Как военный психоз привёл Пруссию к военно-политической катастрофе. Короли Пруссии ХVIII века

Европейские армии в XVIII веке

В XVIII веке состав всех европейских армий был примерно одинаковым. Они состояли из грех основных родов войск пехоты, кавалерии и артиллерии. Большую часть любой из армий составляли пехотинцы, преимущественно входившие в мушкетерные или фузилерные полки. Прусские полки обычно делились на два батальона и насчитывали примерно 1700 человек. В австрийской армии три батальона составляли полк численностью примерно 2100 человек. В австрийской армии не было гвардейских полков, но существовали гренадерские батальоны, которые обычно являлись сводными частями, составленными из гренадерских рот мушкетерных и фузилерных полков. Использование легкой пехоты - егерей и хорватских пан-дуров - стало нововведением. Наиболее опасным противником были австрийские хорваты, набранные на диких восточных границах империи.

Жизнь пехотинцев была суровой. Бои велись лишь время от времени, и поэтому они либо находились на марше, либо добывали себе продовольствие, или, если позволяло время, участвовали в тренировках. Во время лагерных стоянок рацион обычно оказывался недостаточным, но на марше ситуация была еще хуже. Из-за плохих погодных условий и болезней армия несла почти такие же потери, как и во время боевых действий.Следующим по численности (и гораздо более привлекательным) родом войск была кавалерия, считавшаяся наследницей традиций средневекового рыцарства. Существовали три категории конницы: тяжелая (кирасиры), средняя (драгуны) и легкая (гусары, легкие драгуны и шеволе-жеры). Полк обычно включал четыре эскадрона (хотя нередко их количество увеличивалось до 10). На эскадрон в среднем приходилось до 80 солдат. Тяжелая кавалерия была главной ударной силой армии. Кирасиры ездили на крупных мощных лошадях и должны были осуществлять в бою прорыв вражеских линий. Драгуны обучались как ездящая пехота, но часто они использовались и как тяжелая кавалерия. Самыми известными легкими кавалеристами были гусары. В их задачи входили проведение разведки и действия в тылу противника.Артиллерия была третьей по численности, но очень важной частью любой армии. Во время сражения артиллерия действовала в батареях по 6-10 пушек. Калибр пушки определялся весом выпускаемого ею снаряда. Наиболее распространенным полевым орудием была 6-фунтовая пушка. Самые мощные пушки - до 24 фунтов - чаще всего использовались при осадах. Пушки были тяжелыми, и их не удавалось быстро перемещать с места на место. Поэтому развернутая на позициях артиллерия оказывалась уязвима для контрбатарейного огня противника, его легких войск и кавалерии.

Армии традиционно состояли из первой линии, второй линии и резерва. Обычно пехота размещалась в центре, где находилась и артиллерия, а конница располагалась на флангах. Линейное построение позволяло пехотному полку наиболее эффективно использовать свою огневую мощь. Порядок действий мог меняться, но обычно передняя шеренга давала залп, затем отходила назад, чтобы перезарядить ружья и дать возможность стрелять второй шеренге. Хорошо обученные войска при такой тактике могли производить по 3-5 залпов в минуту. Благоразумный командир всегда располагал резервом, которым при необходимости мог укрепить первую линию. Кавалерии на поле боя предстояло сражаться с конницей неприятеля. Однако, если ей удавалось обойти пехоту с фланга, она могла рассеять пехотинцев прежде, чем те успевали перестроиться, чтобы противостоять возникшей угрозе. Артиллерия должна была поддерживать главные оборонительные позиции или же атаку и наносить противнику максимально возможные потери. Эти задачи артиллерия выполняла, стреляя пушечными ядрами - круглыми железными шарами. Также могла использоваться шрапнель, которая содержала много небольших пуль. Диапазон действия таких снарядов составлял от 400 до 800 метров.Еще одним важнейшим моментом, влияющим на исход сражения, являются условия местности. Командующий должен был позаботиться о том, чтобы выбрать такую местность, которая позволила бы ему развернуть свои войска должным образом и удовлетворяла требованиям каждого из родов войск. В число множества факторов, которые следовало учитывать, входили, например, холмы и леса, которые противнику трудно было преодолеть, и поэтому обеспечивавшие укрытие для войск или позволявшие обезопасить фланг.

З Д Е С Ь В А Ш А О Б Л О Ж К А

Бранденбург

Пруссия образовалась на базе курфюршества Бранденбург, созданного в ходе начавшейся в ХІІ веке германской феодальной агрессии против славянских племён, и государства Тевтонского ордена, основы которого были заложены в ХІІІ веке истребительными войнами против племени пруссов (отсюда и название Пруссия ) и захватом славянских (главным образом польских) земель в ХІV веке.

Бранденбургские захватчики и Тевтонский орден, преодолевая сопротивление, основывали в областях, населённых славянами и пруссами, замки, города, епископства, а коренных жителей истребляли или порабощали, проводя насильственную германизацию. В начале ХVІ века Альбрехт – один из представителей династии Гогенцоллернов, правившей в Бранденбурге с 1415 года, – был избран гроссмейстером Тевтонского ордена, оказавшегося после Тринадцатилетней войны с Польшей (1454 – 1466) её вассалом. Альбрехт Гогенцоллерн превратил земли Тевтонского ордена в светское государство (герцогство Пруссия ), однако ленная зависимость его от Польши была сохранена. В 1618 году, когда потомство Альбрехта по мужской линии прервалось, бранденбургский курфюрст Иоганн Сигизмунд в обмен на обещание участвовать в войне против Швеции получил от польского короля прусское герцогство в качестве ленного владения. Таким образом, герцогство Пруссия было фактически присоединено к Бранденбургу. Образовалось

Объединённое Бранденбургско-Прусское государство

В основе его политики лежал принцип: служить интересам Гогенцоллернов и прусских дворян. Бывшее рыцарство, превратившееся во владельцев крепостных поместий – юнкеров, было здесь господствующим классом. В пуках юнкерства сосредоточились огромные земельные богатства. Связи помещичьих вотчин с рынком, усилившиеся в результате перемещения с конца ХVІ века торговых путей из Средиземного моря в Атлантический океан, способствовали закрепощению прусского крестьянства, укреплению экономического могущества юнкерства. Гогенцоллерны, крайне заинтересованные в расширениях своих владений, прибегали в этих целях к любым средствам: насилию, подкупам, предательским заговорам. Характерной чертой Бранденбургско-прусского государства был милитаризм, наложивший отпечаток на всю последующую историю Пруссии.

Значение Бранденбургско-прусского государства среди германских государств возрастало, но вовсе не потому, что его правители вносили элемент порядка и единства в царивший в Германии хаос, как утверждает юнкерская историография. Напротив, они всячески использовали в своих династических интересах раздробленность Германии и бессилие мелких германских княжеств, расширяя территорию Бранденбурга – Пруссии не только за счёт славянских земель, но и за счёт территории Германии. Пруссия видела в Германии, так же как и в Польше, лишь территорию, от которой можно урвать земли в свою пользу. Ещё в 1609 году Иоганн Сигизмунд присоединил к собственным владениям часть герцогства Юлих-Клевского (Клеве, Марк, Равенсберг). При Фридрихе Вильгельме (1640 – 1688) так называемом великом курфюрсте, которого юнкерская историография считает одним из основателей Бранденбургско-прусского государства, к этому государству перешли (по Вестфальскому миру 1648 года) большая часть Западного Поморья (исконно польские земли) и ряд других территорий. В 1657 году, когда возникла угроза войны между Польшей и Швецией, Фридрих Вильгельм добился в виде платы за свой нейтралитет отказа Польши в пользу Гогенцоллернов от суверенитета над Прусским герцогством. В 1701 году курфюрст Фридрих ІІІ ценой крови своих подданных получил от императора «Священной Римской империи», нуждавшегося в военных контингентах для предстоящей войны за Испанское наследство, титул короля. Бранденбургско-прусское государство стало королевством

Пруссия

При короле Фридрихе ІІ (1740 – 1786) свыше 80% ежегодного регулярного бюджета (13 миллионов талеров из 16) тратилось на военные нужды. Прусская армия в этот период выросла до 195 тысяч человек и стала первой по численности в Западной Европе. для прусской армии была характерна жестокая муштра и палочная дисциплина. милитаризм дополнялся в Пруссии бюрократизмом; беспощадно подавлялось любое проявление свободомыслия.

В своей политике Гогенцоллерны особенно часто прибегали к вероломству. В 40-х годах 18 века Фридрих II, стремившийся отнять у Австрии захваченную ею в прошлом польскую область Силезию, то заключал союз с Францией против Австрии, то тайно сговаривался с Австрией и предавал Францию, чтобы в конце концов, опираясь на Францию, нанести поражение Австрии и захватить Силезию. Договор 1745 года закрепил большую часть Силезии за Пруссией. В Семилетней войне 1756 – 1763 годов Пруссия намеревалась овладеть Саксонией., Восточным Поморьем, Курляндией и укрепить своё влияние на мелкие германские государства, соответственно ослабив влияние на них Австрии, но потерпела крупные поражения от русских войск при Гросс-Егерсдорфе (1757 год) и в Кунерсдорфском сражении 1759 года. В 1760 году русские войска заняли столицу Пруссии Берлин. Положение Пруссии было критическим. Лишь разногласия между основными её противниками (Австрией, Россией, Францией) и вступление на русский престол после смерти царицы Елизаветы Петровны (1761) гольштейнского герцога Петра III спасли Пруссию от катастрофы. Пётр ІІІ заключил с Фридрихом II мир и союз.

В последней трети XVIII века Пруссия, стремясь овладеть плодородными польскими землями и ликвидировать польскую конкуренцию в торговле хлебом, вместе с царской Россией и Австрией участвовала в разделах Польши. В результате первого (1772), второго (1793) и третьего (1795) разделов Польши Пруссия присоединила Познань, центральные районы страны с Варшавой, а также Гданьск, Торунь и ряд других территорий. Это привело к тому, что в Пруссии польское население временами численно преобладало над немецким. К концу XVIII века Гогенцоллерны довели территорию Пруссии до 300 с лишним тысяч км 2 . Однако нескончаемые войны истощили страну.

Короли Пруссии ХVIII века

Фридрих I (11.07.1657 – 25.02.1713), годы правления: 1701 – 1713

Прусский король, до этого курфюрст бранденбургский (с 1688). Сын курфюрста Фридриха Вильгельма. Обязавшись поставить императору «Священной Римской империи» военный контингент для надвигавшейся войны, получил королевский титул. Короновался 18 января 1701 года в Кёнигсберге. Покровительствовал науке и искусству (при нём основан университет в Галле, Академия искусств и Академия наук в Берлине).

Фридрих Вильгельм І, год ы правления: 1713 – 1740

Фридрих II (24.01.1712 – 17. 08.1786) , годы правления: 1740 – 1786

Прусский король из династии Гогенцоллернов. Крупный полководец. Сын Фридриха

Вильгельма I. В юности находился под влиянием философии французского Просвещения (был и в последующем связан с Вольтером и некоторыми другими французскими просветителями). Это не помешало ему после занятия престола стать наиболее последовательным представителем прусского военно-бюрократического абсолютизма и милитаризма, выразителем классовых интересов прусского дворянства.

Уже в 1740 году Фридрих II вторгся в Силезию, принадлежавшую Австрии, развязав серию войн с последней. Умело чередовал военные действия с дипломатическими манёврами, нередко отличавшимися вероломством. В итоге так называемых 1-й (1740 – 1742) и 2-й (1744 – 1745) Силезских войн он сумел закрепить за Пруссией большую часть Силезии, имевшую важное экономическое и стратегическое значение. В ходе Семилетней войны 1756 – 1763 годов Фридрих II, усовершенствовав господствовавшую тогда линейную тактику (например, применяя так называемый косой боевой порядок), нанёс ряд поражений австрийским и французским войскам, но эти успехи были сведены на нет победами русских войск; только благодаря благоприятным для Пруссии политическим обстоятельствам она избежала полного разгрома. Итогом кровопролитной войны было утверждение Пруссии в качестве могущественного соперника Австрии в борьбе за господство в Германии (с этой целью в последующем 1785 году Фридрих II создал как противовес Австрии так называемый Союз князей под эгидой Пруссии). Фридрих II активно добивался раздела Польши, что позволило ему соединить Восточную Пруссию с остальной территорией королевства (в результате первого раздела Польши в 1772 году).

Главное внимание Фридрих II постоянно уделял укреплению армии. К концу его царствования она насчитывала около 190 тысяч человек, а её содержание поглощало почти 2/3 государственного бюджета. Больших средств стоили пышность и великолепие прусского двора (строительство новой королевской резиденции – дворца Сан-Суси в Постдаме и другие), в чём Фридрих соперничал с французскими монархами. Он стремился утвердить за собой славу ценителя и покровителя искусств, был автором ряда философских и исторических сочинений («Антимакиавелли» - “Anti-Machiavell”, 1740; «История моего времени» - “Histoire de mon temps”, 1746; «История Семилетней войны» - “Histoire de la guerre de sept ans”, 1763, и другие), написанных преимущественно на французском языке. Действуя в духе так называемого просвещённого абсолютизма , Фридрих II провёл ряд реформ. Были отменены пытки, утверждался, хотя и непоследовательно, принцип независимости судей, упрощалось судопроизводство, было разработано Прусское земское уложение (изданное в 1794 году), расширено начальное образование; заинтересованный в привлечении в Пруссию переселенцев, Фридрих проводил политику религиозной веротерпимости. однако многие мероприятия носили лишь показной характер (например, выдавая себя за сторонника свободомыслия, Фридрих в 1740 году декларировал свободу печати, позднее же подтвердил строгую обязательность цензуры). Предпринимались попытки (безуспешные) приостановить сгон крестьян с земли (ибо сгон сокращал поступления налогов и уменьшал призывные контингенты). Фридрих проводил меркантилистскую и протекционистскую политику, которая в целом способствовала развитию мануфактурного производства, но в то же время сковывала инициативу предпринимателей мелочной государственной опекой. Введение нового порядка взимания акцизных сборов и пошлин (учреждение в 1766 году Главной администрации королевских доходов во главе с французскими чиновниками) и обременительной государственной монополии на сбыт кофе и табака вызывало сильнейшее недовольство народа.

Пруссия. Прусская армия XVIII века заслуживает отдельного рассмотрения. Армия Фридриха Великого представляет крайнюю точку развития, высшее достижение того направления, которое военное искусство приняло при Морице Оранском. В некоторых отношениях развитие военного искусства на этом пути было доведено до абсурда, и дальнейшая эволюция военного искусства стала возможной лишь после жесточайшего потрясения, внесенного французской революцией, и постановки эволюции на совершенно новый путь. Сама односторонность армии Фридриха Великого, с его презрением к массе, с непониманием моральных сил, очень поучительна, так как дает картину почти лабораторного опыта боевой работы из-под палки искусственных, бездушных солдат. Поверхностные историки объясняли обнищание Германии в XVII и XVIII веках разорением ее в Тридцатилетнюю войну. В действительности, материальные убытки вовсе не были так значительны, чтобы отбросить цветущую страну, с чрезвычайно способным к организации и труду населением, на два века назад. Но в результате Тридцатилетней войны Германия была политически раздроблена искусством Ришелье и Мазарини на сотни мелких государств; немцы были лишены возможности принимать участие в торговле с колониями, так как мировые пути при буржуазном строе открыты лишь для купцов, поддерживаемых военными эскадрами. Голландия, владея устьем Рейна, взимала налог за судоходство по нем; то же делала Швеция относительно Одера; сотни таможень преграждали все пути; рынки поневоле имели почти исключительно местный характер. На этой изуродованной французской политикой площади центральной Европы стало складываться и расти государство разбойничьего типа - Пруссия. Политика и все устройство сурового хищного государства отвечали, прежде всего, военным требованиям.
К концу 30-летней войны, в 1640 г. на бранденбургский престол вступил Фридрих-Вильгельм, Великий Курфюрст; этот Гогенцоллерн получил наименование великого за то, что усвоил от Валленштейна его политику и приемы управления. Австрия получила в наследство от Валленштейна его армию, с ее антинациональными, антирелигиозными, вольными традициями XVI века, с ее внегосударственным, династическим характером. Гогенцоллерны же унаследовали от Валленштейна идею военной антрепризы; только теперь антрепренерами становятся не частные предприниматели, а бранденбургские курфюрсты, которые, вследствие мощи своей армии, к началу XVIII века возводятся в сан прусских королей. Война сделалась их специальностью, как доходная статья. Внутреннее управление организовалось на подобие оккупационного управления Валленштейна. Во главе уезда стоял ландрат, главная задача которого заключалась в наблюдении за тем, чтобы уезд исправно выполнял свои функции по обеспечению войсковых нужд; находившиеся при нем представители населения, как и в реквизиционных комиссиях Валленштейна, следили за равномерностью раскладки повинностей и, не в ущерб требованиям армии, соблюдали местные интересы. Такой же характер военного комиссариата имели и стоявшие в следующей инстанции над ландратами окружные коллегии, и характер главного интендантского управления безусловно имело вначале центральное управление - генерал-комиссариат; интендантство - мать прусской администрации; только со временем в центральном управлении из военно-административного управления выделялись ячейки чисто гражданской компетенции.
Рост постоянной армии. Доходы прусского королевства складывались из налогов, выжимавшихся из своего населения, как в неприятельской стране, из доходов с очень значительных и образцово управляемых королевских имений и с аренды за пользование прусской армией, как следует назвать субсидии богатых государств, преимущественно Голландии и Англии, за которые Пруссия соглашалась принимать участие в посторонних ее интересам войнах. Так, за период 1688 - 1697 г., Пруссия продается морским державам, для борьбы с Людовиком XIV, за 6545 тысяч талеров. Разбойничье государство зорко следило за недоразумениями между соседями, вмешивалось в чужие дела при каждом удобном случае и постепенно округляло свои пределы. Прусские города представляли на половину военные поселения, так как если численность гарнизона достигала в них четверти населения, то другую четверть образовывали или семьи офицеров или же она находила себе средства существования обслуживанием войсковых потребностей.
Комплектование. В 1660 году, когда при демобилизации армии после вмешательства Пруссии, в войну между Швецией и Польшей, из 14-18-тысячной армии решено было, сверх гарнизонных частей, сохранить полевые войска в числе 4 тысяч, принципиально вопрос о постоянной армии был решен, и она начала постепенно расти; комплектовалась она добровольной вербовкой. Но вербовка осталась только по названию добровольной в царствование Фридриха Вильгельма I, принявшегося энергично увеличивать армию. Его предшественник, Фридрих I, в 1701 году сделал попытку организовать, в дополнение к постоянной вербовочной армии, ландмилицию на началах обязательной повинности населения. Фридрих Вильгельм I, не терпевший самого слова "милиция" и установивший даже крупный штраф за употребление его в официальной переписке, распустил ландмилицию, но принцип воинской повинности населения сохранил. С самого начала своего царствования (1713 г.) он установил, что солдат служит пожизненно, пока король не уволит его. Определение в прусскую армию стало равняться гражданской смерти. Состав прусской армии стал весьма зрелым - средний возраст унтер-офицеров равнялся 44 годам, большей половине солдат было за 30 лет, не мало было 50-тилетних, и встречались старики свыше 60-ти лет. Но, несмотря на это пожизненное задержание солдата в рядах армии, укомплектовывать ее было нелегко. Воинская повинность населениясначала осуществлялась в самых неупорядоченных, безобразных формах. Инструкция 1708 года указывала - хватать без огласки людей, незначительных по социальному положению, родные коих не в силах поднять большого шума, наблюдая при этом, чтобы они соответствовали требованиям военной службы, отводить их в крепость и там передавать в руки вербовщиков. Такие распоряжения вызвали охоту на людей. Крестьяне стали отказываться возить свои продукты на городские рынки, так как на дорогах им угрожали засады вербовщиков. Офицеры организовывали правильную торговлю людьми. Один офицер отпускал пойманных им людей за приличный выкуп и покупал у другого избыток удачного улова. Особенно рьяные вербовщики вызывали эмиграцию и запустение их районов. Страдали при этом помещики; в других государствах протест помещиков против воинской повинности, которая их лишала необходимых для обработки полей рабочих рук, был достаточен, чтобы положить предел самоуправству агентов государства, но прусское правительство, действуя в своей стране, как в завоеванной области, могло менее считаться с нарушением интересов господствующего класса. В 1733 году все же явилась необходимость упорядочить отношение населения к воинской повинности, и издан был "кантон-регламент".
Кантон-регламент. Этим законом в значительной степени был стеснен произвол капитанов. Каждый капитан отныне имел право хватать людей не в пределах всего полкового округа, но только в отведенном роте районе укомплектования. Многочисленные группы людей были изъяты и в этом районе из усмотрения капитана. Не могли быть схвачены: всякое лицо, располагающее состоянием не меньше 10 тысяч талеров, служащие в хозяйстве помещика, сыновья духовных лиц, важнейшие категории ремесленников, рабочие всех предприятий промышленности, в насаждении которых было заинтересовано государство, наконец, один из сыновей крестьянина, имеющего свой двор и ведущего самостоятельное хозяйство. После Семилетней войны капитан стал выполнять вербовочные функции не единолично, а в составе комиссии. Город Берлин не образовывал вербовочного участка, но всем капитанам предоставлено было вербовать в нем людей ничтожного происхождения.
Кого же из числа неизъятых от воинской повинности брали в войска? XVIII век не знал жеребьевки при приеме на службу; роль жребия играл высокий рост. В прусской армии особенно подчеркивалось требование иметь высоких солдат. Мимо малорослых вербовщик проходил без всякого внимания, но человеку крупного роста нелегко было отделаться от вербовки, даже если он подлежал по закону изъятию. Сам закон подчеркивал, что если у крестьянина несколько сыновей, то двор и хозяйство переходят к сыну, имеющему наименьший рост, с тем, чтобы высокие сыновья не уклонялись от военной службы. Если рост мальчика обещал быть выдающимся, то уже с 10-летнего возраста капитан брал его на учет и выдавал ему удостоверение, обеспечивающее его от покушений соседей-вербовщиков. На моральные качества вербуемого не обращалось никакого внимания. Прусская. армия, с ее палочной дисциплиной, не боялась никакой духовной заразы. В 1780 году было издано распоряжение судам - приговаривать к военной службе, по отбытии наказания, всех нелегальных (подпольных) писателей и лиц, занимающихся бунтом и противоправительственной агитацией. Несмотря на это напряжение вербовочной работы в Пруссии и на принудительный, а не добровольный характер вербовки, страна была в состоянии поставить только 1/3 рекрут, требуемых для армии. Остальное составляли иностранцы. Прусские вербовщики работали в имперских городах, в маленьких немецких княжествах, в Польше и в Швейцарии. В 1768 году в составе прусской армии было 90 тысяч иностранцев и 70 тысяч пруссаков; в другие периоды процент иностранцев был еще значительнее. Откуда брались эти иностранцы, как бы добровольно обрекавшие себя той пожизненной каторге, которой являлась служба в прусской армии? Ответ на этот вопрос дает сохранившийся список солдат полка Ретберг, относящийся к 1744 году. Из 111 иностранцев, служивших в одной роте, против 65 имеется отметка о предшествующей службе их "другому потентату"; в другой роте на 119 иностранцев число солдат, уже находившихся раньше на службе в других армиях, равнялось 92. На три четверти иностранцы были дезертиры или добровольные, или сманенные прусскими агентами! Во время войны количество иностранцев значительно увеличивалось от постановки в строй военнопленных. Фридрих Великий полагал, что прусская дисциплина может сделать из любого физически сильного человеческого материала исправных солдат, и презрение его к тому, что происходит в сердце солдата, доходило до того, что когда в 1756 г., в первый год Семилетней войны, под Пирной капитулировала саксонская армия, Фридрих Великий даже не позаботился распределить саксонских военнопленных по прусским полкам, а просто сменил саксонских офицеров прусскими, не нарушая организации саксонских батальонов. За это Фридрих, правда был наказан бунтами, убийством офицеров и переходом целых батальонов на сторону неприятеля на поле сражения. Прусский солдат в этих условиях не был духовно спаян с прусским государством; когда Бреславль в 1757 г. капитулировал, прусский комендант выговорил у австрийцев гарнизону право отойти в Пруссию. Но 9/10 прусского гарнизона не пожелали воспользоваться предоставленной льготой, а предпочли завербоваться в австрийскую армию, где служба была много привольнее.
Дезертирство. Насильственно завербованный и удерживаемый на службе прусский солдат стремился использовать каждый случай, чтобы дезертировать. Борьба с дезертирством представляла важнейшую заботу прусского командования. Все 14 принципов, с которых начинается трактат Фридриха Великого о военном искусстве, гласят о мерах предупреждения и борьбы с дезертирством. Французский посол Валори в 1745 г. доносил, что в прусской армии не допускается удаление дозоров свыше 200 шагов от главных сил. Всякие наряды - за дровами, водой и т. д. - должны были высылаться командами, в сомкнутом строю, под начальством офицеров. В 1735 г., по совету фельдмаршала Леопольда Дессау, самого заслуженного прусского генерала, было решено даже изменить направление операций, чтобы обойти сильно пересеченную местность на р. Мозель, где армии угрожала большая утечка дезертирами. В 1763 г. Фридрих Великий издал инструкцию, требовавшую от командиров частей привлечь офицеров к изучению окрестностей их гарнизонов; но местность изучалась не под углом зрения требований тактики, а в целях выяснения местных данных, облегчающих ловлю дезертиров. Чересполосная Пруссия, по определению Вольтера, являлась королевством границ; почти все гарнизоны находились не далее двух переходов от рубежа, и борьба с дезертирством становилась возможной лишь при широких, планомерных мероприятиях.
Палочная дисциплина. Чем тверже в войсках дисциплина, тем меньше ценятся добрая воля и моральные достоинства рекрут. Палочная дисциплина прусской армии позволяла ей перерабатывать в солдат самый малосклонный к самопожертвованию материал. В свою очередь, отвратительный материал укомплектования прусской армии - дезертиры и преступники со всей Европы - только при условии непоколебимой дисциплины мог образовать боеспособное войско. Средств для поддержания в армии дисциплины было два. Во-первых строевое обучение и муштровка доводились до тонкости; тогда как во французской армии строевым обучением занимались только с рекрутами, а весь состав роты выводился на учение один раз в неделю, - в прусской армии солдат был занят с утра до ночи. В течение двух весенних месяцев, от апреля до июня, шли настойчивые строевые учения в полном составе частей. В остальное время года войска были заняты обширной караульной службой, на точность несения коей обращалось исключительное внимание. Часть солдат, около одной трети, освобождалась от караульной службы и снималась с жалованья и пайка. Если эти "фрейвахтеры" происходили из состава населения участка, который комплектовал роту, то они увольнялись в 10-ти месячный отпуск; в их число попадали и иностранцы, знавшие ремесло; последние продолжали жить в казарме и содержали себя своим заработком.
Кроме непрестанного строевого обучения, доводимого до виртуозности, основным средством поддержания дисциплины являлась палка, которой официально были вооружены унтер-офицеры. В жертву дисциплине были принесены все требования гуманности, права, частные интересы. Фридрих Великий часто повторял, что солдат должен бояться палки своего капрала больше, чем вражеской пули. Вначале в своих инструкциях Фридрих указывал, что обучают солдат не ударами, а терпением и методичностью, и что солдата следует отколотить палками, но с умеренностью, только если он начнет резонерствовать или если не обнаружит старания. Но после сражения при Цорндорфе, где он, под влиянием столкновения своей пехоты с русской, испытал разочарование, он прямо рекомендовал офицерам налечь на палку. Солдат был защищен от произвола капитана, который мог его заколотить палками на смерть, только тем, что защищает рабочий скот от калечения его погонщиком: капитан, который беспредельным применением палки калечил бы своих солдат или вызвал бы среди них усиленное дезертирство, оказался бы в убытке, так как рота должна была содержаться в комплекте, а вербовка новых солдат стоила денег. Мориц Саксонский настаивал на том, что вербовка солдат отнюдь не должна производиться государством, а должна по прежнему вестись капитанами, так как если исключить частный интерес капитанов в сохранении попавших к ним в роту солдат, то все солдаты погибнут. Действительно, в Пруссии палка особенно свирепствовала в гвардии, которая укомплектовывалась не капитанами, а попечением короля. Фридриху пришлось издать приказ по гвардии, которым он воспрещал ротным командирам во время наказания палками приговаривать, - "отправляйте его ко всем чертям, король на замену пришлет нам другого". Для гвардейских офицеров пришлось ввести штраф - за лишение солдата побоями здоровья, препятствующее дальнейшему несению службы; офицер за такое увечье солдата уплачивал королю убыток - стоимость вербовки нового солдата, и приговаривался на 6 месяцев к заключению в крепости Магдебург. В армии, где капитан сам нес убытки от чрезмерного увлечения палкой, никаких ограничений не было. Выходившие из прусских кадетских корпусов офицеры отличались грубостью и малообразованностью; до середины XIX веки прусские офицеры говорили на простонародном. нелитературном языке. Фридрих Великий относился к своим офицерам с едва переносимым презрением, окружал себя представителями несравненно более утонченной культуры, выписывал для своей "дворянской академии" французских профессоров.
Генеральный штаб. Семилетняя война выдвинула во всех армиях вопрос о генеральном штабе. Каждый полководец, еще в древности имел свой штаб, свой "дом". По мере усложнения военного дела и роста необходимости принимать решения по данным, лежащим вне фактического кругозора полководца, значение сотрудников росло. В 1515 году под Мариньяно швейцарские начальники уже пользовались картами. Макиавелли уже называет географию и статистику театра военных действий "императорскими знаниями", необходимыми полководцу; в помощь ему должен работать генеральный штаб “з лиц разумных, знающих и с большим характером; этот штаб является докладчиком полководца и несет работу по разведывательной службе, по сбору и обеспечению картографическим материалом и по обеспечению продовольствием войск; разведывательная служба - войсковая и агентурная - должна быть организована уже в мирное время по отношению ко всем возможным противникам. Но передовые взгляды Макиавелли на сотни лет обгоняли действительный темп развития европейских армий. Офицеры генерального штаба почти не выделялись из общей массы адъютантов; фельдъегеря являлись колонновожатыми, инженеры рекогносцировали позиции и теснины и разбивали лагеря, топографы (инженер-географы) выполняли картографические работы; каждая армия имела, в общем, десять-двадцать специалистов этих категорий; на войне они и являлись ее генеральным штабом, но служба и подготовка их в мирное время вовсе не были упорядочены. Фридрих Великий, несмотря на те удобства, которые давала единоличному командованию линейная тактика, настолько остро почувствовал необходимость в надлежаще подготовленных помощниках, что после Семилетней войны взялся лично за их обучение; он сам выбрал 12 молодых, способных офицеров, имеющих некоторое представление о фортификации и съемке. Занятия - по два часа - происходили еженедельно во дворце (в Потсдаме или Сан-Суси); король начинал короткой лекцией. развивая какое-либо положение теории и иллюстрируя его военно-историческими примерами, и требовал вступления офицеров в дискуссию, после чего каждому давал задачу. Сохранившаяся тетрадка Рюхеля заключает несколько задач по тактике на прикрытие и ведение обозной колонны, на укрепление позиции на полк для прикрытия деревни, проект укрепленного лагеря на армию, описание Силезских гор, сочинения на различные военные темы, работы, имеющие характер рефератов военно-научных - и далеко не первоклассных - сочинений. В конце XVIII столетия прусский генеральный штаб состоял из 15 офицеров и 15 топографов.
Тактика пехоты Фридриха Великого колебалась между чистым огнепоклонством и олным отрицанием значения огня. Несмотря на сохранение сомкнутости строя и на ведение огня исключительно залпами, по команде начальников, очевидцы боев Семилетней войны (Беренхорст) утверждали, что пехотная часть, начавшая стрелять, быстро ускользала из рук командования; солдата, начавшего стрелять, только чрезвычайными усилиями можно было заставить прекратить огонь и двинуться вперед. В действительном бою только первые залпы были дружными; затем они вырождались в беспорядочный вольный огонь. С другой стороны, решительный дистанции огневого боя были коротки; австрийский устав требовал, чтобы при обороне огонь открывался, когда неприятель подойдет на 100 шагов. Имелся большой соблазн - не ввязываться с неприятелем в огневой бой на такой короткой дистанции. Мориц Саксонский поэтому настаивал на производстве атаки без выстрела. К началу Семилетней войны Фридрих Великий склонился к этой же идее. Пехоте внушалось, что собственный ее интерес диктует не задерживаться под огнем неприятеля, а лезть на врага; "король берет на себя ответственность перед каждым солдатом, что неприятель не пустит свои штыки в дело, а побежит". Действительно, штыковая атака, встреченная штыками, представляет чрезвычайно редкое явление в военной истории - одна из сторон побеждает прежде, чем скрестятся клинки; принц де Линь, участник многих походов, свидетельствует, что лишь однажды за всю жизнь, в 1757 г., он слышал лязг удара штыка о штык.
Начало Семилетней войны застало прусскую пехоту обученной, но далеко не воспитанной в этой тактике, известнейшим представителем которой в истории является Суворов. В сражениях 1757 года под Прагой и Колином прусская пехота пыталась атаковать почти без выстрела, прикрывая наступление только огнем легких батальонных орудий. Результаты были неутешительны: в одном случае пруссаки победили с трудом, благодаря кавалерийскому охвату, в другом - были разбиты; развить удар прусская пехота не могла, так как озабоченный сохранением сомкнутости и порядка Фридрих даже запрещал пехоте преследовать бегом неприятеля, дрогнувшего и начавшего убегать при надвижении вплотную пруссаков. Неприятель нес сравнительно небольшие потери, не был потрясен боем; даже в тех случаях, когда атака без выстрела опрокидывала противника, себя она без преследования не окупала - так как наступающие части несли тяжелые потери, особенно в начальниках, и не годились для дальнейшего развития боя. В конце кампании 1757 года - в сражениях под Росбахом и Лейтеном - прусская пехота наступала уже со стрельбой, а в начале следующего года Фридрих Великий воспретил производство атак без стрельбы. Требования: борьбы на измор против превосходных сил коалиции заставляли и стратегию и тактику эволюционировать в сторону более экономного ведения войны.
Прусский солдат давал до 4 залпов на стрельбище; боевая скорострельность достигала 2-3 залпов в минуту. Батальон был разделен на 8 плутонгов и огонь вели плутонги по очереди. В течение 20-ти секунд следовали один за другим залпы всех 8 плутонгов, начиная с правофлангового, и в момент залпа левофлангового плутонга правофланговый уже готов был к новому залпу. Такая организация огня являлась своего рода требованием идти в ногу при стрельбе, заставляла подравнивать огонь, напрягать внимание, дисциплинировала войска. Хотя в бою этот искусственный огонь редко удавалось сохранить, все же другие армии стремились подражать прусской в этом кунстштюке.
Пехота образовывала две линии. В теории в эту эпоху царствовала идея косого боевого порядка. Уже Монтекуколи указывал на выгоды устремления сил против одного неприятельского фланга, с возможным его охватом, и оставления пассивного заслона против другого. Фолар, фанатик идеи колонны, блестяще реконструировал косой боевой порядок Эпаминонда в сражениях при Мантинее и Левк-трах, а Пюи-Сегюр возвел его в доктрину. Фридрих Великий, большой поклонник Фолара и Пюи-Сегюра, в течение десяти лет перед Семилетней войной упорно разрабатывал на учениях технику атаки косым боевым порядкам. Последний может быть охарактеризован, как стремление произвести охват, не принося последнему в жертву ни непрерывности фронта, ни наступления по параллельным направлениям. В конце концов, техника косого порядка Фридриха вылилась в наступление в уступной форме, причем каждый следующий батальон двигался, отстав на 50 шагов от своего соседа. Эта форма наступления облегчала сохранение порядка при маневрировании, сравнительно с наступлением общим фронтом, тянувшимся на две версты; но сама по себе, конечно, она не давала преимуществ и даже позволяла противнику бить подходящих пруссаков по частям. Решительное значение она приобретала у Фридриха лишь вследствие концентрации сил на ударном фланге, где король развертывал свой резерв в виде третьей линии и иногда устраивал и четвертую линию из гусар, а, главным образом, вследствие внезапности, с которой Фридрих развертывал свой косой боевой порядок против фланга противника. Вероятно, прусская пехота под Лейтеном, выведенная внезапно на продолжение фланга противника, одержала бы равный успех и простым фронтальным ударом, но все современники усматривали какую-то таинственную силу в "косом" маневрировании прусского фронта; соседи стремились копировать его.
Прусская линейная пехота была приспособлена только к бою на открытой равнине, где солдат не ускользал из-под наблюдения офицера и где возможно было сохранять до конца сомкнутый строй. Перелески, селения были крайне неблагоприятны для прусской армии; Фридрих, даже если приходилось обороняться в деревне, воспрещал занимать солдатами дома. Главный же противник Пруссии - Австрия - располагал хорошей и многочисленной легкой пехотой - кроаты (сербы), пандуры и т. п. австрийские граничары, т. е. род поселенного войска, казаков, которые прикрывали австро-турецкую границу. Австрийская легкая пехота, укомплектованная воинственными полуварварами, не задавленная возбуждающей стремление дезертировать дисциплиной, дралась очень искусно в рассыпном строю, искусно пользовалась местностью и могла бы быть еще шире использована, если бы общее тяготение всех армий старого режима не толкало их на проторенный прусской армией путь муштровки. Пандуры и кроаты, которым начали подражать батальоны легкой пехоты и егеря в других армиях, являлись предтечей воспитанной в других условиях и проникнутой энтузиазмом французской революционной пехоты, которая заставила признать право гражданства за боем в рассыпном строю
В виду необходимости борьбы с партизанскими действиями, которые широко развивались австрийскими легкими войсками, Фридрих должен был увеличить с 4 до 6 число батальонов легкой пехоты; они получали такое же укомплектование, как линейная прусская пехота; чтобы этот дрянной состав не разбегался, он не подвергался палочной Дисциплине, находился на положении полусвободной челяди, и на его проступки на войне смотрели сквозь пальцы. В результате получились у пруссаков только разбойничьи банды, которых презирали свои и чужие и которые грабили население{. Только егерские роты, укомплектованные лесниками, показали себя на большой высоте и оказали серьезные услуги. Но и в других государствах, где легкая пехота была удачнее организована, она еще являлась не реформированной пехотой, а вспомогательным родом оружия.
Кавалерия играла существенную роль в армии Фридриха Великого. В начале XVI века, когда в пехоте солдаты уже склеивались в тактические единицы, а конница еще сохраняла рыцарский характер, процент конных бойцов сильно уменьшился, армии и их боевые действия получили ярко выраженный пехотный характер. Но переход всей конницы вслед за рейтарами, к организации в тактические единицы, Демократизировавшей тип кавалерийского солдата, позволил сильно увеличить процент конницы, и в первой половине XVII века армии часто состоят из равного числа пехотинцев и кавалеристов. Увеличение размеров армий в 3-4 раза при переходе к постоянным войскам во вторую половину XVII века выдвинуло на первый план требования экономии; увеличивался преимущественно наиболее дешевый род войск - пехота, а кавалерии, в процентном отношении, в составе армий стало меньше. При возникновении прусской постоянной армии, в войсках Великого Курфюрста, кавалерия составляла только 1/7 часть армии. Ухудшение моральных качеств пехоты XVIII века, неспособность ее к бою за местные предметы, поиски открытых пространств для боя, механические основы линейного боевого порядка, - все это открыло в XVIII веке обширное поприще для деятельности кавалерии, создало "золотой век конницы". Фридрих Великий увеличил кавалерию в составе своей армии до 25%; в мирное время на каждых 100-200 человек населения Пруссии приходился один кавалерист - максимум, который могла содержать страна.
Фридрих унаследовал от своего отца хорошо дисциплинированную; обученную фельдмаршалом Леопольдом Дессау пехоту, в развитие пехоты не вложил ничего нового, так что слова Беренхорста (сына Леопольда Дессау), что Фридрих умеет тратить войска, но не воспитывать их, вполне оправдываются по отношению к пехоте. Но по отношению к кавалерии Фридрих явился реформатором В первом же сражении, которое дал Фридрих под Мольвицем в 1741 г., его кавалерия была побита австрийской и увлекла его самого с поля сражения, но оставшаяся пехота, одна, своими силами, вышла победительницей из боя. Фридрих принялся за переработку своей кавалерии: 400 офицеров было удалено в отставку, во главе поставлены выдающиеся начальники, от кавалерии была потребована атака широкими аллюрами, сначала с 700 шагов, а затем и с 1800 шагов. Под угрозой бесчестия, кавалерийские начальники обязаны были всегда сохранять за собой инициативу атаки и первыми бросаться на неприятеля. Всякая стрельба из пистолетов была во время атаки отменена. На широком аллюре эскадроны должны были держаться возможно сомкнуто - стремя к стремени. Исход кавалерийского столкновения предрешался не действием. оружия, хотя бы холодного, а ударом на врага сомкнутой, слитой в одно целое массы всадников. Родилось представление о шоке - натиске конной лавины, наскакивающей полным карьером и своей живой силой опрокидывающей все на своем пути. Если у сербов создалась поговорка, что сражение выигрывается не оружием, а сердцем героя, то знаменитейшему кавалерийскому вождю Фридриха, Зейдлицу, принадлежит мысль: кавалерийская атака выигрываемся не столько саблями, сколько хлыстами. На учениях кавалерийские массы тренировались Зейдлицем чрезвычайно энергично. По прусскому уставу 1743 г. все перестроения, имеющие целью развертывание фронта, а также и атака, должны были обязательно производиться на галопе. Когда Фридрих обращал внимание Зейдлица на большое количество увечий, которые получают кавалеристы при падениях на учениях и на усложнение этим вопроса о комплектовании, Зейдлиц просил короля не обращать внимания на такие пустяки. С переносом центра тяжести на шок, боевые действия-конницы Фридриха отлились, в общем, в ту форму, которая сохранилась для действий кавалерийских масс на протяжении XIX века. Боевой порядок конницы - трехлинейный; линейное- начало в тактике конницы держалось долго после перехода пехоты к глубокой, перпендикулярной тактике, вследствие предпочтительности поддержки кавалерии не сзади, а из уступа, в виду значения флангов в кавалерийском бою; поддержка сзади или опоздает к решительному моменту, или, в случае неудачи, будет даже смята хлынувшей назад первой линией. Только развитие спешенного боя и применение техники в чисто кавалерийском бою (пулеметы, полковая артиллерия, броневики) заставили ныне и конницу отказаться от Фридриховской линейной тактики. Так как вся Фридриховская армия представляла на поле сражения один корпус, одно совместно работающее коллективное тело, то вся кавалерия объединялась в две массы на флангах армии, где кавалерийским вождям открывался большой простор для действий и где кавалерия до момента атаки не страдала от огня. Этот обычай сильных кавалерийских крыльев удержался до эпохи Наполеона.
Гусары. Кавалерия Фридриха Великого была укомплектована несколько лучшими элементами, чем пехота. Однако, палочная дисциплина в кирасирских и драгунских полках была столь мге беспощадна, как и в пехоте, и благонадежность кавалеристов в отношении дезертирства не стояла на достаточной высоте, чтобы можно было высылать на значительное удаление малые кавалерийские части - разъезды. Поэтому, разведка в армии Фридриха Великого стояла весьма неважно, и бывали моменты (например, при вторжении в Богемию 1744 г.), когда австрийские легкие войска совершенно отрезывали пруссаков от всяких источников осведомления, и приходилось действовать положительно вслепую. Фридрих Великий искал выхода в организации легкой конницы, которая воспитывалась бы в духе авантюризма получала бы ряд поблажек и не была бы подчинена общей суровой дисциплине армии. С этой целью Фридрих начал развивать гусар; число их было увеличено с 9 до 80 эскадронов; их обучению и воспитанию Фридрих уделял много внимания. Нерегулярные и полурегулярные части удаются, как мы уже видели на примере начала средних веков, в коннице гораздо легче, чем в пехоте, и гусары Фридриха оказались гораздо полезнее для армии, чем его легкая пехота. Вначале гусары относились к пехоте и только после Семилетней войны были отнесены к кавалерии. Конный состав был много мельче, чем в других кавалерийских частях; гусарским офицерам воспрещалось жениться, чтобы не угашать в них духа предприимчивых партизан. Таким образом, в конце XVIII века, несовершенство комплектования и устройства насильно вербованных армий заставило установить в пехоте и кавалерии деление на линейные и легкие войска. Линейные пехота и конница - это войска поля сражения, беспомощные на театре войны; легкая пехота и конница - это войска театра войны, недостаточно дисциплинированные для регулярных действий. своего рода партизаны. Такое деление вызывало острую критику выдающихся писателей, но только французской революции удалось уничтожить противоречия, мешавшие в одних и тех же частях соединить достоинства легких и линейных частей.
Артиллерия. В отношении артиллерии тактика Фридриха Великого характерна стремлением образовать перед ударным крылом боевого порядка крупную батарею из орудий тяжелого калибра (Мольвиц, Цорндорф и друг, сражения), которые своим огнем подготовляли решительную атаку. Немцы восходят с традицией использования тяжелых пушек в полевых боях к Фридриху Великому. Позиционный характер, который приняла Семилетняя война, существенно отразился на увеличении артиллерии в составе армий. Инициатива увеличения принадлежала, однако, не пруссакам, а австрийцам и отчасти русским, которые стремились занимать укрепленные позиции, обеспечиваемые могущественной артиллерией. Насколько позиционная борьба отразилась на численности артиллерии, видно из следующего сопоставления: под Мольвицем (1741 г.) на 1000 штыков у пруссаков 2,5 орудия, у австрийцев 1 орудие; под Торгау(1760 г.) - у пруссаков 6 орудий, у австрийцев 7 орудии. В том же направлении в ХХ веке уклонилось и развитие европейских армий под влиянием позиционного опыта мировой войны.
Стратегия. Фридрих Великий со своей, сравнительно с масштабом XIX века, небольшой армией, с вынужденным перерывом в военных действиях на зиму, когда приходилось, в виду невозможности бивакировать в поле и равной невозможности располагать солдат, стремящихся дезертировать, по обывательским домам, обязательно занимать зимние квартиры - не мог задаваться обширными планами глубокого вторжения на неприятельскую территорию, для нанесения противнику смертельного удара. Сражения эпохи Фридриха Великого были связаны с тяжелыми потерями для победителя, а также и для побежденного. Победа над австрийцами и саксонцами при Сооре (1745 г.) была куплена прусской пехотой ценой 25% потерь, успех над русскими при Цорндорфе стоил прусской пехоте половины состава убитыми и ранеными. Преследованию мешал состав армии, в которой после успешного боя необходимо было установить полный и строгий порядок; в этих условиях даже победа не всегда окупала потери; современных средств для быстрого укомплектования армии не было - каждый полк, в течение периода зимних квартир, сам выполнял для себя роль западного батальона. Фридрих Великий говорил, что со своими войсками он мог бы завоевать весь свет, если бы победа для них не была столь же гибельной, как для противников - поражение. Магазинное довольствие делало армию крайне чувствительной к тыловым сообщениям. Один лишь раз в 1744 г. Фридрих Великий глубоко вторгся в пределы Богемии; австрийский фельдмаршал Траун, занимая труднодоступные позиции, перерезывая легкими войсками тыл пруссаков, без боя вынудил наполовину поредевшую прусскую армию к отступлению. Фридрих Великий называл после этого похода Трауна своим учителем. В начале войны, когда Фридрих располагал свежей, обученной армией с энергичными офицерами, с полными рядами в батальонах, он охотно шел на риск боя. Но общее отношение Прусского короля, когда он созрел в военном отношении (1750 г.), выражается следующей мыслью из его "Военного Искусства", написанного французскими стихами: "Не вступайте никогда без серьезных оснований в бой, где смерть собирает такую ужасную жатву". Эта мысль очень характерна для стратегии XVI-XVIII веков и резко противоречит вытекающему из Наполеоновских войн учению, которое видит на войне только одну цель - уничтожение живой силы неприятеля, и знает только одно средство к тому - решительное сражение. Только когда французская революция открыла в народных массах неисчерпаемый запас для пополнения армии, мысль полководца перестала бояться потерь, и создалась ударная Наполеоновская стратегия сокрушения. До тех же пор полководец, работавший с ограниченным человеческим материалом, должен был не забывать о "Пирровых победах", после которых может не остаться армии, долженствующей продолжать победное шествие. Для Фридриха Великого, как и для других полководцев до Наполеоновского периода, сражение являлось только одним из средств для достижения цели: выдержка до конца, о которой вспомнил Гинденбург во время мировой войны ("победит тот, у кого нервы выдержат до конца", заботила полководцев в первую очередь; надо было стремиться, чтобы каждый месяц войны наносил противнику в его экономических ресурсах{ и политическом сознании более тяжелые раны, чем нам - вот основания стратегии измора, отнюдь не отказывающейся, когда в том возникает необходимость, от принятия решительного сражения, но видящей в бою только одно из средств для достижения победы. Фридрих Великий - величайший мастер стратегии измора; в Семилетней войне он добился своей цели - не возвратить Австрии захваченной у нее Силезии - в борьбе против могущественной коалиции Австрии, России и Франции.
Стратегии измора, правильно учитывающей все политические и экономические условия войны, идущей к разложению мощи врага не только путем боевых операций армий, но знающей и другие Средства (экономическая блокада, политическая агитация, дипломатическая интервенция и.т. д.), грозит всегда опасность вырождения в противоположность Наполеоновской стратегии - в стратегию бессилья, в стратегию искусственного маневра, пустой угрозы противнику, за которой не следует удара. Такой лающей, но не кусающей стратегией явилась стратегий Фридриха, когда он, имея уже 66 лет от роду, предпринял войну за баварское наследство (1778 - 79 г.). Вся кампания протекла в бесплодном маневрировании; австрийский, полководец Ласси оказался достойным партнером для выдохшегося прусского короля, Фридрих Великий в эту эпоху, "уже уставший царствовать над рабами", несомненно потерял веру в моральные силы своей армии, понимая лучше всей восторгавшейся Европы ее слабости, и боялся рисковать. Война обратилась в вооруженную демонстрацию; противники разошлись без единого боя. Тогда как русский генерал Суворов, с неукротимым порывом к решению военных задач боем, желчно критиковал "ученый Лассиев кордон", многие писатели увлекались этим новым видом бескровной войны, видели в нем знамение прогресса человечества и его гуманности (напр., будущий прусский военный министр Бойен); а солдаты, с их непосредственным чутьем, прозвали эту войну - посмешище - "картофельной войной", так как пострадавшими оказались только картофельные посевы.
Войны XVII и XVIII веков часто характеризуются, как кабинетные. Термин "кабинетная война" употребляется, как понятие, противоположное народной войне. Война представляла дело только правительства, "кабинета", а не наций, не широких масс. Отсюда, однако, было бы ошибочно сделать вывод, что в то время, наряду с вооруженной борьбой, не существовало вовсе агитационного фронта борьбы. Бумажная война всегда сопровождала военные действия. Фридрих Великий не презирал фабрикацию фальшивых документов, которые позволили бы ему воспользоваться какими-либо национальными или религиозными козырями. Однако, фронт борьбы, обращенный к массам, являлся B XVIII веке еще чисто вспомогательным. Правительство шло своим путем, а какой-нибудь "прилежный правовед" выступал в роли его адвоката перед массами. Поведение армии в отношении населения имело решающее значение на агитационном фронте Со своей циничной откровенностью, Фридрих Великий так инструктировал своих генералов: "надо обрисовывать неприятеля в самом неприглядном виде и возводить на него обвинения во всевозможных замыслах против страны. В протестантских странах, как Саксония, надо играть роль защитников лютеранской религии, в католической стране мы должны постоянно твердить о веротерпимости". Следует "заставить себе служить небо и ад".
Росбах. Примеры тактического искусства Фридриха Великого из эпохи Силезских и Семилетней войны многочисленны и ярки. Под Росбахом, поздней осенью 1757 г., на второй год войны, соединенная франко-имперская армия, в составе около 50 тыс. плохо дисциплинированных солдат, стояла против 25 тыс. отборных прусских войск. Союзниками командовали принц Субиз (французами) и герцог Гильдбурггаузен (имперцами). На другом, важнейшем для Пруссии театре австрийцы разбив оставленный против них заслон, заканчивали завоевание Силезии, которая и являлась целью войны, и располагались там на зиму Фридриху Великому необходимо было скорее покончить с французами, чтобы до наступления зимы выгнать австрийцев из Силезии, без экономических ресурсов которой он не мог продолжать войну. Но союзники стояли на укрепленной позиции, атаковать на которой двойные силы неприятеля Фридрих не мог. Положение его уже становилось безвыходным, когда неприятель, вопреки обстановке, толкаемый своим численным перевесом, перешел в наступление. Принц Субиз решил вынудить пруссаков к отступлению, обойдя их с юга и угрожая перехватить пути отхода прусской армии. 5-го ноября, оставив 1/6 своих сил под начальством Сен-Жермена для демонстрации на фронте, Субиз двинулся в трех колоннах. Марш происходил по открытой местности, днем был - сделан большой привал. Спереди движение прикрывалось выдвинувшейся конницей. Фридрих Великий с Росбахской колокольни наблюдал движение союзников и утром получил представление, что под прикрытием оставленного арьергарда французы начали отступление; но после полудня ему ясно обрисовалось обходное движение неприятеля. Тогда Фридрих принял решение - встретить французский маневр контрманевром, обрушившись на голову походных колонн. Против С.-Жермена был оставлен незначительный, арьергард. 5 эскадронов гусар на гребне холмов маскировали совершающееся за ними передвижение армии. Конница Зейдлица одним ударом опрокинула и, прогнала с поля сражения французскую кавалерию. В то же время на холме Янус развернулась 18-орудийная батарея, начавшая обстрел французской пехоты, пытавшейся развернуться в сторону движения; прусская пехота перевалила через гребень и, наступая, открыла огонь залпами; в бою успели принять участие только 7 головных прусских батальонов, которые выпустили по 15 патронов. К этому моменту Зейдлиц успел, после первой атаки на конницу, собрать свои эскадроны и бросил их на многочисленный штаб принца Субиза и на толпящуюся в беспорядке французскую пехоту. Почти мгновенно все было кончено - французская армия в полном беспорядке бежала. Опасность на этом фронте была устранена, Фридрих получил возможность обратиться со своими лучшими полками на Силезский театр. Успех обходного маневра вообще связан с пассивностью противника, с отсутствием рипоста. По нашим современным понятиям, чтобы обойти противника, нужно прежде всего сделать его неподвижным, связать его, пригвоздить к месту боем. С этой точки-зрения заслон Сен-Жермена должен был бить крупнее; задача этого заслона должна была бы заключаться не в простом демонстрировании, а в ведении энергичного фронтального боя, который сковал бы маневроспособность противника, а затем уже потерявшего подвижность врага можно охватывать или обходить, с целью дать решительный оборот бою. Фланговое же. передвижение неуклюжей армии Субиза перед нескованным, гибким, особенно способным к быстрому маневрированию врагом являлось неоправдываемым риском.
Лейтен. Форсированным маршем (300 км. в 1.5 дней) Фридрих перебросил армию от Росбаха в Силезию. Австрийская армия, овладевшая важнейшими крепостями Силезии - Швейдницем и Бреславлем, совершившая конный набег на Берлин, считала кампанию 1757 года уже законченной и располагалась на зимних квартирах в отвоеванной области. Приближение прусской армии заставило сосредоточить впереди Бреславля 65 тыс. войск. Австрийцы заняли, позицию; чтобы упереть фланги, в местные предметы, пришлось растянуть фронт на 7 вёрст. 5-го декабря Фридрих Великий с 40 тыс. армией атаковал австрийцев.
Кусты скрывали местность перед фронтом. Впереди находились только австрийские гусары. Как только прусская конница оттеснила их, Карл Лотарингский, австрийский командующий армией, оказался в неведении о том, что делают пруссаки. Последние показались на дороге, шедшей к центру австрийского расположения, затем исчезли. Австрийцы, не предполагая, что пруссаки решатся на атаку сильнейшей армии, стремясь исключительно к пассивной цели и ожидая отступления пруссаков, не предприняли никаких мер и остались на месте. Между тем пруссаки. совершив в 2 верстах перед австрийским фронтом фланговый марш, внезапно появились против оконечности левого фланга австрийцев, занимавшего селение Лейтен, и с молниеносной быстротой выстроили" фронт в перпендикулярном направлении к австрийской позиции. Австрийцам пришлось вступить в бой одновременно с переменой фронта; подходившие с запозданием, с растянутого фронта, войска не успели развернуться и, нагромоздились, в беспорядке в глубину, образуя свыше 10 линий. Фридрих сосредоточил против селения Лейтен, куда направлялся главный удар, 4 линии войск и сверх того получил возможность охватить неприятеля обоими крыльями. На правом фланге пруссакам удался только огневой охват, на левом фланге прусская конница Дризена, выждав удобную минуту, опрокинула австрийскую конницу Лучези и навалилась на правый фланг австрийской пехоты. У австрийцев, на их несчастье, в сел. Лейтене не оказалось легкой пехоты, столь пригодной для обороны местных предметов, я их пехота так же неуклюже обороняла селение, как прусская атаковала его. Несмотря на полное истощение прусской пехоты, события на фланге вынудили австрийцев к отступлению, которое выродилось в панику. Фридрих организовал, преследование только конницей, оно велось не слишком энергично, но австрийцы поспешили увести в свои пределы остатки армии. В сражении при Лейтене Фридрих I повторил Росбахскии маневр Субиза, но выполнил его уверенно, быстро, молниеносно, так что сражение получило характер внезапного нападения на фланг противника. Если маневр Фридриха удался, то это объясняется не столько искусством исполнения, сколько пассивностью австрийцев, которые достигли всего, чего хотели, у которых не было никакой воли к победе и которые лишь с нетерпением ждали, когда от них отвяжется беспокойный неприятель и можно будет с удобством разместиться на хороших завоеванных зимних квартирах. Вялый всегда оказывается побитым решительным. Если бы австрийцы имели перед фронтом позиции авангард и сторожевые части, которые выгадали бы время и пространство для последующего маневра главных сил, или, еще лучше, если бы австрийцы, заметив уклонение в сторону голов прусских колонн, перешли в решительное наступление, не загадывая, маневрируют ли пруссаки или просто уклоняются от боя - прусскую армию, вероятно, постиг бы такой же разгром, как французскую при Росбахе{179}. Косой боевой порядок Фридриха, примененный при атаке сел. Лейтена, в котором современники видели какую-то магическую силу, в Лейтенской победе на самом деле роли не играл.
Сражение при Кунерсдорфе. Типичным для характеристики тактики прусской и русской армий является сражение под Кунерсдорфом 12-го августа 1759 г. Русская армия к которой присоединился австрийский корпус Лаудона, всего 53 тысячи, плюс 16 тысяч нерегулярных войск, в первых числах августа собралась у Франкфурта, на правом берегу Одера, и расположилась здесь укрепленным лагерем. Правый фланг был на холме с еврейским кладбищем, центр - на Шпитцберге, левый фланг - на Мюльберге. Мюльберг отделялся от Шпитцберга оврагом Кугрунд. , 8 дней находились русские на этой позиции и прикрыли свой фронт ретраншаментом, усиленным засеками, который образовывал загиб на Мюльберге. Австрийцы стояли, в резерве за правым крылом, Тыл прикрывали болота, шедшие к Одеру.
Фридрих сосредоточил к Мюльрозе 37 тысяч пехоты и 13 тысяч кавалерии - силы почти равные русско-австрийской регулярной армии. Наполеон, который имел в виду исключительно сражение и искал только в решительной победе успешного конца войны, обеспечил бы себе, вероятно, численное превосходство, притянув заслоны, оставленные отстаивать Силезию и Саксонию. Но Фридрих вел борьбу на измор, потеря провинции для него была опаснее тактической неудачи, только однажды, под Прагой в 1757 г., он находился в более выгодных численных условиях, чем теперь; он решил атаковать. Нанесение решительного удара возможно было бы, если бы удалось отрезать сообщения русской армии и атаковать ее с востока. Фридрих Великий произвел личную рекогносцировку с высот левого берега Одера. у Лебуса, сколько-нибудь удовлетворительной карты у него не было, он спутался в определении местных предметов, на которые открывался его кругозор, доверился показаниям местного жителя и пришел к убеждению, что русская армия стоит фронтом на северо-запад, к болотам Одера{180}.
Фридрих Великий решил переправить армию через Одер у Герица, в переходе ниже Франкфурта обойти русских с востока, ударить на них с тыла и опрокинуть в Одер. Выполнение этого плана вывело прусскую армию, описавшую почти полный круг, на фронт неподвижно стоявших русских. Так как пруды и буераки грозили разорвать наступление пруссаков на две части и создать два очага боев, что было противно стремлению Фридриха маневрировать всей армией совокупно, то он решил сосредоточить все силы на атаке Мюльберга - севернее полосы прудов, тянущейся от Кунерсдорфа. Против остального русского фронта не направлялось какого-либо связывающего наступления. Молодые полки русского обсервационного корпуса, решительной атаки пруссаков. Мюльберг был взят пруссаками, и Фридрих стремился, как и под Лейтеном, развить свой успех, прокатив свои войска вдоль русского фронта. Но у Салтыкова центр и правое крыло, никем не связанные, представляли огромный резерв. Упорный бой за Кугрунд пруссакам не удался: атака за Шпитцберг была отбита, русская артиллерия жестоко косила столпившуюся на Мюльберге прусскую армию, началась контратака русских, паника охватила прусские ряды. В отчаянии, Фридрих приказал Зейдлицу вести в атаку массу конницы. Зейдлиц видел безнадежность атаки по пересеченной местности на расположенного за укреплениями брага, но по повторному приказу бросил свои эскадроны в атаку. Они были отбиты огнем, русская и австрийская кавалерии перешли в контратаку; прусская армия, бросив артиллерию и обозы, в полном беспорядке бежала и рассеялась. Вечером Фридрих из 50-тысячной армии смог собрать только 10 тысяч, считая в том числе 7 тысяч, оставленных у Герица на мостах через Одер; через несколько Дней удалось собрать до 31 тысячи. Потери пруссаков, таким образом, около 19 тысяч, русских и австрийцев - до 17 тысяч. Пруссаки понесли решительное поражение. По замечанию Клаузевица, Фридрих Великий под Кунерсдорфом запутался в сетях собственного косого боевого порядка. Удар на левый русский фланг в одну точку, поскольку он не вызвал крушения всего русского боевого порядка, поставил пруссаков в очень трудное положение, скомкав их фронт, сосредоточив всю пехоту на тесном пространстве Мюльберга и лишив их маневроспособности. В этом сражении обращает на себя внимание сверхфилософское равнодушие Салтыкова к кружащейся около него прусской армии, пассивное сидение русских на удобно (сразу тылом к неприятелю) выбранной позиции, крепкая их тактическая выдержка, ошибка столь опытного полководца, как Фридрих, при рекогносцировке неприятельского расположения, наконец, крайняя зависимость линейного боевого порядка от местных условий, заставившая Фридриха сузить участок атаки.
Беренхорст - сын Леопольда Дессау, знаменитого воспитателя и вождя прусской пехоты, адъютант Фридриха Великого - бросил военную службу, так как не смог вытерпеть презрительного отношения короля к своей свите. Ему принадлежит глубокая критика Фридриховского военного искусства.
Беренхорст совершенно игнорировал геометрическую часть военного искусства и сосредоточил все внимание на моральных силах, на человеческом сердце. Ему принадлежит самая строгая критика парадной стороны прусской армии, которая ослепляла столь многих. Маневренное искусство пруссаков иллюзорно - в нем нет ничего, применимого для серьезной боевой работы, оно вызывает крохоборчество (микрологию), боязливость, служебное рабство и военную грубость. Мелочность, лихорадка деталей владеют прусской армией. Здесь ценят ничтожные подробности обучения, если только они даются с большим трудом. Оберманевристы играют в тактические загадки. Фридрих Великий не только не поднял, но принизил моральные силы армии, не счел важным озаботиться состоянием духа, мужества и внутренних достоинств солдата; этот полководец умел лучше расходовать, чем воспитывать солдат. Сколько мысли, прилежания, трудов и сил тратится на учение прусской армии - и большей частью совершенно бесполезно, а отчасти даже и ко вреду. О, суета всех искусственностей... В прусской армии человек дрессируется скорее, чем четырехногий воин, иронизирует Беренхорст, так как прусский солдат от побоев становится гибче и ученее, а лошадь брыкается при каждом ударе. И как раз то, над чем более всего ломают свою голову искусники, что стоит офицеру грубейших замечаний, а солдату достается самыми тяжелыми ударами - все это не применимо в действительном бою. Как чувствует себя опытный, храбрый офицер, привыкший встречаться с неприятелем и хладнокровно распоряжаться во время атаки, когда на смотру он потеряет дистанцию - отстанет или налезет на 10 шагов...

Прослеживая истоки современных войн, можно сделать вывод, что в их основе лежат два фактора: возникновение унитарных государств, с их тенденцией к централизации; стабильность развития промышленности и торговли, контроль всех доходов и… изобретение штыка. Первый из этих факторов сделал возможным - или даже неизбежным - организацию регулярных армий на постоянной основе. Второй позволил осуществить применение этих армий с использованием стратегии и тактики, соответствующих новым видам вооружений, которые были внедрены в практику.

За сравнительно короткий промежуток времени все искусство войны совершенно изменилось. Войны больше не начинались ни со съезда в определенное место джентльменов со слугами и вассалами, ни с вооружения и оснащения отрядов едва обученных ополченцев. Да и оружие не начинали ковать только после начала войны - оно уже лежало наготове, наточенное и вычищенное, рядом с рукой его хозяина. И военачальник уже не осматривал острым взглядом поле будущего боя, выбирая место получше, где следовало бы расположить массу пикинеров, которые прикроют ряды стрелков. Теперь огонь и таранный удар соединялись воедино. И офицеры уже не беспокоились о том, что их подразделения стрелков могут быть разметаны кавалерией, окажись они без прикрытия леса пик. Теперь, образно говоря, каждый мушкет отрастил себе стальное острие и каждый мушкетер стал пикинером.

Когда же к этому потрясающему нововведению было добавлено принятие на вооружение в европейских армиях усовершенствованного мушкета с кремневым замком, то огневая мощь на поле боя стала решающим фактором. Ушли в прошлое длинные горящие фитили, столь зависимые от ветра и дождя. И туда же удалились темпераментные колесцовые замки с их ключами для завода и прижимными пружинами. Теперь мушкет, пистолет и карабин - все они имели один и тот же механизм, которые мог содержаться в рабочем состоянии с помощью самых простых инструментов. При этом не только усилилась скорость стрельбы, - ликвидация пикинеров позволила вдвое увеличить численность мушкетов в боевых порядках. Неуклонный, но постоянный прогресс шел также в отношении конструкции и технологии производства артиллерийских орудий, в результате чего этот род войск постепенно становился все более и более мобильным.

Все это были новые инструменты ведения войны, которые ожидали появления великих полководцев и блистательных солдат XVIII века. И эти великие полководцы появились во множестве: Карл XII, Мальборо, Ойген, Сакс, Клайв, Вольф, Вашингтон, Суворов и целая плеяда военачальников, носивших трехцветную кокарду. Их судьба и слава, добытые ведомыми ими солдатами, стали частью воинских традиций их народов. Но, если бы беспристрастного судью воинских достоинств попросили назвать генерала и солдат, заслуживших самую высокую репутацию в этом столетии, он не колеблясь выбрал бы Фридриха II - прозванного Великим - и его несравненную прусскую армию.

Этот его выбор не означал бы пренебрежительного отношения к генералам и солдатам, упомянутым выше. Фридрих не был столь же успешен на поле боя, как герцог Мальборо; не был он и отважнее Карла XII. Его пруссаки не превосходили храбростью облаченных в красные мундиры воинов при Фонтенуа, не были они ни более стойкими, чем привычные к трудностям крестьяне графа Александра Суворова, ни более патриотичными, чем те воины армии Вашингтона, которые умирали и замерзали в Вэли-Фордже. Но как военной машине, обученной маршировать и вести огонь, маневрировать и наступать быстрее и лучше, чем это делали любые солдаты прошлого и настоящего, им не было равных. И человек, который вел их, - государственный деятель, поэт, стратег, общественный реформатор, философ и организатор - был, вне всякого сравнения, одним из величайших военачальников всех времен.

Возвышение Пруссии представляет собой отличный пример потенциальной мощи, заключенной в небольшом полумилитаристском государстве, управляемом способными и работящими людьми, думающими и заботящимися только о безопасности и упрочении своего государства. История Пруссии как государства, собственно, начинается только в 1701 году, когда Фридрих I, маркграф Бранденбургский, короновал себя в качестве прусского короля. Но еще задолго до этого правители Бранденбурга с помощью войн, браков и договоров умудрялись сохранять целостность своих земель, а время от времени еще и приумножать их. Политика эта нашла свое наиболее яркое выражение в период правления предыдущего маркграфа Фридриха-Вильгельма, прославившегося своей крупной победой над шведами при Фербеллине и известного как «Великий курфюрст» (маркграфы Бранденбурга были одними из девяти принцев, имевших право избирать императора Великой Римской империи германской нации). Твердо уверенный в том, что сильная армия столь же необходима в дипломатии, как и на поле брани, маркграф владел шпагой столь же искусно, как и пером. Своим разумным правлением и курсом на религиозную терпимость в стране он не только заслужил любовь своего народа (достаточно необычное чувство в Германии тех дней), но и привлек в страну тысячи эмигрантов-протестантов из Франции и Голландии (ставших со временем чистокровными тевтонскими предками расы господ).

При Фридрихе армия продолжала увеличиваться в численности, и на полях Войны за испанское наследство прусские войска обрели завидную репутацию.

В 1713 году ему наследовал его сын, Фридрих-Вильгельм. Этот монарх остался в истории как фанатичный деспот - грубый и жестокий, с неуравновешенным нравом, - но в то же время как крупный организатор и необыкновенный труженик на троне, фанатически преданный идее возвышения Гогенцоллернов и расширения власти Пруссии. Финансы, сколоченные им путем суровой экономии, которую он ввел в каждой области государственного управления - в том числе и в расходах на королевский двор (королева была вынуждена обходиться только одной придворной дамой), - он расходовал в основном на армию. Численность ее была увеличена с 50 000 до 80 000 человек, набранных в основном насильственной вербовкой. Пройдохи вербовщики и банды проходимцев-охмурял стали столь же привычным антуражем во всех прусских владениях, как и в английских портах во время войны, а любой пробел между этими методами привлечения новых рекрутов в армию заполнялся той или иной формой воинской повинности. Все аристократы были обязаны служить в качестве офицеров, что связывало феодальную знать с короной тесными и жесткими военными узами. Их юные сыновья занимались в военных школах, и этот кадетский корпус молодых юнкеров был кадровым резервом для офицеров все увеличивающейся армии. Его особым увлечением, которому он предавался со всей страстью, был полк гигантов гренадер, которых он завлекал деньгами или даже похищал из всех стран Европы. По словам генерала Фуллера, некий итальянский аббат много выше среднего роста был похищен, когда служил мессу в одном из итальянских костелов. Добытые такими же способами рослые девицы должны были стать достойными подругами этих воинов-монстров. Эти любимые Фридрихом «длинные парни» так никогда и не побывали на поле боя, и одним из первых своих указов Фридрих II распустил эту чрезвычайно дорогую коллекцию.

Как и можно было ожидать от столь прилежного монарха-труженика, в королевской семье насчитывалось четырнадцать принцев и принцесс. Но смерть не видит никакой разницы между принцем и нищим, и лишь четвертый сын короля, Карл-Фридрих, стал наследником престола - и, как можно было заметить, этот титул скорее был ему в тягость, чем в радость. Фридрих-Вильгельм, который позволял себе поколачивать тростью даже королеву, не говоря уже о ком-либо из подданных, попадавших ему под горячую руку, будь то канцлер империи или лакей, не жалел розог для воспитания своих детей. К сожалению, чувствительный ребенок, которому судьба предназначила стать наследником престола, был прямой противоположностью тому, каким, по мнению доброго короля, должен быть будущий правитель. Мало кому из детей выпало на долю такое трудное детство, как юному Карлу-Фридриху. Жестокие порки, полуголодное существование, оскорбления, унижения и намеренная жестокость сопровождали его вплоть до самого дня смерти его отца. Дважды король в слепой ярости едва не убил его - однажды пытался задушить шнуром от портьеры, а в другой раз от мальчика едва удалось отвести клинок отцовской шпаги.

Доведенный едва ли не до безумия подобным обращением, юный принц задумал побег. План его дошел до ушей отца, и юноша был посажен под арест, осужден за дезертирство и, по настоянию отца, приговорен к расстрелу. Лишь вмешательство многих известных личностей, в том числе самого императора, побудило старого тирана помиловать сына. Принца, однако, заставили присутствовать при казни его ближайшего друга, молодого лейтенанта, который помогал ему в подготовке побега.

Прусский конный гренадер

Представляется просто чудом, что, имея отцом такое чудовище, юный принц сохранил в своем характере умеренность и здравый смысл, которые он обычно демонстрировал в отношении тех, с кем общался. Действия же его в качестве государственного мужа, наоборот, были отмечены такой печатью цинизма, безжалостности, лживости и откровенного мошенничества, которая редко встречалась даже среди коронованных голов Европы.

Но доскональное постижение всего, относящегося к прусским владениям, от возведения плотин до разведения свиней - а все эти знания вдалбливались в сопротивляющегося такому познанию юношу силой или посредством силы, - дали молодому принцу такое знание своего будущего королевства, которым редко какой монарх мог бы похвастаться. К тому же между принцем и его народом постепенно возникло прочное чувство привязанности и уважения - что станет весьма важным фактором, когда королевство будет едва не завоевано врагами.

В последние годы правления старого короля было заключено нечто вроде перемирия между отцом и сыном, который во исполнение своего долга будущего монарха женился на выбранной для него невесте и стал выказывать интерес и даже рвение в изучении различных державных аспектов прусского государства. Ему было позволено завести свой небольшой двор в его замке Рейнсберг. Здесь он погрузился в свои литературные занятия, играл на флейте и предавался философским размышлениям со своими друзьями, многие из которых были французами. (Именно эта франкофилия и заставляла порой его отца впадать в почти неуправляемую ярость.) Такое гедонистическое существование, которое, как часто говаривал Фридрих, было самым счастливым периодом его жизни, обмануло многих из его современников, предполагавших расцвет в Пруссии новой великой эры культуры и просвещения, когда юный поэт и философ унаследует трон. Как же они ошибались!

Спустя всего шесть с половиной месяцев после своего восхождения на трон он обдуманно втянул королевство в войну. Конфликт, который Фридрих столь хладнокровно начал, возник не по причине недоразумения или из-за порыва гнева молодого монарха. Напротив, это был намеренный и рассчитанный поступок человека, который тщательно взвесил все шансы. И стимулом, больше всего побудившим его сделать этот шаг, были те самые основы, на которых было выстроено прусское государство: разумная и здоровая финансовая система и армия. Благодаря строжайшим финансовым мерам его отца казначейство пухло от денег, а армия представляла собой блестяще организованную силу численностью в 80 000 человек, вымуштрованных так, как еще никогда не был вымуштрован солдат.

Прусский пехотинец

Муштра в армии была столь суровой - с поркой, избиениями и другими формами телесных наказаний, назначаемых за малейшее нарушение дисциплины или промедление в выполнении приказа, - что участие в боевых действиях воспринималось как благословенное облегчение. Ни с одним солдатом в те времена не обращались иначе, как с существом определенно более низкого класса, но отношения между невежественной, грубой, ограниченной знатью и даже еще более невежественным крестьянством, из которого и формировался рядовой состав прусской армии, были, насколько можно судить, особенно плохими. Для офицеров прусский солдат был не человеческим существом, но куском облаченной в голубой мундир глины, который следовало побоями и муштрой превратить в бесчувственного робота, неспособного к самостоятельному мышлению. («Если мои солдаты начнут думать, - заметил однажды Фридрих, - то в строю не останется ни одного».) Его собственная позиция по поводу солдат и отношений между офицерами и рядовыми заключалась в следующем: «Все, что следует дать солдату, - это привить ему чувство чести мундира, то есть высочайшее почитание своего полка, стоящего превыше всех остальных вооруженных сил в стране. Поскольку же офицеры должны будут вести его навстречу величайшим опасностям (и он не может быть ведомым чувством гордости), он должен испытывать бoльший страх перед своим собственным офицером, чем перед той опасностью, которой он подвергается».

Блестяще вымуштрованного прусского солдата, однако, не следовало транжирить без необходимости. Он был пешкой в большой военной игре и в державной политике, причем такой, которую трудно заменить. Фридрих писал: «Проливать кровь солдата, когда в этом нет необходимости, - значит бесчеловечно вести его на бойню». С другой стороны, - подобно любому хорошему генералу, он, не скупясь, бросал их в бой, когда это служило его целям, и тогда солдатская кровь текла рекой.

Как бы негуманна ни была прусская система муштровки и боевой подготовки, но на поле боя она давала большие преимущества. Тактика того времени отнюдь не поощряла личную инициативу солдата или офицера - как раз наоборот, она требовала безоговорочного повиновения воле вышестоящего командира и буквально автоматического выполнения отданного приказа. Движения по заряжанию оружия и стрельбе из него повторялись бесчисленное множество раз, пока солдат не начинал выполнять их с машиноподобной точностью при любых обстоятельствах. Маневры сомкнутым строем с акцентом на скорость передвижения и поддержание строя отрабатывались вплоть до самого дня сражения, когда сложные передвижения выполнялись уже в дыму и сумятице битвы, когда пушечные ядра косили ряды солдат, а половина офицеров и сержантов были убиты.

Прусская кавалерия - сплошь крупные мужчины на сильных и выносливых конях - была подготовлена в соответствии с воззрениями на тактику конницы, которая господствовала тогда в Европе, то есть движение сплошной конной лавиной и наступление медленной рысью, с ведением огня из пистолетов и карабинов. Это не отвечало присущему Фридриху стилю ведения боя, и после первой же своей военной кампании он переобучил своих конников маневрированию на большой скорости и атаке всеми наличными силами с саблями в руках. Использование всадниками огнестрельного оружия в седле было запрещено, а вооружение и снаряжение облегчено. Были приняты все возможные меры к тому, чтобы кавалерия могла двигаться быстрее, сохраняя в то же время установленный строй и равнение в рядах.

Современник, повествуя о том прекрасном состоянии, в которое Фридрих привел свою кавалерию, писал: «Лишь в Пруссии существует такое положение, при котором конники и их офицеры питают такую уверенность, такое мастерство в обращении со своими лошадьми, что буквально сливаются с ними и возрождают в памяти мифы о кентаврах. Лишь там можно видеть, как шестьдесят или восемьдесят эскадронов, в каждом из которых от 130 до 140 конников, маневрируют столь слаженно, что всем кавалерийским флангом можно прекрасно управлять на поле боя. Лишь здесь можно видеть, как 8000 или 10 000 кавалеристов несутся в общую атаку на расстоянии в несколько сотен ярдов и, нанеся удар, тут же останавливаются в полном порядке и немедленно приступают к следующему маневру против новой линии вражеских войск, которая только что появилась на поле боя».

Внедряя это ошеломляющее изменение в принятую тактику кавалерии, Фридрих получил полное содействие двух генералов от кавалерии, Зейдлица и Цитена, которые непосредственно и вели прусских конников от победы к победе, и совершенно дискредитировал старые методы. Другой военный автор того же времени писал: «Такого мне еще не приходилось ранее видеть, но в ходе боев на моих глазах неоднократно эскадроны, полагавшиеся на свое огнестрельное оружие, были опрокинуты и разбиты эскадронами, шедшими в атаку на скорости и не ведшими огня».

Полковник Джордж Тейлор Денисон, канадский автор, признавал в своей «Истории кавалерии»: «Еще никогда в древней или современной истории, даже в ходе войн Ганнибала или Александра Македонского, кавалерией не были совершены столь блестящие операции, которые можно было бы сравнить с деяниями конников Фридриха Великого в его последних войнах. Секрет их успеха заключался в тщательной подготовке отдельного солдата, в постоянных маневрах больших масс конницы, в доверии к сабле и в пламенной энергии, а также в тщательной расчетливости великих военачальников, командовавших ею».

Он также упоминает одну из заметок Фридриха на полях его меморандума по тактике кавалерии. «N. В. Если обнаружится, что какой-то солдат отказывается исполнять свой долг или желает сбежать, то первый же офицер или унтер-офицер, заметивший это, должен поразить его своей саблей» - целительная мера, которая сохранялась во имя поддержания дисциплины с самого начала истории и, как представляется, будет сохранена и в будущем. Один трус может увлечь за собой всю роту, а ненадежная рота может стать причиной поражения в сражении. Расправа с трусливым солдатом прямо на поле боя - это мучительное решение, которое, может статься, придется в один момент принять любому офицеру или унтер-офицеру. Бывают, однако, времена, когда людей не может удержать в строю даже страх смерти (что в значительной степени обусловливает то, почему большинство людей все-таки остаются в строю, хотя все инстинкты повелевают им бежать). В такие моменты осознание того, что впереди их, возможно, ждет почетная смерть, а позади - смерть неизбежная, причем бесчестная, удерживает их на месте.

Прусская кавалерия подразделялась на три вида: кирасиры, драгуны и гусары.

Кавалерия всегда, с начала истории, подразделялась на три более или менее обособленные группы - легкую, среднюю и тяжелую. Легкая кавалерия предназначалась для разведки, рекогносцировки и быстрых атак. Средняя, более тяжеловооруженная и лучше защищенная доспехами, все же сохраняла быстроту маневра. Тяжелая - крупные воины на больших конях, часто целиком закованные в доспехи, - была значительно медленнее, но побеждала врага шоковым ударом за счет своей массы. Во времена Фридриха Великого такое деление было усугублено еще и использованием огнестрельного оружия. Существовали кирасиры, все еще сохранявшие кирасу из наспинника и нагрудника, которые были вооружены двумя громадными пистолетами и тяжелым палашом; драгуны, как тяжелые, так и легкие, имели на вооружении короткий мушкет со штыком и саблю и были способны вести бой пешими, если того потребуют обстоятельства; конные гренадеры, чьи функции почти совпадали с функциями тяжелых драгун; гусары - легкая кавалерия - вооруженные саблей и еще более коротким мушкетом, называвшимся карабином; в некоторых частях уланы, тяжелые и легкие.

Головные уборы гусарского полка «Мертвая голова» и 2-го гусарского полка

Однако с самого начала такого многообразия видов кавалерии существовала все усиливающаяся тенденция (особенно в прусских частях) использовать легких драгун и гусар в одном строю с полками тяжелой кавалерии. Эта тенденция особенно обозначилась в течение следующего столетия, и к тому времени, когда конница исчезла с полей сражений, почти не существовало какой-либо разницы в вооружении, оснащении и использовании между кавалерийскими полками различных типов.

Кирасиры и драгуны Фридриха были сведены в полки по пять эскадронов, состоявшие из двух рот по семидесяти человек в каждой. Каждый полк насчитывал семьдесят пять офицеров и двенадцать трубачей. Гусарские полки, представлявшие собой легкую кавалерию, состояли из десяти эскадронов каждый. Строй эскадрона, принятый накануне Семилетней войны, представлял собой две шеренги, а для атаки полк формировал две линии, эскадроны в первой линии строились с небольшими интервалами, а во второй, или резервной, линии - в более свободном порядке.

Поскольку кавалеристы часто использовались небольшими группами, или пикетами, что давало большие возможности для дезертирства, кавалерия набиралась с определенным разбором, особым предпочтением пользовались сыновья благополучных фермеров или владельцев небольших земельных участков. В случае дезертирства сына его родители несли ответственность за пропажу как солдата, так и коня.

Для поддержки масс кавалерии в бою Фридрих создал первые подразделения конной артиллерии, легкие орудия, перевозимые конной тягой, и орудийные передки с верховыми пушкарями. Эта мера открыла путь для новых возможностей тактики кавалерии. В первый раз огневая мощь артиллерии соединилась с ударной мощью атакующих всадников. До этого времени атакующая кавалерия, вплоть до момента непосредственного соприкосновения с неприятелем, была открыта огню вражеской артиллерии и несла жестокие потери, сидя верхом на конях час за часом, под разящим огнем врага, не имея возможности ответить на него.

Артиллерия уже играла заметную роль в войнах XVIII столетия, и армии Фридриха имели в своем составе значительное число 3-, 6-, 12- и 24-фунтовых орудий. Фридрих также широко использовал 18-фунтовые гаубицы, которые могли посылать снаряд по навесной траектории через препятствие, например холм, и поражать войска неприятеля, скрывающиеся за ним.

Артиллерийский же снаряд, однако, хотя и появился в XVI столетии, не претерпел изменений к лучшему - да и не был способен к изменениям до такой степени, чтобы стать решающим фактором на поле боя. Разрывной заряд в нем был слишком мал, а взрыватели слишком ненадежны - до такой степени, что ядро порой взрывалось в стволе орудия или, что случалось чаще, не взрывалось вообще. Эти снаряды стали эффективными лишь с появлением орудий с нарезным стволом, стреляющим цилиндрическими снарядами с взрывателями ударного действия. Основным средством поражения была шрапнель, которая и оставалась таковой вплоть до окончания Гражданской войны в США.

Пехотные полки прусской армии состояли из двух батальонов - в каждом из них насчитывалось по восемь рот. Из последних одна рота была гренадерской. Правда, сами гранаты использовались теперь только в случае осадных действий, но особые роты, формировавшиеся из самых высоких и сильных воинов, тем не менее оставались, хотя личный состав их был вооружен мушкетами. Такая рота считалась элитной ротой полка и часто носила отличительное обмундирование или особый головной убор. Для боя батальоны формировали боевой строй по три человека в глубину.

Прусский солдат имел на вооружении металлический шомпол, хотя в то время другие армии использовали шомполы из дерева. Вес и надежность металлического шомпола давали преимущества при заряжании, но лишь в результате бесконечных тренировок прусская пехота могла делать по пять залпов в минуту, тогда как командование других армий было счастливо, если их солдатам удавалось за это же время выстрелить дважды.

Подобная четкость обращения с оружием встречалась редко в каких армиях, если вообще могла сравниться с прусской. Она достигалась только в профессиональных армиях, у долго служивших солдат, которые тратили на подобную муштру изрядную долю своей жизни. Во времена битвы при Ватерлоо мушкетный огонь британской пехоты считался самым убийственным во всем мире. Воинская подготовка требовала, чтобы британские солдаты могли заряжать мушкет и стрелять пятнадцать раз в течение трех и трех четвертей минуты - то есть четыре раза в минуту. Но даже при таком темпе стрельбы их огонь не мог сравниться со скорострельностью пруссаков Фридриха; разве что стрельба британцев была несколько более точной, поскольку английских солдат обучали прицеливаться перед тем, как нажать на спусковой крючок.

Огонь велся поротно, а не шеренгами и начинался с обоих флангов батальона. Когда командир, стоявший на фланге роты, давал команду «Огонь!», командир следующей роты командовал своим подчиненным «Готовсь!» - и так до центра. Когда давали залп две стоявшие в центре роты, фланговые уже заканчивали перезаряжать мушкеты и изготавливались к стрельбе. При наступлении каждая рота перед открытием огня продвигалась вперед на несколько шагов. Таким образом, наступление батальона складывалось из последовательных продвижений отдельных рот, медленно шагавших вперед и изрыгавших пламя и дым с трехсекундными интервалами. На расстоянии тридцати шагов от неприятельских рядов либо на большем, если передовая шеренга под градом свинца теряла строй, отдавалась команда, и солдаты шли в наступление с примкнутыми штыками.

Уже было сказано о том, что стрелковое оружие того периода, то есть до принятия на вооружение нарезного мушкета, вполне соответствовало тактике того времени. Или вернее будет сказать, что тактика того периода, как и любого другого периода истории, определялась существующим на тот момент оружием. По современным стандартам оружие это выглядело достаточно примитивным. Основным оружием пехоты был гладкоствольный мушкет. Поскольку такой вид огнестрельного оружия использовался всеми странами вплоть до второй четверти XIX века, имеет смысл подробно описать его.

Кремневое ружье, которое пришло на смену фитильному и колесцовому ружью XVII века, представляло собой, по сравнению со своими предшественниками, гораздо более эффективный механизм. Его замок был более надежен, его можно было гораздо проще обслуживать и чинить. Воспламенение заряда осуществлялось от кремня, закрепленного в державке курка, высекавшего искры при ударе кремня о стальную пластину с насечкой, называвшуюся теркой. Если ружье было правильно снаряжено, а кремень в хорошем состоянии (солдат имел запасные кремни. Британцы получали три кремня на каждые шестьдесят выстрелов) и правильно установлен, порох на затравочной полке сухой, а затравочное отверстие не забито нагаром, ружье верно служило своему владельцу.

Мушкет «Коричневая Бесс» с ударным кремневым замком

Один офицер в 1796 году жаловался на то, что «ненадежность мушкета, и в частности крышки затравочной полки его замка, приводит к тому, что солдаты называют осечкой. Они случаются столь часто, что если взять наугад любое число человек, то после десяти или двенадцати залпов вы увидите, что по крайней мере пятая часть патронов не была использована. Следовательно, один человек из пяти практически не участвовал в обстреле неприятеля. Такое мы наблюдаем каждый день во время боевых действий снова и снова; я сам неоднократно видел, как после команды «огонь» солдаты пытаются выстрелить, но тщетно…».

Если исходить из числа операций, необходимых для производства выстрела, то можно сказать, что кремневое ружье могло быть перезаряжено и изготовлено для производства нового выстрела довольно быстро; длительность этого процесса целиком зависела от подготовленности и самообладания каждого солдата в отдельности. Мушкет системы Тауэра, ставший всемирно известным под прозвищем «Коричневая Бесс», представлял собой оружие, широко распространившееся во всех армиях. Как и другие образцы современного ему оружия, он оставался практически неизменным с начала XVIII столетия. Его вес составлял одиннадцать фунтов и четыре унции, не считая веса штыка, сама же пуля сферической формы весила одну унцию. Пуля вместе с пороховым зарядом хранилась в бумажном патроне, конец которого солдат перед выстрелом откусывал и, высыпав часть пороха на затравочную полку, засыпал остальной в ствол. Затем в ствол шомполом загонялась до упора пуля. Покинув ствол, пуля следовала в том направлении, которое ей придал последний удар при вылете из дула. При такой внутренней баллистике о какой-либо точности попадания на расстоянии далее нескольких метров говорить не приходилось. Единичный человек на таком расстоянии имел довольно значительные шансы остаться в живых. На больших расстояниях точность падала столь быстро, что на рубеже в 137 метров любое попадание было просто чудом. Известный стрелок, майор британской армии в дни Войны за независимость США, писал: «Солдатский мушкет, если только его ствол должным образом просверлен и не искривлен, что бывает весьма часто, дает возможность попасть по фигуре человека на расстоянии до 73 метров - а иногда и до 91,5 метра. Но воистину исключительным неудачником будет тот солдат, который будет ранен из обычного мушкета на расстоянии 137 метров; что же до стрельбы по человеку на расстоянии 183 метра, то с таким же успехом можно стрелять по луне и надеяться попасть в нее».

Во многих отношениях это было довольно плохое оружие. Верно, что оно было надежным и простым в обращении, а поэтому являлось вполне подходящим товарищем крепкому и недалекому крестьянину, вооруженному им. Оно также представляло собой весьма удачную опору для штыка, посредством которого все еще решался исход многих сражений, но как огнестрельное оружие оно оставляло желать много лучшего.

Если солдат был снабжен оружием, эффективная дальность стрельбы которого не превышала 36,5 или 45,7 метра, то нет ничего удивительного в том, что во многие атаки он шел с незаряженным мушкетом, используя только сталь своего штыка. Существовала, однако, еще одна причина для штыковых атак. Заключается она в том, что не так-то просто воодушевить значительные массы людей до такой степени, чтобы побудить их идти в атаку под сильным огнем неприятеля, особенно если они уже побывали в бою и понесли урон от этого огня. Барабаны могут выбивать дробь, а офицеры кричать и размахивать саблями, но это не всегда может победить определенное колебание у тех, кто стоит в первой шеренге и должен сделать первый шаг. Поэтому если строй уже пришел в движение, то весьма существенно, чтобы движение это не прерывалось до тех пор, пока не произошел контакт с противником. Если первая шеренга остановится для залпа, то всегда существует вероятность того, что атака перейдет в перестрелку, и наносимый ею удар потеряет свою мощь.

Мир в войнах

Возвращаясь к Фридриху, надо сказать, что в мае 1740 года умер старый Фридрих-Вильгельм и на троне оказался эссеист и поэт, обладающий великолепно вымуштрованной армией и туго набитой казной. Имелось и искушение в виде слабого соседа - причем не только слабого, но и даже не соседа, а соседки, причем прекрасной.

Когда в октябре 1740 года умер номинальный глава весьма рыхлой Священной Римской империи Карл VI, у него не было наследников мужского пола - только дочь, Мария-Терезия. Было составлено соглашение, получившее название Прагматической санкции, которое гарантировало ее наследование. Договор этот был признан всеми государствами, за исключением одной только Баварии. Фридрих, который также был связан этим весьма важным соглашением, нацелился на богатую провинцию Силезию. Он принял решение захватить ее, обосновав подобное действие весьма шаткими и полузабытыми правами. Но для пропагандистских целей эти права были извлечены из древних актов и всячески раздувались (на подобные действия король был мастером). Втайне он признавался, что «амбиции, интересы и желания подвигнуть людей говорить обо мне приблизили день, когда я решился на войну».

Король направил эрцгерцогине послание с предложением, в обмен на легализацию его претензий на отторгнутые территории, организовать оборону остальных ее владений от посягательств любой другой державы. Подобное предложение, весьма напоминающее мафиозное предложение «крыши», было с негодованием отвергнуто, и австрийцы стали готовиться к войне. Но Фридрих столь внезапно бросил тысячи своих солдат через границу Силезии, что юная эрцгерцогиня узнала об этом только тогда, когда эта ее провинция уже была захвачена. Совершенно не готовые к такому повороту событий, ее войска, расквартированные в Силезии, были быстро оттуда выведены. Захват Силезии имел далекоидущие последствия. Процитируем английского историка Макколи: «Весь мир взялся за оружие. На главу Фридриха пала вся кровь, которая была пролита в войне, яростно бушевавшей в течение многих лет и в каждом уголке света, кровь солдатских колонн при Фонтенуа, кровь горцев, павших в бойне при Куллодене. Беды, сотворенные его злой выходкой, охватили и те страны, в которых даже не слыхивали имени Пруссии; и, во имя того, чтобы он мог грабить соседние ему области, которые он обещал защищать, чернокожие люди сражались на Коромандельском берегу, а краснокожие воины снимали друг с друга скальпы у Великих озер в Северной Америке».

Редко когда карьера выдающегося генерала начиналась столь неблагоприятно, как в случае с Фридрихом. Первое большое сражение произошло у Мольвица (10 апреля 1741 года). Прусская кавалерия была тогда еще не в лучшей своей форме, которой она достигла впоследствии, поэтому удар более многочисленной австрийской конницы вытеснил ее с поля боя. Король был убежден, что бой проигран, и спешно покинул поле боя. Затем австрийская кавалерия снова атаковала, на этот раз центр прусских сил, но на доблестную прусскую пехоту под командованием бывалого ветерана, маршала Шверина, трудно было произвести впечатление какой бы то ни было кавалерией в мире. Храбрые австрийцы атаковали ее пять раз, но каждый раз мушкетный огонь отбрасывал их назад. Австрийская пехота имела не больший успех, чем кавалерия, и наконец маршал отдал своим воинам приказ перейти в атаку. Стройными рядами, под музыку своих оркестров, пруссаки двинулись на врага, и австрийцы, не выдержав, отступили, бросив девять орудий. Король, как язвительно заметил Вольтер, «покрыл себя славой - и пудрой».

Война все продолжалась. Подписывались тайные соглашения, заключались сепаратные миры, совершались вторжения, отступления и предательства. Пруссаки выиграли несколько значительных сражений - при Хотузице, Хоенфридберге и Кессельдорфе, еще выше поднявшие престиж их оружия. Кроме этого, Силезия надолго стала владением прусской короны.

В течение 11 лет (1745–1756) в Пруссии царил мир, и Фридрих получил возможность посвятить себя проблемам страны. Проектировались и возводились здания и мосты, осушались болота, развивалось сельское хозяйство, поощрялась промышленность, возродилась захиревшая Академия наук, расширялось народное просвещение. Как и можно было ожидать, большое внимание уделялось армии. Численность ее увеличилась до 160 000 человек, и к началу Семилетней войны армия представляла собой самые подготовленные и оснащенные вооруженные силы в мире.

1 - офицер-кирасир; 2 - палаш; 3 - перевязь с ташкой; 4 - кираса из простой стали рядового кирасира

Этот знаменитый конфликт, в ходе которого Пруссия не единожды оказывалась на грани уничтожения, был прямым следствием той роли, которую сыграл Фридрих в предшествующей войне. Мария-Терезия не могла забыть и простить отторжение Силезии; Франция, хотя и традиционный враг Австрии, была обеспокоена возвышением Пруссии (к тому же многие из язвительных высказываний Фридриха были направлены на мадам де Помпадур, в то время истинную правительницу Франции). Своими колкими замечаниями он не щадил и русскую царицу Елизавету; одним из ее прозвищ, данных ей, было «папская ведьма». Мария должна была вернуть себе Силезию; в обмен на помощь Франции той были обещаны австрийские владения в Нидерландах; царице должна была достаться Восточная Пруссия; Саксонии были обещаны Магдебург и Швеция с Померанией. Таким образом, Фридрих восстановил против себя все государства континента, рассчитывать же он мог только на поддержку английского флота и английских денег, поскольку Англия автоматически становилась союзником противников Франции. По сути, никогда не прекращались сражения между двумя державами в их заокеанских владениях - в Индии, Канаде и Вест-Индии.

Коварный Фридрих, не дожидаясь, пока все его противники объединятся, нанес удар первым. Оставив часть войск присматривать за русскими и шведами, он вторгся в Саксонию (в августе 1756 года), взял Дрезден и разбил австрийскую армию при Лобозице. Следующей весной он снова разбил австрийцев, начал осаждать Прагу и необдуманно нанес удар по австрийской армии, почти вдвое превосходившей его собственные силы, у Колина. Здесь король потерпел серьезное поражение - потерял около 40 процентов личного состава своей армии. После этого началась невиданная концентрация вооруженных сил различных государств с целью сокрушения Пруссии. Русские вторглись в Пруссию, заняв небольшой частью своих сил Берлин, и получили 300 000 талеров в качестве выкупа за то, что оставили его в целости и сохранности. Тем временем Фридрих, быстро маневрируя, пытался сдерживать продвижение своих противников, но в конце концов сошелся лицом к лицу с объединенной франко-австрийской армией при Росбахе.

Французы насчитывали в своих рядах около 30 000 солдат, значительно уступавших по своим боевым качествам тем, что в свое время шагали к победам под предводительством Морица Саксонского. Один из их собственных офицеров весьма недобро охарактеризовал их как «убийц, вполне заслуживающих быть изломанными на колесе», и предсказал, что при первом же выстреле они повернутся спиной к врагу и бросятся бежать с поля боя. Вполне возможно, что и 11 000 солдат австрийских войск были ничем не лучше своих коллег. Фридрих смог собрать только 21 000 воинов, но это все были испытанные ветераны, и сражаться их вел сам король.

Гусарские сабли

Битва при Росбахе (5 ноября 1757 года), одно из самых известных сражений Фридриха, состоялась на открытой равнине с двумя небольшими возвышенностями, которые едва ли можно назвать холмами. Пруссаки как раз расположились лагерем прямо перед ними, когда увидели своих противников, двигающихся крупными силами таким образом, чтобы атаковать армию короля во фланг и в тыл. Прусский лагерь был тут же поднят по тревоге, и кавалерия в количестве тридцати восьми эскадронов под командованием Зейдлица стала выдвигаться под прикрытием возвышенностей на встречу неприятелю. Пехота и артиллерия следовали за ней. Союзники, решив, что эти быстрые перемещения означают отход пруссаков, продолжили наступление уже тремя параллельными колоннами. Теперь атакующие, еще не осознавая этого, подставили пруссакам свой незащищенный фланг. Как только плотные колонны оказались перед невысокими возвышенностями, Зейддиц, чьи эскадроны поджидали неприятеля, укрывшись за холмами, неожиданно отдал им приказ атаковать, перевалив через вершины холмов. Захваченная врасплох вражеская кавалерия, шедшая во главе колонн, едва успела развернуться в боевой порядок, когда в их ряды врубилась «прусская конница, наступавшая сомкнутым строем, подобно стене, и с невероятной скоростью». После ожесточенной схватки эскадроны кавалерии союзников были отброшены и обращены в бегство. Лишившись флангового прикрытия кавалерии, плотно сбившиеся колонны пехотинцев попали под сильный огонь прусской артиллерии, а семь батальонов прусской пехоты, наступая вниз по склону, вступили в бой с передовыми полками союзников. Пехотные колонны, попав под артиллерийский огонь и залпы наступавшей прусской пехоты, стали в замешательстве отступать. Будучи не в состоянии развернуться в боевой порядок, они сбились в плотную толпу, когда Зейдлиц со своими кавалеристами ударил им в тыл. Союзные войска дрогнули и побежали, а солдаты Зейдлица провожали их мушкетными залпами в спину. Потери союзников составили 7700 человек, тогда как победители потеряли только 550 человек.

В этом сражении убедительным образом было продемонстрировано превосходство прусской военной выучки. Быстрота, с которой лагерь был поднят по тревоге и построен в колонны (в течение получаса), а также скорость, с которой передвигались пруссаки, стали большим преимуществом Фридриха. Превосходство прусской кавалерии было очевидным. Она не только выиграла первичную схватку, но и сохранила затем дисциплину в такой степени, что в любой момент была готова нанести решающий удар. Артиллерийская прислуга батареи из восемнадцати тяжелых орудий много сделала для того, чтобы сорвать все попытки колонн противника атаковать вверх по склону холмов, в чем им существенно помогла быстрота и эффективность мушкетного огня семи пехотных батальонов (единственных пехотных подразделений, принимавших участие в сражении со стороны Пруссии).

Месяцем позже состоялось сражение при Лейтене (5 декабря 1757 года), ставшее еще одним блестящим примером тактики Фридриха и отваги прусских солдат. Соотношение сил при Лейтене в еще большей степени было не в пользу короля - 33 000 против 82 000. Строй австрийских и саксонских сил был слишком растянут, но прикрыт естественными препятствиями, у союзников имелось около двухсот орудий, большей частью легких. План Фридриха заключался в том, чтобы пройти вдоль фронта вражеской армии и нанести удар по ее левому флангу, проведя предварительный отвлекающий маневр небольшими силами, который должен был выглядеть как удар по правому флангу. В соответствии с этим планом прусская армия сплоченным строем приблизилась к правому флангу австрийцев, а затем, оказавшись под прикрытием небольшой возвышенности на поле, повернула вправо, перестроилась в две колонны и быстрым шагом двинулась вдоль фронта австрийских войск. Австрийцы же, которые, как представляется, не давали себе труда отслеживать прусские маневры, по-прежнему продолжали усиливать свой правый фланг, ожидая удара по нему. Колонны пруссаков, сохраняя идеальное равнение и дистанцию, появились на их левом фланге и перестроились из маршевых колонн в боевую линию. Каждый батальон имел при себе 6-фунтовое орудие, к тому же вместе с атакующими колоннами была подтянута батарея из 10 тяжелых осадных мортир.

Теперь эти мортиры принялись своим огнем крушить засеки из поваленных стволов деревьев, которыми австрийцы укрепили свой фронт, после чего в атаку пошли прусские батальоны. Наступали они косым строем, известным со времен Эпаминонда, в этом случае батальоны шли на расстоянии пятидесяти ярдов друг от друга и таким образом, что правый фланг каждого из них был ближе к неприятелю, а левый как бы отставал. Атака эта прокатилась по австрийским позициям слева направо. Резервы австрийцев, расположенные в деревушке Лейтен, сражались отчаянно; с правого фланга австрийцев подошло подкрепление, и те сделали попытку выровнять линию фронта. Сосредоточенная здесь масса людей была столь велика, что в отдельных местах оборонявшиеся стояли по сто человек в глубину. Батальон за батальоном пруссаков шел на штурм австрийского строя, но не раньше, чем в бой были брошены резервные батальоны, деревня была наконец очищена от австрийцев. Наступление, поддерживаемое огнем тяжелых орудий, все продолжалось. Командующий австрийским левым флангом бросил всю кавалерию, сосредоточенную здесь, в отчаянной попытке отбить упорное продвижение прусской пехоты. Но сорок эскадронов прусской конницы, появившиеся из замаскированных укрытий, перехватили их ударом с фронта, во фланг и в тыл. Австрийские конники рассеялись, и торжествующие пруссаки на своих конях атаковали тылы австрийской пехоты. Когда день стал клониться к закату, австрийцы дрогнули и побежали, преследуемые кавалерией. Другие стали бросать оружие и сдаваться, армия перестала существовать как боевая сила. Потери австрийцев насчитывали до 10 000 человек, около 21 000 попали в плен, захвачено было 116 орудий, 51 знамя и тысячи телег с припасами. Как бы в придачу к этому триумфу две недели спустя Фридриху сдался Бреслау вместе с 17 000 солдат и 81 орудием.

«Сражение при Лейтене, - писал Наполеон, - являет собой шедевр марша, маневра и анализа. Одного этого было бы достаточно, чтобы обессмертить имя Фридриха и занести его в ряд величайших генералов».

Прусские гусары эпохи Фридриха Великого. Рядовой и офицер

Но непрерывные кампании измотали прусскую армию. Многие лучшие части пали на поле боя; потери в сражениях при Праге и Колине были чрезвычайно тяжелы. Такие победы, как при Цорндорфе (25 августа 1758 года), где пруссакам впервые пришлось испытать на себе стойкость и боевой дух русских, достались дорогой ценой. Наряду с победами, при Кунерсдорфе (11 августа 1759 года) Фридрих потерпел сокрушительное поражение, потеряв около 20 000 человек убитыми и ранеными (почти 50 процентов армии) и 178 орудий. Боевой дух и дисциплина в прусской армии продолжали оставаться превосходными, но ветеранов в значительной степени заменили недавно набранные воины либо солдаты вражеских государств, многие из которых после сдачи в плен были скопом приняты на службу в армию Пруссии. Хотя и слаженные в боевые подразделения строгой прусской дисциплиной, они все же не были теми воинами, которые могли бы невозмутимо идти как на параде строевым шагом под ливнем шрапнели и мушкетных пуль или вести огонь из своих мушкетов со скоростью пять выстрелов в минуту. Дисциплина, кастовый дух и вера в своих генералов частично возмещали недостаток подготовки; и хотя дезертирство, эта чума всех армий того периода, стала серьезной проблемой, командованию все же удавалось возмещать убыль рядового состава. Более того, эти войска, хотя среди рядовых в них было много новобранцев, были по-прежнему способны ходить в такие атаки, как при Торгау (3 ноября 1760 года), когда они штурмовали окопавшегося врага, имеющего шесть сотен орудий, извергавших ливень картечи по наступавшим, пока из шести тысяч гренадер в одной из колонн не осталось на ногах только шесть сотен.

Тем не менее война настолько обезлюдила страну, что к концу 1761 года прусская армия сократилась до 60 000 человек. Совершенную катастрофу предотвратила только смерть русской царицы и восшествие на престол ее наследника, германофила Петра III. Этот «достойный» монарх не только предложил заключить немедленный мир, но и вернул Фридриху Померанию, а также приказал предоставить в его распоряжение русскую армию численностью в 18 000 человек. При известии об этом из альянса тут же вышла Швеция. Саксония потерпела полное поражение, Австрия и Франция были истощены до предела. Последняя, кроме поражений на полях Европы, лишилась Канады и Индии. В 1763 году наконец был заключен мир.

Пруссия лежала в развалинах. По свидетельствам современников, четыре пятых всех мужчин, служивших за это время в армии, были убиты или ранены, а в городах осталось чуть больше половины живших в них до войны людей. Тем не менее королевство смогло пережить эту бурю и даже выйти из войны победителем. Всей мощи России, Франции, Австро-Венгрии, Швеции и Саксонии оказалось недостаточно, чтобы вырвать у прусского короля хотя бы один акр пространства его страны. Располагая силами численно несравнимо меньшими, чем его противники, он вел неравную борьбу в течение семи долгих лет. Познав горечь случайных поражений и вынужденный порой отступать, он выиграл много достославных сражений. Слава его затмила славу любого другого генерала того времени, и рабское копирование военными деятелями во всем мире всего прусского было лишь еще одним свидетельством репутации прусской армии и прусского солдата.

Солдат этот мог быть невозмутимым и лишенным воображения; ему, возможно, не хватало личной инициативы, и без твердой направляющей руки он терялся. Но у него была привычка повиноваться и врожденная стойкость, побуждающая его выполнять свой долг любой ценой. В большой степени на создание этой привычки повлияла и жестокая система прусской муштровки. Да, она была крайне жестокой, а унтер-офицеры - безжалостны и знали свое дело; но нечто большее, чем страх перед наказанием, побуждало колонны солдат идти в атаку в битве при Лейтене, с пением старого германского гимна под бой барабанов и завывание флейт, или снова и снова бросало прусских гренадеров на залитые кровью склоны холмов под Торгау.

Прусская пехота традиционно носила синие мундиры. Стиль одежды в армии менялся согласно изменениям общеевропейской военной моды. Со времен царствования Фридриха-Вильгельма I (1714-1740 гг.) прусские офицеры носили черно-серебряные шарфы. Все полки имели свои приборные цвета.

С конца XVII в. прусские драгуны и кирасиры носили кожаные камзолы с красными, синими и голубыми обшлагами (у драгун они были только синие). Около 1735 г., в прусской кавалерии были введены суконные мундиры, вначале желтоватого оттенка, как бы повторяющего цвет кожи, а затем белые. Только 2-й кирасирский полк сохранил желтый цвет униформы до 1806 г., за что был прозван "желтым".

При Фридрихе-Вильгельме I приборными цветами драгунских полков стали синий и красный. Суконные вальтрапы красного цвета обшивались, как это было принято в некоторых европейских армиях, полковым галуном. Конные гренадеры носили гренадерские шапки, а драгуны и кирасиры - шляпы (у драгун по краю полей шла желтая тесьма). После Первой Силезской войны некоторые кирасирские полки поменяли приборные цвета.

Гусары появились в прусской армии в 1721 г. Их униформа имела те же черты венгерского национального костюма. До 1740 г. суконные цветные наколенники гусар, или "шалевари", были синего цвета, как в 1-м гусарском полку, так и во 2-м, составлявших в момент восшествия на престол Фридриха II этот вид кавалерии. К началу Семилетней войны сердечки на упомянутых наколенниках исчезли. Цвета же полковой униформы прусских гусар сохранялись без значительных изменений многие десятилетия.

Артиллерийская униформа была описана регламентом только при Фридрихе-Вильгельме I. До этого бранденбургские артиллеристы носили одежду преимущественно коричневых тонов. Около 1709 г. артиллеристам были даны синие кафтаны с синим же прибором, сохранявшимся вплоть до 1798 г., когда его сменил черный. Каскетка стала общим головным убором прусской артиллерии в 1731 г. и прослужила до 1741 г., после чего ее заменила шляпа.

1. Рядовой гвардейского Гренадерского батальона (№ 6) в летней форме. 1745 г.
2. Офицер гусарского полка Девитца (№ I) в парадной форме. 1748 г.
3. Рядовой гусарского полка Рёша (№ 5). 1744 г.
4. Рядовой кирасирского полка Принца Вильгельма (№ 2). 1742г.
5. Рядовой конно-гренадерского полка Шуленбурга в летней походной форме. 1729-1741 гг.
6. Бомбардир прусской пешей артиллерии, 1740 г.

Пруссия. Семилетняя война (1)

После Второй Силезской войны (участие Пруссии в общеевропейской войне за Австрийское наследство 1741-1748 гг. принято называть Второй Силезской войной 1744-1746 гг.) - в униформе прусской армии произошли некоторые изменения. Пехота получила черные зимние гетры (белые продолжали носить летом).

Походное снаряжение пехотинца, помимо портупеи с пехотной саблей и патронной сумки, состояло из мехового ранца на ремне через правое плечо и сухарной сумки. Кроме этого на походе каждый солдат нес по десять палаточных кольев, а также топор, лопату, или кирку. В каждом пехотном полку было по две гренадерских роты. На время войны эти роты сводились в отдельные четырехротные батальоны, действовавшие самостоятельно как отборные ударные части. Называться по номерам прусские полки стали только после 1806 г. До этого времени, как и во всех европейских армиях, они именовались по фамилии, в Пруссии - по фамилии полковника. Полки, созданные после 1740 г., получили название фузилерных. Их униформа отличалась от униформы старых полков, унаследованных Фридрихом II от отца, головным убором, напоминавшим старые гренадерские шапки поляков и саксонцев, и черным цветом галстуков (у старых полков красным). Ружья фузилеров были несколько короче пехотных. Старые фузилерные полки (№ 29 - 32) в 1740-х гг. были преобразованы в пехотные.

Прусские пехотные офицеры в отличие от рядовых и унтер-офицеров не носили усов. В старых пехотных полках они имели белые галстуки и фигурный галун на шляпе, который был у офицеров как мушкетерских, так и гренадерских рот. Офицерские мундиры у пехоты и драгун имели фигурные петлицы на карманах, обшлагах, под лацканами и на талии.

После 1740 г. приборные цвета кирасирских и драгунских полков получили официальный статус и сохранились неизменными вплоть до 1806 г. Это же можно сказать и о цветах униформы гусарских полков, которые просуществовали, с незначительными изменениями, вплоть до конца XIX в. Драгунские и кирасирские шляпы в ходе Семилетней войны утратили белую тесьму, которой до этого обшивались их края; с 1762 г. их украшал белый султанчик с черным основанием у офицеров и черной верхушкой у унтер-офицеров. После Второй Силезской войны белые мундиры во всех полках драгун заменены синими, а галстуки стали черного цвета. Аксельбант, носимый драгунами на правом плече, должен был быть прикладного цвета (цвета металла пуговиц). Лядунка у драгун располагалась не на отдельной перевязи, как у кирасир, а непосредственно на карабинной. Звания в гусарских полках различались по галунам. Рядовые имели галуны белого цвета, унтер-офицеры - серебряные, офицеры - золотые. С 1756 г. полки, носившие меховые шапки, стали летом носить мирлитоны. 1. Мушкетер пехотного полка маркграфа Карла (№ 19). 1756 г.
2. Гренадер пехотного полка Финка (№ 12). 1759 г.
3. Фузилер пехотного полка Крейтцена (№ 40). 1756 г.
4. Офицер пехотного полка Георга фон Клейста (№ 4). 1758 г.
5. Рядовой Лейб-кирасирского полка (№ 3). 1762 г.
6. Рядовой гусарского полка Цитена (№ 2). 1760 г.
7. Рядовой драгунского полка Платена (№ 11). 1762 г.

Пруссия и Саксония. Семилетняя война (2)

В самом начале Семилетней воины саксонская армия, насчитывающая 18 тысяч человек, была окружена Фридрихом II и практически полностью взята в плен. Фридрих распустил по домам саксонских офицеров, а солдатами пополнил свою армию, сформировав из них новые ("фузилерные") полки.

С 1734 г. саксонская пехота носила белые мундиры. Полки различались по приборным цветам и по цвету пуговиц. С 1745 г. на мундирах саксонских офицеров и унтер-офицеров появились цветные воротники. Драгунские полки саксонской армии имели собственные цветовые сочетания. Кирасирские полки носили белые мундиры, при этом кирасы одевались под них, поверх желтых камзолов. Вальтрапы в саксонской кавалерии были приборного цвета. Отличием унтер-офицеров являлся галун на шляпе.

1. Мушкетер пехотного полка Принца Ксавера. Саксония. 1756г.
2. Рядовой шеволежерского полка Брюля. Саксония. 1756 г.
3. Егерь вольного батальона Ле Нобля (№ I). Пруссия. 1757 г.
4. Пионер пехотного полка Мантейфепя (№ 17). Пруссия. 1759 г.
5. Рядовой корпуса Босняков. Пруссия. 1760 г.
6. Гусар вольного корпуса Клейста. Пруссия. 1760 г.

Россия. Семилетняя война (1)

К началу царствования дочери Петра Великого императрицы Елизаветы русская армия насчитывала 4 гвардейских (из них один конный), 38 пехотных, 4 кирасирских и 28 драгунских полков, артиллерийский полк, 3 осадных корпуса и минерную роту, не считая заштатных и гарнизонных полков, а также ландмилиции и иррегулярных войск.

Внешний вид русской армии не очень изменился со времен Северной войны. В моду вошли пудра и косы, полы и фалды на солдатских кафтанах стали носить постоянно подвернутыми, а на шляпах всех воинских чинов появился белый бант, называвшийся в русской армии "полевым знаком". В середине 1730-х гг. пехотные офицеры и унтер-офицеры сменили свои полупики (алебарды у унтеров, эспонтоны у офицеров) на ружья. Введенный при Анне Иоанновне в гренадерских ротах единый образец гренадерской шапки с воссшествием на престол Елизаветы Петровны зачастую вновь стал заменяться шапками произвольных образцов. Введенная в 1756 г. гренадерская шапка из пумповой кожи (на манер гвардейских) должна была положить конец этому разнообразию, но в боевых действиях она оказалась чрезвычайно неудобной, и во время Семилетней войны ее заменили сшитые в полках суконные колпаки прусского образца или иного вида с налобником уставной шапки.

Гусарские полки появились в русской армии в конце 1720-х гг. и носили униформу, почти идентичную австрийской, по образцам которой она и шилась. Отличие состояло только в гербах и вензелях, присутствовавших в гусарской экипировке.

Одним из экспериментов в создании новых типов войск стало формирование в 1756 г. Запасного, или Обсервационного, корпуса под патронажем графа П.И.Шувалова . Обсервационным он был назван в значении "опытного" (экспеременального). Он должен был состоять из одного гренадерского и пяти пехотных полков (пятый полк так и не был сформирован), предназначенных для прикрытия многочисленной корпусной артиллерии. Для полков корпуса были разработаны новые знамена с особой символикой (государственный герб с вензелем императрицы, наложенным на сияние в обрамлении воинской арматуры), которая, как обычно, повторялась в деталях обмундирования корпуса (офицерских знаков, налобников гренадерок и т.п.). Кафтаны нижних чинов корпуса шились покроем "волан" (без боковых складок в фалдах), воротник и обшлага пришивались на камзолы и отворачивались поверх кафтана. Патронные сумы рядовых заменили подсумки, вооружение мушкетерских офицеров составили алебарды и пистолеты, патроны к которым носили в лядунках. Все чины корпуса должны были носить сапоги, а у солдат вместо шпаг были тесаки с изогнутым клинком и эфесом с перекрестьем без дужки. 1. Артиллерист. 1757 г.
2. Мушкетер Обсервационного корпуса, 1759г.
3. Гренадер мушкетерского полка в летней форме. 1757 г.
4. Офицер армейской пехоты. 1757 г.
5. Гусар Сербского гусарского полка. 1756 г.
6. Кирасир, 1756г.
7. Конный гренадер. 1757 г.

Россия. Семилетняя война (2)

События Семилетней войны быстро заставили расстаться с идеей о том, что крупное "пехотно-артиллерийское" подразделение, каковым являлся Обсервационный корпус, может играть решающую роль на полях сражений. Реальной элитой русской пехоты оказались четыре номерных гренадерских полка, первый из которых вошел впоследствии в состав русской гвардии. Основным отличием мундира этих полков была замена городской символики (гербы) на деталях их униформы на государственную.

По образцу фузилеров артиллерии некоторых европейских армий, предназначавшихся для прикрытия артиллеристов, в период войны в русских пехотных полках стали выделяться нижние чины "при полковых артиллерийских командах".

Русские "охотники" - егеря были образованы для противодействия вольным корпусам пруссаков во время боевых действий вокруг крепости Кольберг (1760 г.) . Чины "легких" батальонов отличались от обычных мушкетеров отсутствием шпаги и обшивки на шляпе.

Драгуны с середины XVIII в. продолжали составлять основу русской регулярной кавалерии. Поскольку кирасирских полков явно не хватало (проблема заключалась в основном в отсутствии достаточного количества высоких и сильных лошадей), в самом начале Семилетней войны элитные части русской кавалерии пытались увеличить путем преобразования ряда драгунских полков в кирасирские (три полка) и конно-гренадерские (шесть полков). Кроме того, в ряды русской кавалерии были включены первые четыре гусарских полка: Сербский, Венгерский, Грузинский и Молдавский, называвшиеся по именам составлявших их народностей.

Несмотря на то что кожаные камзолы и штаны оставались непременным атрибутом униформы русской кавалерии, в дивизии Фермера драгуны и конные гренадеры во время военных действий носили синие суконные штаны. 1. Мушкетер при полковых артиллерийских командах в дивизии Фермора 1760 г.
2. Барабанщик армейской пехоты. 1756 г.
3. "Охотник" легких батальонов секунд-майора Миллера в летней форме. 1761 г.
4. Рядовые и офицер армейского гренадерского полка. 1759 г.
5. Штаб-офицер пехоты. 1756 г.
6. Драгуны дивизии Фермора , 1759г.

Австрия. Война за Австрийское наследство

После введения регламента 1718 г. цвет униформы австрийских пехотных полков в основном был белым. Около 1735 г. униформа австрийских офицеров утратила почти все украшения. Атрибутом офицерского звания при этом остался только желто-черный шарф, в период с октября 1743 г. до октября 1745 г. сменившийся на зеленый с золотом и серебром. С 1740 г. австрийские гренадеры больше не были вооружены гранатами. Одновременно с этим все внешние отличия гренадер от фузилеров составляли только меховые шапки с небольшим шлыком приборного цвета и традиционно сохранившиеся фитильные трубки на перевязи патронной сумки. В 1740 г. в австрийской армии было 60 полков пехоты, униформа которых различалась по приборным цветам обшлагов и лацканов.

В 1720 г. кирасирские кожаные камзолы были заменены светло-серыми (позже - белыми) суконными мундирами. В 1740 г. ношение наспинной части черненых кирас было отменено. Богатая отделка передней нагрудной части теперь служила отличием офицерского звания.

До реформы 1749 г. венгерские полки, составлявшие часть австрийской пехоты, наряду с различными балканскими пограничными частями выполняли функции легкой пехоты. Однако в отличие от последних венгерские полки имели единообразную униформу национального покроя. Для обороны от частых нападений турок приграничные территории Австрийской империи подразделялись на военные округа - дистрикты, с генералом во главе каждого из них. Первые военные округа были образованы в 1699 г. (Карлштадт, Варашдин и Банал), в 1702 г. к ним присоединился Славонский, в 1747 г. - Банатский, в 1764 г. - Секлер и в 1766 г. - Валашский. Все эти округа, или генеральства, располагали собственными вооруженными отрядами или полками, вплоть до начала 1750-х гг. не имевшими какого-либо единообразия как в одежде, так и в вооружении.

С момента вступления на престол Марии-Терезии, вынужденной отстаивать свое наследственное право с помощью силы, количество венгерских полков в австрийской армии - и пехотных, и гусарских - резко увеличилось. Венгерское дворянство активно поддержало новую императрицу, что выразилось в создании ряда новых полков.

Униформа венгерских гусар продолжала сохранять традиции национальной одежды. Одним из частных изменений гусарской униформы этого периода стала замена в 1748 г. фетровых гусарских колпаков, называемых мирлитонами , на меховые шапки.

1. Гренадер пехотного полка Вурмбранда (№ 50). 1740 г.
2. Гренадерский барабанщик пехотного полка Васкеса (№ 48). 1740 г/.
3. Фузилер пехотного полка Шуленберг (№ 21). 1740 г.
4. Знаменосец ополчения Славонского округа. 1740 г.
5. Рядовой венгерского пехотного полка № 34. 1742 г.
6. Гусар полка Гилланъи. После 1740г.
7. Кирасирский офицер. 1740 г.

Австрия. Семилетняя война (1)

Из пятидесяти шести пехотных полков австрийской армии тридцать шесть были немецкими. Реформа 1749 г. установила новый покрой белых австрийских мундиров, приблизив его к прусскому образцу. Полки, носившие названия по фамилиям владельцев, различались по приборному цвету обшлагов, лацканов, иногда отворотов фалд, а также цвету пуговиц. Особой для каждого полка была расцветка помпонов и кистей на шляпах. Вооружение пехотинца состояло из ружья и штыка (у гренадер были еще пехотные сабли). В 1754 г. в австрийских пехотных полках были введены меховые ранцы вместо прежних матерчатых мешков и официально предписаны для ношения черные зимние гетры. Гренадерские роты австрийских полков (по две на полк) на время кампании сводились в отдельные корпуса, доходившие по численности до сорока рот.

Унтер-офицеры австрийской армии, как и прусские, носили трости, пристегивавшиеся к одной из пуговиц лацкана на мундире. Унтер-офицеры мушкетерских рот были вооружены алебардой, а гренадерских, как и их офицеры, - ружьем со штыком. Офицерские звания в пехоте различались по пышности кистей на протазанах и богатству отделки офицерской трости.

Полки приграничных провинций (граничары) формировались среди населения восточных территорий Австрийской империи в основном из сербов и хорватов. Солдаты этих полков носили униформу “венгерского” типа. К концу Семилетней войны головные уборы гранича? изменили свою форму и стали напоминать расширяющиеся кверху кивера, принятые во многих европейских армиях в начале XIX в.

Все восемнадцать кирасирских полков австрийской армии носили практически идентичную белую униформу с красным приборным цветом (кроме полка Модены, который имел синий прибор). Различия между полками сводились к цвету пуговиц и их расположению на бортах мундиров и камзолов, что, впрочем, полностью скрывала нагрудная пластина кирасы. Карабинеры, роты которых с 1715 г. были в каждом кавалерийском полку (по аналогии с гренадерами в пехоте), отличались только своим вооружением, состоявшим из мушкетона (вместо карабина) и длинной сабли (вместо палаша). Четырнадцать драгунских полков по предписаниям регламента 1749 г. должны были иметь белые мундиры с синим прибором, но полковники решили это дело по-своему, и в результате разнообразие расцветок драгун Марии-Терезии было почти таким же, как и среди гусарских полков. Полк ландграфа Людвига Гессен-Дармштадтского - единственный драгунский полк, не имевший на мундирах лацканов. Мундиры и камзолы других полков полностью соответствовали покрою пехотных. Гренадеры драгунских полков имели те же отличия, что и пехотные. Конская амуниция в австрийской армии была одинакова для всех, как драгунских, так и кирасирских, полков.

В 1749 г. венгерская пехота, составлявшая одиннадцать пехотных полков, получила белые мундиры “немецкого” типа. Фузилеры этих полков носили “немецкие” шляпы, но офицеры, видимо, часто использовали и традиционные венгерские мирлитоны . Мундиры венгерских полков отличались цветными бутоньерками, расположенными на груди вместо лацканов. Другим непременным атрибутом униформы венгерской пехоты были облегающие цветные штаны, украшенные на бедрах “венгерскими узлами” , и черные галстуки (в немецких полках они были красными). Высокие суконные наколенники “шаливари” также являлись характерной деталью униформы венгерских солдат. В пехотном полку эрцгерцога Фердинанда (№ 2) солдаты продолжали носить ташки гусарского типа. Все пехотинцы венгерских полков помимо ружья со штыком имели на вооружении пехотные сабли.

В гусарских полках австрийской армии (четырнадцать во время Семилетней войны) сохранилась их традиционная униформа, стиль которой уже стал общим для гусар всех европейских армий. Трубачи этих полков носили “немецкие” мундиры (полкового или приборного цвета) и шляпы. Конные и пешие пандуры, не имевшие какой-либо определенной униформы, составляли ополчение, набираемое в балканских провинциях империи, и выполняли функции легких корпусов: разведка, рейды, охрана обозов, конвоирование пленных и пр.

Австрийская артиллерия, ставшая регулярным родом войск только после 1756 г., имела в своем составе три “немецких” и одну “валлонскую” (бельгийскую) бригады (по восемь рот). Цветом уни4"ормы австрийских артиллеристов стал коричневый. Бельгийские артиллерийские мундиры в отличие от немецких имели лацканы и отвороты фалд красного цвета, немецкие же мундиры лацканов не имели.

Первые егеря были организованы в австрийской армии в 1756 г. До этого функции легкой пехоты выполняли пограничные полки. В 1760 г. численность егерей составила десять рот. Первоначально они использовались для прикрытия работ пионеров (пионеры носили очень похожую униформу), но в ходе войны егеря все чаще действовали самостоятельно. В 1763 г. они были переданы пехотному полку охраны штаба.

1. Офицер венгерского пехотного полки Йозефа Эстерхази (№ 37). 1756 г.
2. Гренадер венгерского пехотного почка Халлери (№ 31). 1756 г.
3. “Охотник” фельдъегерского корпуса. 1760 г.
4. Рядовой полевой артиллерии, 1760 г.
5. Гусар попка Надашди (№ 8). Около 1750 г.
6. Трубач гусарского полка Калноки (№ 2). 1762 г.
7. Конный пандур. 1760 г.

Рисунки: О. Пархаев
Из книги "300 лет европейского солдата (1618-1918)" Энциклопедия военного костюма. - М.: Изографус, ЭКСМО-Пресс, 2001.