Высказывания о шварце е л. Жизненные цитаты великого сказочника евгения шварца
Евгений Шварц подарил нам «Обыкновенное чудо» и «Сказку о потерянном времени», вдохнул вторую жизнь в истории Золушки и Снежной Королевы и запустил в небо собственного мудрого и ироничного «Дракона». Всем своим творчеством Шварц показал, что чудесам, как и добру, любви, справедливости, всегда есть место в жизни любого взрослого человека.
Сегодня мы вспомним любимые цитаты из волшебных сказок Евгения Шварца.
О мужчине и женщине
Лучшее украшение девушки - скромность и прозрачное платьице.
Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны.
Ах, я любила его когда-то, а таких людей я потом ужасно ненавижу.
Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я чертовски привлекателен - чего же тут время терять?
Именно свои влюбленным кажутся особенно чужими. Все переменилось, а свои остались такими, как были.
То, что вы называете любовью, - это немного неприлично, довольно смешно и очень приятно.
О человеке
Слушайте, люди ужасны, когда воюешь с ними. А если жить с ними в мире, то может показаться, что они ничего себе.
Человек из мертвого камня сделает статую - и гордится потом, если работа удалась. А поди-ка из живого сделай еще более живое. Вот это работа!
Человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет.
Люди не знают теневой стороны вещей, а именно в тени, в полумраке, в глубине и таится то, что придает остроту нашим чувствам.
Шантажиста мы разоблачили бы, вора поймали бы, ловкача и хитреца перехитрили бы, а этот… Поступки простых и честных людей иногда так загадочны!
О жизни
Когда теряешь одного из друзей, то остальным на время прощаешь все.
Единственный способ избавиться от драконов - это иметь своего собственного.
Ах, сколько треволнений, сколько забот. Нет, быть в отчаянии - это гораздо приятнее. Дремлешь и ничего не ждешь.
Настоящая война начинается вдруг.
Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать, мой милейший.
Детей надо баловать - тогда из них вырастают настоящие разбойники.
Иногда лучше потратить немножко времени, чтобы потом его сберечь.
Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дождики дождиками, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны.
О главном
Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь.
Я не волшебник. Я только учусь. Но ради тех, кого люблю, я способен на любые чудеса.
Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто они бессмертны, - смерть иной раз отступает от них.
Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.
Когда-нибудь спросят: а что ты можешь, так сказать, предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу - большой, а сердце - справедливым.
Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте - и вы будете так счастливы, что это просто чудо!
Цитаты по произведениям Е.Шварца «Обыкновенное чудо»,
«Тень», «Дракон», «Сказка о потерянном времени»,
сценариям «Золушка», «Снежная Королева»
***
Камергер. Простите, вы не говорите на иностранных языках?
Министр. Нет. С тех пор как его величество объявил, что наша нация есть высшая в мире, нам приказано начисто забыть иностранные языки.
Голый король
***
Камердинер (тихо). Господа ткачи! Вы люди почтенные, старые. Уважая ваши седины, предупреждаю вас: ни слова о наших национальных многовековых, освященных самим Создателем традициях. Наше государство — высшее в этом мире! Если вы будете сомневаться в этом, вас, невзирая на ваш возраст... (Шепчет что-то Христиану на ухо.)
Христиан. Не может быть.
Камердинер. Факт. Чтобы от вас не родились дети с наклонностями к критике. Вы арийцы?
Генрих. Давно.
Голый король
***
Генрих. Ну, а теперь скажи мне правду.
Бургомистр. Ну что ты, сыночек, как маленький, — правду, правду... Я ведь не обыватель какой-нибудь, а Бургомистр. Я сам себе не говорю правды уже столько лет, что и забыл, какая она, правда-то. Меня от неё воротит, отшвыривает. Правда — она знаешь чем пахнет, проклятая? Довольно, сын. Слава дракону! Слава дракону! Слава дракону!
Дракон
***
Бургомистр. Каждая собака прыгает как безумная, когда её спустишь с цепи, а потом сама бежит в конуру.
Дракон
***
Ланцелот. Эй вы, Миллер! Я видел, как вы плакали от восторга, когда кричали бургомистру: «Слава тебе, победитель дракона!»
1-й горожанин. Это верно. Плакал. Но я не притворялся, господин Ланцелот.
Ланцелот. Но ведь вы знали, что дракона убил не он.
1-й горожанин. Дома знал... а на параде... (Разводит руками.)
Дракон
***
За стеной люди давят друг друга, режут родных братьев, сестер душат... Словом, идет повседневная, будничная жизнь.
Обыкновенное чудо
***
Я знал человека необычайной храбрости. Он ходил с ножом на медведей, один раз даже пошёл на льва с голыми руками, правда, с этой последней охоты он так и вернулся. И вот этот человек упал в обморок, толкнув нечаянно тайного советника. Это особый страх.
Тень
***
А государь занялся театром. Но говорят, что это еще хуже, чем управлять государством.
Тень
***
Бургомистр. Ладно. Что в городе?
Тюремщик. Тихо. Однако пишут.
Бургомистр. Что?
Тюремщик. Буквы «Л» на стенах. Это значит — Ланцелот.
Бургомистр. Ерунда. Буква «Л» обозначает — любим президента.
Тюремщик. Ага. Значит, не сажать, которые пишут?
Бургомистр. Нет, отчего же. Сажай.
Дракон
***
Мальчик. Мама, от кого дракон удирает по всему небу?
Все. Тссс!
1-й горожанин. Он не удирает, мальчик, он маневрирует.
Мальчик. А почему он поджал хвост?
Все. Тссс!
1-й горожанин. Хвост поджат по заранее обдуманному плану, мальчик.
Дракон
О мужчине и женщине
* Лучшее украшение девушки - скромность и прозрачное платьице.
* Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны.
* Ах, я любила его когда-то, а таких людей я потом ужасно ненавижу.
* Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я чертовски привлекателен - чего же тут время терять?
* Именно свои влюбленным кажутся особенно чужими. Все переменилось, а свои остались такими, как были.
* То, что вы называете любовью, - это немного неприлично, довольно смешно и очень приятно.
О человеке
* Слушайте, люди ужасны, когда воюешь с ними. А если жить с ними в мире, то может показаться, что они ничего себе.
* Человек из мертвого камня сделает статую - и гордится потом, если работа удалась. А поди-ка из живого сделай еще более живое. Вот это работа!
* Человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет.
* Люди не знают теневой стороны вещей, а именно в тени, в полумраке, в глубине и таится то, что придает остроту нашим чувствам.
* Шантажиста мы разоблачили бы, вора поймали бы, ловкача и хитреца перехитрили бы, а этот… Поступки простых и честных людей иногда так загадочны!
О жизни
* Когда теряешь одного из друзей, то остальным на время прощаешь все.
* Единственный способ избавиться от драконов - это иметь своего собственного.
* Ах, сколько треволнений, сколько забот. Нет, быть в отчаянии — это гораздо приятнее. Дремлешь и ничего не ждешь.
* Настоящая война начинается вдруг.
* Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать, мой милейший.
* Детей надо баловать - тогда из них вырастают настоящие разбойники.
* Иногда лучше потратить немножко времени, чтобы потом его сберечь.
* Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дождики дождиками, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны.
О главном
* Сказка рассказывается не для того, чтобы скрыть, а для того, чтобы открыть, сказать во всю силу, во весь голос то, что думаешь.
* Я не волшебник. Я только учусь. Но ради тех, кого люблю, я способен на любые чудеса.
* Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Слава безумцам, которые живут себе, как будто они бессмертны, — смерть иной раз отступает от них.
* Ничему и никому не верить - это смерть. Все понимать - это тоже смерть. А безразличие - хуже смерти.
* Когда-нибудь спросят: а что ты можешь, так сказать, предъявить? И никакие связи не помогут тебе сделать ножку маленькой, душу - большой, а сердце - справедливым.
* Любите, любите друг друга, да и всех нас заодно, не остывайте, не отступайте — и вы будете так счастливы, что это просто чудо!
М и н и с т р (робко). Здравствуйте!
А д м и н и с т р а т о р. А?
М и н и с т р. Я сказал: здравствуйте!
А д м и н и с т р а т о р. Виделись!
М е д в е д ь. Спокойной ночи. (Уходит.)
Т р а к т и р щ и к. Спокойной ночи. Только не найти его тебе, нигде не найти тебе покоя. Запрись в монастырь - одиночество напомнит о ней. Открой трактир при дороге - каждый стук двери напомнит тебе о ней.Т р а к т и р щ и к. Вы были так закутаны. Не смейтесь!
Д а м а. Я разучилась плакать. Вы меня узнали, но вы не знаете меня. Я стала злобной. Особенно в последнее время. Трубки нет?
Т р а к т и р щ и к. Трубки?
Д а м а. Я курю в последнее время. Тайно. Матросский табак. Адское зелье. От этого табака свечка и гасла все время у меня в комнате. Я и пить пробовала. Не понравилось. Вот я какая теперь стала.
Т р а к т и р щ и к. Вы всегда были такой.
Д а м а. Я?
Т р а к т и р щ и к. Да. Всегда у вас был упрямый и гордый нрав. Теперь он сказывается по-новому - вот и вся разница. Т р а к т и р щ и к. Все равно. Я счастлив, что вижу вас.
Д а м а. Я тоже. Тем глупее. Ладно. Плакать я теперь разучилась. Только смеюсь или бранюсь. Поговорим о другом, если вам не угодно, чтобы я ругалась, как кучер, или ржала, как лошадь.Х о з я и н. Ты! Держи ответ! Как ты посмел не поцеловать ее?
М е д в е д ь. Но ведь вы знаете, чем это кончилось бы!
Х о з я и н. Нет, не знаю! Ты не любил девушку!
М е д в е д ь. Неправда!
Х о з я и н. Не любил, иначе волшебная сила безрассудства охватила бы тебя. Кто смеет рассуждать или предсказывать, когда высокие чувства овладевают человеком? Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из любви к ближнему. Из любви к родине солдаты попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются на небо и ныряют в самый ад - из любви к истине. Землю перестраивают из любви к прекрасному. А ты что сделал из любви к девушке?
М е д в е д ь. Я отказался от нее.
Х о з я и н. Великолепный поступок. А ты знаешь, что всего только раз в жизни выпадает влюбленным день, когда все им удается. И ты прозевал свое счастье. Прощай. Я больше не буду тебе помогать. Нет! Мешать начну тебе изо всех сил. До чего довел... Я, весельчак и шалун, заговорил из-за тебя как проповедник. Пойдем, жена, закрывать ставни.
Я страдаю невыносимо. Ну сам посуди, вернулся я на родину. Так? Все вокруг прекрасно. Верно? Все цветет да радуется, как и в дни моей молодости, только я уже совсем не тот! Погубил я свое счастье, прозевал. Вот ужас, правда? Как умирают без хлеба, без воды, без воздуха, так и я умираю оттого, что нет мне счастья, да и все тут.
Э м и л и я. Это смешно, но я не в силах смеяться. Когда теряешь одного из друзей, то остальным на время прощаешь все... (Всхлипывает.)
Пусть. Только не уходите. Я не могу больше пропадать тут одна. Почему вы так давно не приходили? Нет, нет, не отвечайте мне, не надо, я не спрашиваю. Если вы не приходили, значит, не могли. Я не упрекаю вас - видите, какая я стала смирная. Только не оставляйте меня.
М е д в е д ь. Нет, нет.
П р и н ц е с с а. За мною смерть приходила сегодня.
М е д в е д ь. Нет!
П р и н ц е с с а. Правда, правда. Но я ее не боюсь. Я просто рассказываю вам новости. Каждый раз, как только случалось что-нибудь печальное или просто примечательное, я думала: он придет - и я расскажу ему. Почему вы не шли так долго!
М е д в е д ь. Нет, нет, я шел. Все время шел. Я думал только об одном: как приду к вам и скажу: "Не сердитесь. Вот я. Я не мог иначе! Я пришел". (Обнимает принцессу.) Не сердитесь! Я пришел!
П р и н ц е с с а. Ну вот и хорошо. Я так счастлива, что не верю ни в смерть, ни в горе. Особенно сейчас, когда ты подошел так близко ко мне. Никто никогда не подходил ко мне так близко. И не обнимал меня. Ты обнимаешь меня так, как будто имеешь на это право. Мне это нравится, очень нравится. Вот сейчас и я тебя обниму. И никто не посмеет тронуть тебя. Пойдем, пойдем, я покажу тебе мою комнату, где я столько плакала, балкон, с которого я смотрела, не идешь ли ты, сто книг о медведях. Пойдем, пойдем.
Х о з я и н. Садитесь. Будем горевать вместе.
Э м и л и я. Ах, как мне хотелось бы попасть в те удивительные страны, о которых рассказывают в романах. Небо там серое, часто идут дожди, ветер воет в трубах. И там вовсе нет этого окаянного слова "вдруг". Там одно вытекает из другого. Там люди, приходя в незнакомый дом, встречают именно то, чего ждали, и, возвращаясь, находят свой дом неизменившимся, и еще ропщут на это, неблагодарные. Необыкновенные события случаются там так редко, что люди не узнают их, когда они приходят все-таки наконец. Сама смерть там выглядит понятной. Особенно смерть чужих людей. И нет там ни волшебников, ни чудес. Юноши, поцеловав девушку, не превращаются в медведя, а если и превращаются, то никто не придает этому значения. Удивительный мир, счастливый мир... Впрочем, простите меня за то, что я строю фантастические замки.
Х о з я и н. Да, да, не надо, не надо! Давайте принимать жизнь такой, как она есть. Дождики дождиками, но бывают и чудеса, и удивительные превращения, и утешительные сны. Да, да, утешительные сны. Спите, спите, друзья мои. Спите. Пусть все кругом спят, а влюбленные прощаются друг с другом.
«Человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет» / Е. Шварц
ФОТО: Rusf.ruПо мотивам пьес Шварца были сняты фильмы, ставшие культовыми: "Тень", "Убить Дракона"… Автор творил в пространстве сказки, однако сюжеты и герои его произведений реальны и узнаваемы. Именно поэтому многие из творений драматурга оказались под запретом (как в сталинскую эпоху, так и долгое время после неё). Слишком уж они походили на политическую сатиру, чего только стоят слова одного из героев пьесы "Дракон" : "Единственный способ избавиться от драконов – это иметь своего собственного…" или "Но позвольте, если глубоко рассмотреть, то я лично, ни в чем не виноват. Меня так учили!.. Всех учили, но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая!" Какие уж тут сказки…
Евгений Шварц родился в Казани 21 октября 1896 года в семье крещёного еврея Льва Шварца и Марии Шелковой, русской по происхождению. В 1914 году юноша поступил на юридический факультет Московского университета, но через два года бросил учёбу, решив посвятить себя театральному искусству. Весной 1917 года он был призван в армию. После октябрьской революции Шварц вступил в "добровольческую армию" (объединение войсковых частей белых на Юге России), участвовал в легендарном "Ледяном походе" Корнилова на Кубань, получил контузию при штурме Екатеринодара и, как следствие, тремор, от которого не мог избавиться всю жизнь. После демобилизации Шварц поступил в "Театральную мастерскую" в Ростове-на-Дону, откуда вместе с труппой переехал в Петербург. В рецензиях на спектакли "Театральной мастерской" критики отмечали уникальные пластические и голосовые данные Шварца и прочили ему блестящее актёрское будущее. Несмотря на это, он оставил сцену, разменяв огни рампы на чернила и бумагу.
Сначала он работал журналистом в Донецке, где писал для местных журналов и газет стихотворные фельетоны под псевдонимом «Дед Сарай». В 1924 году он снова вернулся в Петербург и там устроился в детскую редакцию Госиздата, под руководством Самуила Маршака. В эти годы писатель был близок группе ОБЭРИУ, в которую входили Даниил Хармс и Александр Введенский. Как и многие обэриуты, он писал детские рассказы и стихи для журналов «Чиж» и «Ёж». «Противники антропоморфизма сказки утверждали, что и без сказок ребёнок с трудом постигает мир. Им удалось захватить ключевые позиции в педагогике. Вся детская литература была взята под подозрение. Единственное что, по их мнению, разрешалось делать детским писателям, это создавать некоторые необязательные довески к учебникам», - вспоминал Шварц. В этой атмосфере сплошных «довесков» литератор он пробовать свои силы в драматургии.
В 1929 году пьеса Шварца «Ундервуд» была поставлена на сцене ТЮЗа. Несмотря на тёплый приём премьеры, многие из близкого окружения писателя оценили произведение весьма низко: "Если уж писать пьесы, - вспоминал он слова Маршака , - то, как Шекспир". Евгений Львович продолжал упорно искать свой стиль. В 1934 году режиссёр Ленинградского театра комедии Н. Акимов уговорил его написать что-нибудь комедийное, но для взрослых. Так появилась пьеса "Похождения Гогенштауфена" - сатирическое произведение со сказочными элементами, в котором борьба добрых и злых сил происходит в реалистически описанном советском учреждении, где управделами Упырёв оказывается настоящим упырём, а уборщица Кофейкина – доброй феей. Вершиной творчества Шварца стали переложения сказок Ганса Христиана Андерсена : "Голый король", "Тень" и других. В своих пьесах драматург совместил сказочную поэтику с мелкими бытовыми деталями, которые делали его героев современными - Многие из его произведений оказались "неугодными" властям. В 1940 году уже поставленная пьеса "Тень" была выведена из репертуара театра сразу после премьеры.
В годы войны писатель работал ведущим "радиохроник", для которых писал стихи, песни, рассказы и фельетоны. В 1941 году в соавторстве с Михаилом Зощенко им была написана пьеса "Под липами Берлина". После эвакуации из блокадного Ленинграда в Душанбе Шварц приступил к работе над пьесой "Дракон" , которая была поставлена уже после войны. Ознакомившись с режиссёрскими правками "Дракона", Шварц высказал в письме постановщику один из главных принципов своей драматургии: "Чудеса придуманы прекрасно. Но в самом обилии их есть оттенок недоверия к пьесе…Если чудо вытекает из того, что сказано в пьесе, - оно работает на пьесу. Если же чудо, хоть на миг вызывает недоумение, требует дополнительного объяснения, - зритель будет отвлечён от весьма важных событий. Развлечён, но отвлечён". Искалеченные Драконом человеческие души, сам Дракон, который побеждён, но не окончательно – всё это слишком напоминало действительность – спектакль был запрещён вплоть до 1962 года. Несмотря на неудачи, писатель не уходил из мира сказок.
С 1944 года Шварц работал над одним из самых ярких своих произведений. Долгое время он тщетно искал название: "Медведь", "Весёлый волшебник", "Безумный бородач", "Послушный волшебник"… пока не пришёл к простому и гениальному словосочетанию - "Обыкновенное чудо" . "Какое странное название! Если чудо - значит, необыкновенное! А если обыкновенное - следовательно, не чудо. Разгадка в том, что у нас речь пойдёт о любви. Юноша и девушка влюбляются друг в друга - что обыкновенно. Ссорятся - что тоже не редкость. Едва не умирают от любви. И наконец, сила их чувства доходит до такой высоты, что начинает творить настоящие чудеса, - что и удивительно, и обыкновенно", - писал он в прологе к пьесе.
Актёр и режиссёр Михаил Козаков вспоминал, как в 1948 году в Комарово присутствовал на первой читке "Обыкновенного чуда". Тогда она ещё называлась "Медведь" и автор прикрепил к первому листу произведения обёртку от конфет "Мишка на севере". После того, как все ознакомились с текстом, поэт и драматург Анатолий Мариенгоф обратился к коллеге: "Пьеска – что надо. Но теперь спрячь ее и никому не показывай, - и добавил, обращаясь к 13-летнему Козакову. – А ты, Мишка, никому не протрепись, что слушал".
Шварц умер, оставив богатейшее драматургическое наследство для последующих поколений, но так и не застав многих замечательных театральных и кинопостановок своих произведений.
"Вечерняя Москва" предлагает вашему вниманию подборку известных цитат из пьес великого сказочника.
Обыкновенное чудо (1956)
"Когда теряешь одного из друзей, то остальным на время прощаешь всё".
"Я три дня гналась за вами, чтобы сказать, как вы мне безразличны".
"Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я привлекателен – чего же тут время терять?"
"Мне захотелось поговорить с тобой о любви. Но я волшебник. И я взял и собрал людей и перетасовал их, и все они стали жить так, чтобы ты смеялась и плакала. Вот как я тебя люблю. Одни, правда, работали лучше, другие хуже, но я уже успел привыкнуть к ним. Не зачеркивать же! Не слова – люди".
"Чёрт знает что… Эй, вы… Свита… Поищите там чего-нибудь в аптечке… Я потерял сознание, остались одни чувства… Тонкие… Едва определимые… То ли мне хочется музыки и цветов, то ли зарезать кого – нибудь".
"То, что вы называете любовью, – это немного неприлично, довольно смешно и очень приятно".
"А ты знаешь, что всего только раз в жизни выпадает влюблённым день, когда все им удаётся".
"Эй, вы там! Плаху, палача и рюмку водки. Водку мне, остальное ему. Живо!"
"Человек из мёртвого камня сделает статую – и гордится потом, если работа удалась. А поди-ка из живого сделай ещё более живое. Вот это работа!"
"Именно свои влюблённым кажутся особенно чужими. Все переменилось, а свои остались такими, как были".
Дракон (1944)
"Работа предстоит мелкая. Хуже вышивания. В каждом из них придётся убить дракона".
"В Чёрных горах, недалеко от хижины дровосека, есть огромная пещера. И в пещере этой лежит книга, жалобная книга, исписанная почти до конца. К ней никто не прикасается, но страница за страницей прибавляется, к написанным прежним, прибавляется каждый день. Кто пишет? Мир! Горы, травы, камни, деревья, реки видят, что делают люди. Им известны, записаны все преступления преступников, все несчастья страдающих напрасно. От ветки к ветке, от капли к капле, от облака к облаку доходят до пещеры в Чёрных горах человеческие жалобы и книга растёт... Заглянувший в эту книгу однажды, не успокоится вовеки".
"Настоящая война начинается вдруг".
"Ах, сколько треволнений, сколько забот. Нет, быть в отчаянии - это гораздо приятнее. Дремлешь и ничего не ждёшь".
"Когда тебе тепло и мягко, мудрее дремать и помалкивать, мой милейший".
Тень (1940)
"Человека легче всего съесть, когда он болен или уехал отдыхать. Ведь тогда он сам не знает, кто его съел, и с ним можно сохранить прекраснейшие отношения".
"Слушайте, люди ужасны, когда воюешь с ними. А если жить с ними в мире, то может показаться, что они ничего себе".
"Один банкир третьего дня перевёл за границу даже свои золотые зубы. И теперь он всё время ездит заграницу и обратно. На родине ему теперь нечем пережевывать пищу".
"Не обращайте внимания на то, что я улыбаюсь. В нашем кругу, в кругу настоящих людей, всегда улыбаются на всякий случай. Ведь тогда, что бы ты ни сказал, можно повернуть и так, и эдак".
"Всё понимать - это тоже смерть".
"Мне вдруг показалось, что вы как раз тот человек, которого я ищу всю жизнь. Бывало, покажется - по голосу и по речам, - вот он, такой человек, а подойдет он поближе, и видишь - это совсем не то. А отступать уже поздно, слишком близко он подошел. Ужасная вещь - быть красивой и близорукой".
Голый король (1934)
"Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи".
"С тех пор как его величество объявил, что наша нация есть высшая в мире, нам приказано начисто забыть иностранные языки".
Сказка о потерянном времени (1940)
"Человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет".
"Иногда лучше потратить немножко времени, чтобы потом его сберечь".
Евгений Львович Шварц (1896-1958) не раз пытался вести дневник, однако любое систематическое занятие давалось ему непросто. Только в последние семь лет жизни он смог заставить себя писать ежедневно: это стало упраж-не-нием в самодисциплине и попыткой нащупать свой стиль не только в дра-матургии («Надо же наконец научиться писать!»).
«Я боялся, ужасался, не глухо-немой ли я. Точнее, не немой ли. Ведь я про-жил свою жизнь и видя и слыша, — неужели не рассказать мне обо всем этом?» Запись от 21 мая 1952 года. В итоге довольно быстро дневник превращается в мемуары о детстве и юности, а из записей 1955-1956 годов составилась «Телефонная книга»: Шварц использовал страницы своих огромных тетрадей для созда-ния почти 200 портретов современников.
1. О семье
Евгений Шварц с родителями Марией Федоровной и Львом Борисовичем и младшим братом Валентином. Майкоп, 1917 год ВикиЧтение«Жил я сложно, а говорил и писал просто, даже не простовато, несамостоятельно, глупо. Раздражал учителей. А из родителей особенно отца. У них решено уже было твердо, что из меня „ничего не выйдет“. И мама в азарте выговоров, точнее споров, потому что я всегда бес-смысленно и безобразно огрызался на любое ее замечание, несколько раз говаривала: „Такие люди, как ты, вырастают неудачниками и кончают самоубийством“».
Евгений Шварц родился в семье, где из каждого «что-нибудь вышло». Отец, Лев Борисович Шварц (1875-1940) , талантливый хирург, замечательно играл на скрипке — да и вся еврейская родня была яркой и музыкальной, устраивала вечера с декламацией и спектаклями. Шварцы славились как импровизаторы и острословы — шумные, яркие, вспыльчивые. Русские родственники по мате-рин-ской линии, сдержанные и задумчивые Шелковы, были не менее арти-стичны: в рязан-ском любительском театре играла вся семья, а мама Евгения Львовича, Мария Федоровна (1875-1942) , удостаивалась похвал в провинциальной прессе как сильная актриса.
Обнаружив, что сын Женя не только лишен музыкального слуха, но и к про-стой декламации не способен, интеллигентные родители не скрывали своего разочарования. И без того застенчивому подростку оставалось лишь утешаться своей обреченностью:
«Мне чудится, что все мне глядят вслед и замечают, что я неуклюжий мальчик, и говорят об этом. И тут же я думаю: „Вот если бы знали, что мимо вас идет будущий самоубийца, то небось смотрели бы не так, как сейчас. Со страхом. С уважением“».
2. О печальных финалах
«Я восхищался храбрым мальчиком, восхищался песенкой, читал спокойно и в е с е л о, — и вдруг Гаврош упал мертвым. Я пережил это как настоящее несчастье. „Дурак, д у р а к “, — ругался я. К кому это относилось? Ко всем. Ко мне за то, что я ошибся, считая, что Гаврош доживет до конца книги. К солдату, который застрелил его. К Гюго, который был так безжалостен, что не спас мальчика. С тех пор я пере-читывал книгу множество раз, но всегда пропуская сцену убийства Гавроша».
Евгений Шварц на репетиции своей пьесы «Тень» в Театре комедии. Ленинград, 1940 год
Wikimedia Commons
«Ужас перед историями с плохим концом» преследовал Шварца с детства: он вспоминает, как заткнул уши, не желая слушать сказку о Дюймовочке, будучи уверен, что она обречена. Родители этим пользовались: «Если я, к примеру, отказывался есть котлету, мама начинала рассказывать сказку, все герои которой попадали в безвыходное положение. „Доедай, а то все утонут“. И я доедал», — вспоминал он 27 августа 1950 года. Уже подростком прочитав «Войну и мир», Шварц опозорился, когда взрослые обнаружили, что он не знает, чем кончилась дуэль Пьера с Долоховым, как обычно пропустив все «опасные» места.
Если в андерсеновской «Тени» Ученого казнят, то в вариации Шварца для отруб-ленной головы вдруг находится живая вода. И так будет всегда. Автор нескольких десятков пьес и киносценариев, он избежал безысходности даже в драме «Одна ночь» (1942), рассказывающей о блокадном Ленинграде. Недаром в «Обыкно-венном чуде» Эмилия выговаривает сочинителю-Хозяину: «Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных. Терпеть я этого не могу».
3. О любимых писателях
«Любопытно, что чужие стихи раздражали меня. Хвалил я одного Блока, не читая его. Пушкин не открылся мне. Лермонтова не понимал. Конечно, я схватывал нечто у своего времени, у своих современников, но бессознательно. Прочел я два стихотворения Маяковского, напеча-танные, кажется, примерно в это время в „Новом сатириконе“, — и пришел в восторг. Мне почудилось, что у нас есть что-то общее. Но не искал других его стихов, не испытывал потребности. „Потом как-нибудь “».
Ученик реального училища Евгений Шварц. Майкоп, 1911 год
ВикиЧтение
Уже в восемь лет Шварц был уверен, что станет знаменитым писателем — «романистом». Не сочинив ни строчки, стесняясь писать из-за ужасного почерка, он брал чистые листы бумаги и просто заполнял их волнистыми линиями. В 15 лет Шварц начал писать стихи. Они кажутся подражательными, но сам автор признавался, что ни на кого не ориентировался Пародия на них кузена Антона Шварца — точная, по признанию Евгения — выглядела так: «Стол был четырехугольный, / Четыре угла по концам. / Он был обит мантией палача, / Жуткой, как химеры Нотр-Дама ». . Подростком он действительно наткнулся на строчку «Целовала их ночь в глаза» из драмы «Балаганчик» Александра Блока — и стал превозносить поэта, не прочитав, впрочем, ни стихов, ни дру-гих пьес. А уже будучи состоявшимся драматургом, Шварц с удивлением обнаружит, что если на него кто-то и влияет, то нелюбимые писатели:
«Я люблю Чехова. Мало сказать люблю — я не верю, что люди, которые его не любят, настоящие люди. Когда при мне восхищаются Чеховым, я испы-тываю такое удовольствие, будто речь идет о близком, лично мне близком человеке. И в этой любви не последнюю роль играет сознание, что писать так, как Чехов, его манерой, для меня немыслимо. <…> А романтики, сказочники и прочие им подобные не вызывают у меня ощущения чуда. Мне кажется, что так писать легко. Я сам так пишу. Пишу с наслажде-нием, совсем не похожим на то, с которым читаю сочинения, подобные моим» Запись от 4 октября 1948 года. .
4. О любимых женщинах
«У нас в реальном Майкопское Алексеевское реальное учи-лище, где Шварц учился с 1905 по 1913 год. было особое выражение: „солка“. Это значило — насолить той, в кого влюблен, если поссорился с ней. Не подходить к ней на вечере. Умышленно ухаживать за другой. Кто-то из наших, на вид грубоватый куркуль, сказал, что в любви „солка“ — самое главное. И Юрка Юрий Васильевич Соколов (1895?-1918) — близкий друг Шварца. сказал, что после этих слов он почувствовал к нему уважение. Вот это было для меня больше чем недоступно — мне просто и в голову не приходило хитрить, обижать Милочку умышленно, чтобы наказать. Я был прямо и открыто влюблен, да и только. А Милочке хотелось, чтобы я главенствовал, был строг и требователен».
Людмила (Милочка) Крачковская. Майкоп, 1912 год
© Издательство «Вагриус»Первая жена Евгения Шварца актриса Гаянэ Халайджиева (Холодова). 1920–е годы
Из книги Евгения Шварца «Позвонки минувших дней». Москва, 2008 год
© Издательство «Вагриус»Шварц и Милочка Крачковская были знакомы с раннего детства. В 1912 году ухаживания переросли в роман, если так можно назвать отношения, в которых юноша настолько стесняется назначить свидание, что просто ежедневно бегает по городу в надежде встретить возлюбленную. Эти отношения продлились полтора года, и именно тогда Шварц начал писать. Он вдруг понял, что в сти-хотворении можно «главенствовать» и выдумывать что захочешь. Впослед-ствии юношеская нерешительность обернулась противоположным образом. В 1919 году, предлагая руку и сердце актрисе Гаянэ Халайджиевой (на сцене она выступала как Гаянэ Холодова), он сказал, что выполнит любое ее желание. «А если я скажу: прыгни в Дон?» — спросила та. Шварц перемахнул через парапет и прямо в пальто, калошах и шапке бросился в холодную ноябрьскую реку. В апреле они поженились.
5. О помадках в белых одежках и колбасе
«В утро первого дня самостоятельной моей жизни я вышел на Тверскую и купил хлеба, газету и, подумавши, коробочку конфет — помадки в гофрированных белых бумажных одежках. Тут же меня озарила великая мысль, что обедать меня тут никто не может заставить. Точнее, есть первое. И я купил фунт колбасы у Чичкина Имеется в виду один из магазинов сети молочных продуктов, принадлежавшей А. В. Чичкину. , решив, что это и будет моим обедом. Горничная, с огромными светлыми ненавидя-щими глазами, молча принесла мне самовар. Я долго-долго пил чай, ел, причем съел нечаянно и целый фунт колбасы, принесенный на обед. Прочел „Русское слово“, и в положенный час явился учитель латинского языка В реальном училище латынь не изучали, а для поступления на юридический факультет она была необходима. Гимназический курс латыни можно было освоить самостоятельно и затем сдать экзамен при учебном округе. , еще одно московское горе».
Московский городской народный университет имени А. Л. Шанявского на Миусской площади. 1913 год
Архив Центра историко-градостроительных исследований
Окончив в 1913 году Майкопское реальное училище, Шварц отправляется в Москву, чтобы учить латынь с репетитором и ходить вольнослушателем в Народный университет имени Шанявского Сейчас Российский государственный гуманитарный университет. . Вернее, так представляли себе жизнь сына родители, которым он торжественно прислал открытку со зданием на Миусской площади. На самом деле все обстояло несколько иначе. Просы-паясь ближе к часу дня, 17-летний Шварц покупал журналы и шоколад, валялся в кровати, а по вечерам шел в цирк или оперу (в хороший драматический театр билетов было не достать). Родительские деньги таяли, и даже увольнение учителя латыни не помогло сэкономить. Университет был заброшен после нескольких лекций: от теорети-ческих рассуждений накатывала тоска Отвлеченные знания не давались и раньше: Шварц за всю жизнь так и не выучил русский алфавит, «не верил в глубине души… ни в па-дежи, ни в приставки» и не выносил литера-туроведческих концепций. .
И все же, несмотря на свободу и праздность, радости не было: мешали безденежье, чувство вины и неприветливая к провинциалу Москва. Спустя полгода несостоявшийся студент приехал к семье на Рождество — нестриже-ный и заросший, в штанах с бахромой, в истершихся башмаках со сбитыми каблуками. Вид у него был столь жалкий, что родители разрешили остаться в Майкопе. С тех пор Шварц навсегда невзлюбил Москву:
«Маленькие лавки, маленькие киношки, пивные, серый, полупьяный, в картузах и сапогах, народ, вечером никуда не идущий, а толкущийся на углах у пивных, возле кино. Бося-ки, страшные, хриплые прости-тутки — тут я их увидел на улице впервые. Так вот она, столица! Вот предел мечтаний майкопской интеллигенции, город людей, из которых что-то вышло. Обман, мираж, выдумка старших» Из записи от 22 августа 1952 года. .
6. О робости и смелости
«У него Шварц пишет о себе в третьем лице, чтобы автопортрет получился достовернее. так дрожат руки, когда он платит за билет на „Стрелу“, что кассирша выглядывает в окно взглянуть на нервного пассажира. Если бы она знала, что ему, в сущности, безразлично, ехать сегодня или завтра, то еще больше удивилась бы. Он, по слабости своей, уже впал в зависимость от ничтожного обстоятельства — не верил, что дадут ему билет, потом надеялся, потом снова впадал в отчаяние. Успел вспом-нить обиды всей своей жизни, пока крошечная очередь из четы-рех человек не привела его к полукруглому окошечку кассы».
Николай Заболоцкий с женой и сыном
Из книги Евгения Шварца «Позвонки минувших дней». Москва, 2008 год Издательство «Вагриус»
Шварц не раз с горечью признавался в неуверенности в себе, в непобеди-мой робости при столкновении с любыми чиновниками и просто служащими. В 1914 году, томясь в ненавистной Москве и переживая крах первого романа, он решил уйти на войну добровольцем, но спасовал перед необходимостью ходить по канцеляриям. Заплатить за проезд в трамвае, получить гонорар, разобраться в договоре — все это вызывало чувство обреченности, зависимости от мелоч-ных обстоятельств. При этом малодушие исчезало, когда речь шла о серьезных вещах. Отказ отречься от осужден-ного поэта-обэриута Николая Олейникова Николая Олейникова арестовали 3 июля 1937 года. Согласно практике того времени, на ближайшем заседании в Союзе писателей присутствующие должны были объясниться в своих связях с врагом народа. Шварц ска-зал, что эта новость стала для него полной неожиданностью и сказать ему нечего. Ему предложили вспомнить примеры вредитель-ства Олейникова в кино (они были соавто-рами нескольких сценариев), но Шварц ответил, что успех или неуспех фильмов невозможно объяснить вредительством. или помощь семье арестованного Николая Заболоцкого, видимо, давались легче, чем необходимость договариваться с билетершами и кассирами.
7. О бидонах с подсолнечным маслом и нищете
«В высоких, метра в полтора, бидонах плескалось подсолнечное масло — весь капитал театра. Деньги падали каждый день, и поэтому заказаны были специальные бидоны и все, что нам причиталось, обращено в масло. Бидоны подтекали, что нас несколько беспокоило, но знатоки утешали, утверждали, что это неизбежно. Под нарами уместились наши личные бидоны. Один — с превратив-шейся в подсолнечное масло студенческой моей тужуркой, подъемными, зарплатой за месяц. Перед самым нашим отъездом приехал папа и привез, зная, как плохи мои дела, второй бидон, покрашенный в красно-коричневую краску. Это было все наше имущество».
Сцена из «Гондлы» Николая Гумилева. Ростов-на-Дону, 1921 год
Слева — Антон Шварц в заглавной роли, Гаянэ Халайджиева — Лера, «волки» — М. Эго, И. Николаев, Р. Холодов, Е. Шварц — Снорре ВикиЧтение
1918-1921 годы Шварц провел в Ростове-на-Дону, где стал актером молодеж-ного любительского театра «Театральная мастерская». В репертуаре было несколько пьес, в том числе «Гондла» . Тот доброжелательно отозвался о спектакле и пообещал помочь с переездом в Петроград. Театр приехал 5 октября, когда поэт уже был расстрелян. Петроград встретил холодно: публика уходила после первого действия — то ли из-за уровня поста-новок, то ли из-за невозможности долго сидеть в неотапли-ваемом помещении. Актеры жарили картошку на том самом ростовском масле, которое так и не пошло на продажу, а по ночам Шварц грузил уголь в порту. Продержав-шись один сезон, «Театральная мастерская» развалилась, но Шварц с женой остались в городе. Они подрабаты-вали парными скетчами в балаганном театре, получая за вечер два миллиона рублей. Этого хватало, чтобы купить несколько бутербродов с черным хлебом и селедкой.
8. О славе и успехе
«Первый раз в жизни я испытал, что такое успех, в ТЮЗе на премьере „Ундервуда“. Я был ошеломлен, но запомнил особое, послушное оживление зала, наслаждался им, но с унасле-дованной от мамы недовер-чивостью. <…> Впрочем, Хармс довольно заметно с самого начала презирал пьесу. И я понимал за что. Маршак смотрел спектакль строго, посверкивая очками, потом, дня через два, глядя в сторону, сказал, что если уж писать пьесу, то как Шекспир. <…> И в моем опыте как будто ничего и не прибавилось. За новую пьесу я взялся как за первую — и так всю жизнь».
Сцена из спектакля ленинградского ТЮЗа «Ундервуд». 1929 год
ВикиЧтение
Сменив актерское ремесло на писательское, Шварц начал много печататься: с 1923 по 1928 год вышло несколько десятков публикаций (газетные фельето-ны, статьи на злобу дня, детские рассказы и стихи-однодневки для журналов «Чиж» и «Еж»), подписанных его именем, а также псевдонимами Щур, Дед Сарай, Домовой и Эдгар Пепо. В эти годы он тесно общается с , «Серапионовыми братьями» «Серапионовы братья» — объединение молодых прозаиков, поэтов и критиков, возникшее в Петрограде 1 февраля 1921 года. Членами объединения были Лев Лунц, Илья Груздев, Михаил Зощенко, Вениамин Каве-рин, Николай Никитин, Михаил Слонимский, Елизавета Полонская, Константин Федин, Николай Тихонов, Всеволод Иванов. и кругом Маршака, но коллеги воспринимают его как человека, который говорит сильно лучше, чем пишет.
После премьеры пьесы «Ундервуд» 21 сентября 1929 года Шварц понял, что он драматург и должен писать именно пьесы. Впрочем, что значит «должен»?
«Слава нужна мне была не для того, чтобы почувствовать себя выше других, а чтобы почувствовать себя равным другим. Я, сделав то, что сделал, успоко-ился настолько, что опустил руки. Маршак удивлялся: „Я думал, что ты начнешь писать книжку за книжкой, нельзя останавли-ваться!“».
Но и в 30 лет, и в 60 Шварц неделями не мог заставить себя взяться за работу и начать новую вещь.
9. О войне
«Бомба разрушила дом, где была „девятка“ Гастроном на углу Конюшенной площади и улицы Желябова (сейчас Большая Конюшенная). . Разорвалась под самыми сводами ворот. А там столпились прохожие. И трупы их швырнуло до середины Конюшенной площади. И наше пожарное звено вместе со звеньями всех уцелевших соседних домов производили раскопки в развалинах дома. И трупы увозили на грузовиках. Вот что наделал третий, близкий удар бомбы, показавшийся, несмотря на оглушитель-ность свою, таким механичес-ким, таким незначительным. Идиотским. Мне трудно было определить тогда, да и теперь нелегко объяснить, почему немецкие самолеты казались мне идиотским недоразумением. Соединением солдафонской глупости и автоматизма машины. Что-то, по ощущению напоминающее тир. Выстрел — и, в случае попадания, сухое щелканье, и плоская жестяная, дурацки раскрашенная птица машет жестяными крыльями. Вот очень приблизительный перевод очень ясного чувства. Происходящее страшно. Страшно глупо».
Телеграмма Борису Зону от Евгения Шварца из эвакуации. Поздравление с 1 Мая. 1942 год
ВикиЧтение
Когда началась война, Шварц пришел записы-ваться в народное ополчение. Руки он предусмотрительно держал за спиной, но когда бумаги оформили и осталось поставить подпись, все вскрылось: с таким тремором, сказал военком, стрелять невозможно. Не попав на фронт, Шварц остается в Ленин-граде: он выступает на призывных пунктах, пишет антигитлеровские сценки и пьесы для радио, а по ночам дежурит на крыше писательского дома на канале Грибоедова (на соседней крыше гасил «зажигалки», как тогда называли зажигательные бомбы, филолог Борис Томашевский). Тут же на чердаке вторая жена Шварца Катерина Ивановна Зильбер устроила пункт санзвена: «Если убьют, так уж вместе». Однажды Евгений Львович сказал дежурившему с ним поэту и переводчику Сергею Спасскому:
«Главная подлость в том, что если мы выживем, то будем рассказывать о том, что пережили, так, будто это интересно. А на самом деле то, что мы переживаем, — прежде всего неслы-ханные, неистовые будни».
Отказавшись от эвакуации в октябре, к концу осени Шварцы поняли, что это уже вопрос не чести, а выживания. Их вывезли из блокады на самолете 11 декабря 1941 года. Вещей можно было взять не больше 10 кг на человека, но расстаться с тяжелой печатной машинкой казалось немыслимым. Пришлось уничтожить чемодан рукописей — весь архив, накопившийся за 45 лет жизни.
10. О потерях
«Настоящее счастье, со всем его безумием и горечью, давалось редко. Один раз, если говорить строго. Я говорю о 29-м годе. Но и оно вдруг через столько лет кажется мне иной раз затуманенным: к прошлому возврата нет, будущего не будет, и я словно потерял все».
Екатерина Ивановна Шварц. Начало 1950-х годов
ВикиЧтение
Счастье с безумием и горечью — это о начале романа с Екатериной Ивановной Зильбер. К моменту встречи в конце мая 1928 года оба были женаты (она заму-жем за композитором Александром Зильбером, братом Вениамина Каверина). 16 апреля 1929 года у Шварцев родилась дочь Наташа, а в октябре Евгений Львович ушел из семьи к Катерине Ивановне, которая уже полгода как расста-лась с мужем. Катерина Ивановна и Евгений Львович были вместе почти 30 лет — «Обыкновенное чудо», гимн безрассудной любви, посвящено ей, той самой Хозяйке, которая с нежностью и досадой принимает сумасбродство мужа-волшебника.
Последний год Шварц писал очень мало: многие месяцы постельного режима после инфарктов вогнали его в апатию, работать не удавалось, жизнь в Кома-рове свелась к ожиданию смерти, которую он называл «днем неимоверной длины». Леонид Пантелеев вспоминал, как Шварц пытался шутить: «Испы-тываю судьбу. Подписался на тридцати-томное собрание Диккенса. Интересно, на каком томе это случится?» Случилось на третьем, его любимом «Пиквик-ском клубе», — 15 января 1958 года. Последними словами Шварца были «Катя, спаси меня».
Изображения: Кадр из фильма «Обыкновенное чудо» по одноименной пьесе Евгения Шварца. Режиссер Марк Захаров. 1978 год
© Киностудия «Мосфильм»
Источники
- Биневич Е. М. Евгений Шварц. Хроника жизни.
- Шварц Е. Л. Живу беспокойно… Из дневников (составление, подготовка текста и примечания К. Н. Кириленко).
- Шварц Е. Л. Ленинградская телефонная книжка.
- Шварц Е. Л. Позвонки минувших дней.
- Воспоминания о Евгении Шварце.
