Отовсюду русская речь. За обедом я сажусь рядом с третьекурсниками. Молодой человек тяжело вздыхает и говорит своей подруге: «Мне так нравится смотреть на первокурсников, они такие радостные, им так нравится все, а я немного устал». — «Сложно учить русский? — спрашиваю я. — А почему ты вообще решил его учить?» — «Я не знаю, — говорит он, — мне просто понравилось, как он звучит». Опрос других студентов показал, что русский начинают изучать в основном потому, что понравилась русская культура: кино (Тарковский лидирует), литература (Чехов, Толстой, Пушкин), искусство (например, съездили в Санкт-Петербург и сходили в Эрмитаж). Кто-то работает с Россией, и язык нужен для постоянного общения, я встретила археолога, представителя благотворительной организации, музыканта, а есть и просто те, у кого предки из России и хочется сохранить связь с исторической родиной. Преподаватели школы утверждают, что к ним приезжают изучать русский из ЦРУ и ФБР. Причем если из ФБР часто признаются, то из ЦРУ — никогда. Кстати, фотографии студентов, связанных со спецслужбами, не разрешено публиковать. Поэтому фотоальбом по окончании курсов выходит с белыми пятнами вместо фотографий тех, кто уже работает агентом или когда-нибудь будет работать. Но имена под этими белыми кружочками есть.

Обучение в Middlebury дорогое (9500 долларов за 9 недель с проживанием), но колледж является так называемым «need-blind institution». Это значит, что решение о принятии студента принимается вне зависимости от его финансового положения. Если студент достойно сдал экзамены и его приняли, но он не может оплатить всю сумму, то колледж дает ему грант в зависимости от финансовых возможностей студента. Как и у многих других американских колледжей и университетов, у Middlebury существует накопленный за многие годы (а Middlebury был основан в 1800 году) фонд, который, несмотря на большие потери в кризис, все-таки позволяет принимать студентов со значительными скидками.

Ну и последний аккорд. Вечер у директора Русской школы в честь приглашенных лекторов. В помещении все умирают от жары, стараясь хоть каким-то боком оказаться у вентилятора. Почему бы не поставить кондиционеры? «Ну что вы, — дружно отвечают преподаватели, — колледж очень заботится об охране окружающей среды. Кондиционеры стоят только в общественных помещениях вроде библиотеки и лекториев, а в личных комнатах и домах они запрещены из-за слишком высокого потребления энергии. Middlebury — очень зеленый колледж». На территории колледжа даже есть свой мусороперерабатывающий завод, с прозрачными стенами, а в столовой не дают подносов, потому что тогда и еды берут меньше, и экономится вода на мытье посуды, и меньше моющих средств попадает в сток.

А я подумала, что от отсутствия кондиционеров в комнатах еще один плюс: гораздо больше времени студенты стараются провести в библиотеке.

Остался доволен посещением Middlebury, как он назвал «оранжереи», ему было приятно видеть, что даже после дезинтеграции Советского Союза количество американцев, желающих изучать русский, не уменьшается. «Middlebury, как большинство университетских городков Америки, — своего рода претворенный в жизнь, утопический “городок солнца”, — говорит . — Даже полиция не имеет права действовать на их территории без разрешения руководства учебного заведения.

Далекие от прозы жизни юные обитатели подобной оранжереи живут удивительной жизнью: плавают в роскошных бассейнах, имеют доступ к любой литературе, танцуют, целуются, занимаются спортом, мучают вопросами эрудитов-преподавателей, размышляют и над разнообразием меню в студенческой столовой, и над книгами в библиотеке...

Многие потом будут вспоминать свой студенческий "срок на кампусе" как далекий от реальности сон».