Главная Сказки Художник кулик картины. А мог бы лаять до конца: Интервью с акционистом Олегом Куликом

Художник кулик картины. А мог бы лаять до конца: Интервью с акционистом Олегом Куликом

Олег Кулик - один из наиболее известных художников-акционистов 1990-х не только на постсоветском пространстве, но и в мировой художественной среде. Самой громкой акцией автора стал «Бешеный пес, или Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером» (1994) возле галереи Марата Гельмана в Москве. С него и началась эпохальная Собакиада Кулика длиной в десятилетие. Акция, которую автор создал как завершение собственной неудавшейся художественной карьеры, по иронии судьбы стала ее громким началом.

Но художественному успеху предшествовали «душные» 1970-е в Киеве, бунтарская юность в партийной семье, доступ к запрещенной литературе, писательские амбиции и побег из родительского дома в 1981 году с неоднозначной фразой, брошенной в злости родителям: «Эта страна развалится, а Крым отойдет России».

Каким был Киев тех лет, как «Гусеницей» из людей в 1999 году художник пытался остановить танки на Майдане, а также что общего между советскими парадами и религиозными службами, Олег Кулик рассказал в разговоре с Галиной Глебой .

Материал публикуется в рамках сотрудничества Исследовательской платформы PinchukArtCentre и KORYDOR.

Документация перформанса Олега Кулика «Броненосец для вашего шоу». 2003 год. Tate Modern, Лондон

Галина Глеба: Олег, давайте вернемся с вами в 1970–1990-е, но вспомним не историю Кулика-собаки и собаки-Кулика, а поговорим о времени и среде, в которой Вы пребывали в Киеве и Москве. Вы родились в Киеве в 1961 году, расскажите немного о своей семье.

Олег Кулик: Моя семья - это выходцы из крестьян (городок Краснополье Черниговской области). Отец за свою карьеру был и партработником, и директором пивзавода в Киеве. А мать - учительница французского и английского языков.

Г. Г.: То есть это была интеллигентная семья?

О. К.: Относительно интеллигентная. У родителей была вполне прекрасная советская карьера: из крестьян - в рабочие, из рабочих - в управленцы, из управленцев - в партийные руководители, из партработников - в хозяйственники.

Но в силу возраста и окружения в юности у меня было очень сильное ощущение блата, коррупции, как бы сейчас это назвали. И это душило, в юношеско-романтическом смысле душило. Было чувство, что окружавшим меня людям безразличны идеи и что самое важное для них - не нарушать какие-то общепринятые нормы, уж тем более советские нормы. Но не только мои родители так жили, так жили все. По крайней мере, мне так казалось.

Олег Кулик с отцом. 1960-е. Фото из семейного архива Кулика

Олег Кулик с матерью. Середина 1960-х. Фото из семейного архива Кулика

Г. Г.: Кто окружал Вас в детстве и юности?

О. К.: К нам порой приходили какие-то дипломаты, театральные актеры, певцы. Но это было не общение интеллигентных людей, когда его целью является интерес друг к другу, - это было общение, которое обеспечивало материальное состояние. От него-то я и ощущал себя вечно ищущим юношей, искал иную среду. В Киеве ее не находил. Или плохо искал.

Г. Г.: Художественная школа, в которой Вы обучались, - это обязательная часть культурного воспитания молодого человека из интеллигентной советской семьи или Вы самостоятельно определили для себя этот интерес?

О. К.: Меня хотели воспитать директором завода углекислоты. Родители давили, дабы все-таки сделать из меня, так сказать, человека. А я всячески этому сопротивлялся.

Г. Г.: В какой момент пришло осознание, что, несмотря на семью, которая воспитывает Вас другим человеком, Вы все же хотите заниматься искусством?

О. К.: Есть одна важная детская история. Себя в ней я не помню, но впечатления у мамы-папы и всех родственников было огромное. Это было еще до партийной работы отца, мы жили в съемном доме. Привезли нам совершенно новый неокрашенный стол - чистые оструганные и отшлифованные доски без защитного покрытия. Пока родители спали, я успешно вытащил на стол банку зеленки и создал ею очень красивую композицию. Даже немного напѝсал на нее сверху. Красиво получилось.

Когда родители увидели мое произведение, их реакцией была взрывная смесь удивления, возмущения и оторопи. Для меня стало открытием, что то, что доставляет мне удовольствие, у других вызывает столь сильную эмоциональную реакцию.

Уже чуть позже я создавал под обоями тайные инсталляции-коллажи из маминых иностранных модных журналов (а их ведь попробуй найди тогда). Конечно же, все это вскрылось, когда кусок обоев отвалился. Была очередная родительская оторопь.

Так что да, выбора у меня особо не было, но художником я с раннего возраста хотел быть. Видимо, в этом и заключалась вся проблема воспитания из меня «человека».

Г. Г.: Но ведь у Вас не было примера ролевой модели художников другого мышления, кроме советских номенклатурных соцреалистов.

О. К.: А кто Вам сказал, что пример «другого художника» убеждает тебя быть художником? Я, например, когда смотрю на других, меньше всего хочу быть на них похожим.

Г. Г.: Противостояние по выбору деятельности было с матерью? Отец не вмешивался?

Г. Г.: В детском возрасте интерес к рисованию чаще воспринимается родителями как форма забавы, конфликт назревает уже в подростковом возрасте. Что конфликт поколений и мировоззрений сделал с Вами?

О. К.: У меня была только одна мысль - сбежать. От родителей, от общества, от тех условий духоты, от школы, от назиданий, просто от этого места. И сбежал, несмотря на то, что папа был какой-то там босс и меня отслеживал. Вот как в 19 лет ушел, больше и не вернулся.

Был большим поклонником Льва Толстого и его философии. Человек, который самостоятельно себя меняет, строит свою жизнь и ни на никого не полагается - вот тот образ, который я пытался наследовать.

Г. Г.: Но перед этим Вы учились в геологоразведочном техникуме. Как Вы туда попали?

О. К.: Родителям приходилось меня отлавливать все время, я не знал, куда бежать, а работать геологом в экспедиции было вполне надежной формой официального бегства.

В западной Сибири поработал, поездил немного. Там были бесшабашные, но теплые и уютные люди. Я ощущал их свободными. Не в политическом смысле, а в личном и человеческом. Не было в них этой липкой советской социальности.

Г. Г.: С литературой Вас связывал интерес к темам гуманизма через увлеченность Львом Толстым. А в изобразительном искусстве?

О. К.: Меня интересовали лица. Через скульптуру я мог понять человека передо мной. А поскольку у меня не было особо возможности нанимать хороших моделей, я в основном лепил помятых жизнью людей . Когда работаешь внимательно и долго, проступает в этих людях и внутренняя аристократичность, и тонкость, о которой даже не подозреваешь.

В советское время такие «опущенные» люди хранили в себе интереснейшие истории. Они не смогли вписаться в бездушные общие правила и преобладали над ними своим, не форматируемым человеческим качеством.

Это и была моя «школа», пока я не встретился с настоящим андеграундом в Москве. В 1982 году я познакомился с Виталием Пацюковым и Борисом Орловым, скульптором и теоретиком-искусствоведом. Орлов вообще такой отец соц-арта в скульптуре. Какая-то знакомая увидела мои скульптурки и потащила меня к ним, так я и вошел в мир московского андеграунда. И это было вау! Какие люди, какие разговоры, какие отношения, этот уровень общения - все шокировало, все удивляло, все было другим, никакой связи с тем, что «на поверхности».

Г. Г.: Московский андеграунд был нон-конформным или никак не реагировал на события вовне?

О. К.: Нет, там ко времени моего с ними знакомства уже наметилась вторая или даже третья волна.

Первая волна - все те, кто был выпущен из сталинских лагерей, старики знали Малевича и Родченко лично. Такой ностальгический авангард, они вспоминали свою молодость, вспоминали то Большое Искусство, которое по возвращении из тюрем под запретом и втихаря рисовали кубиками-квадратиками на холстах. Потом пришли художники среднего поколения, люди, которые уже не повторяли то искусство, не ностальгировали, а зажили в этом своем андеграунде спокойно, приняв актуальную ситуацию и делая то, что, по их мнению, делают на Западе. Достаточно вспомнить Сидура или Билютина. Если первые продолжали традиции Малевича, то второе поколение само стало чистым модернизмом. И это было очень карикатурное явление в трогательном смысле.

Они находились в закрытой системе, абсолютно изолированной и репрессивной, обделенной информацией, а жили так, будто ничего этого нет. Их искусство это выдавало. Как будто недоделанное, как будто авангард с элементами наива. Но все это стало заметно, когда появилось третье поколение. Именно то, с которым я и познакомился. Это был совсем иной уровень людей, рефлексирующих свое положение.

Г. Г.: Третьи были с духом диссидентства, политического бунтарства?

О. К.: Вот у среднего поколения было сильное бунтарство, у третьих была ирония как инструмент. Тоже бунтарство, но уже другого толка.

Это не сарказм, а гротеск, очень сильный протест. То единственное, что действительно способно разрушать тоталитарную систему. Они нашли это мощное оружие - стали говорить на том же языке, на котором говорила власть. Это было их открытие, новаторство. Они не заимствовали какие-то стили или идеи прошлого, не вытаскивали дохлых котов из модернизма. Но брали язык власти, язык улицы и язык системы, язык такого мира, который их реально окружал, и чуть-чуть его утрировали, чуть-чуть гипертрофировали. Работали с языком власти, идеологии, с его стереотипами и штампами. Бахчанян, Булатов, Кабаков, Орлов, Пригов и другие получили самое что ни на есть советское образование. И когда у них назрел конфликт с советской властью, они не собирались его демонстративно манифестировать. Интерес к ним пришел со стороны Запада. И вот когда их искусство появилось там, наши честные граждане вдруг засуетились: а кто, мол, эти сволочи и как это они не любят нашу страну, но публикуются на Западе, а нам ничего не показывают.

Эти художники создали себе среду, очень рефлексирующую, умную, тонкую, ироничную. Построили свою параллельную вселенную.

Г. Г.: Это то, что Вы искали, когда уезжали из Киева, или то, что нашлось случайно и стало смыслообразующим для Вас на долгое время?

О. К.: Это определенно то, что я искал. Я искал среду общения, которая мыслила бы актуально, современно и без отрыва от реальности, смело работала бы с этой реальностью. Андеграунд не убегал от реальности, не мучал ее. Такого я раньше не видел. Везде были либо коррумпированные веселые ворюги и насильники, либо дохлые зомбированные граждане . А людей, которые бы обладали энергией и счастьем, сами формулировали бы свои задачи, я раньше не встречал. Думал, что их и нет вовсе. Что система таких закатала в асфальт. Поэтому когда спрашивают, почему акционизма не было в Киеве, мне довольно легко ответить: акционизм - это высшее, что есть в искусстве, это настолько сложный уровень, что здесь, в Киеве, просто не наработана масса. Поэтому и в Казахстане, например, его нет.

Г. Г.: Кроме затхлости и раздражения, Вас Киев вдохновлял?

О. К.: Самое яркое впечатление - это все-таки отец, весь в идеологической работе. И волей-неволей я был привлечен к подготовке всяких празднеств и шествий. Колонны, люди, транспаранты. Вся эта суета и организация процесса меня очень радовала. Это единственное, что было интересным в деятельности отца. Я особо не вдавался в смысл происходящего, воспринимал это все как мероприятие-тусовку.

Г. Г.: Почти акционизм.

О. К.: Конечно! Поделки всякие делали к празднику Октября. Например, стекольщики выдували переливающиеся стеклянные шары на палках. Отец их раздал в руки демонстрантам, и колонна выглядела очень торжественно. Вроде демонстрация производительной мощи страны, а на самом деле чистейший абсурд. Но самое интересное было потом, именно этого я ждал с замиранием сердца: после парада все это добро уносят в какой-то из дворов в центре города, торжественно выпивают узким кругом и начинают крушить эти стеклянные шары на палках! Так легко, веселясь и забавляясь. Ведь никто этот хлам не хранил, все делалось к событию, теме и году. Уже завтра партия скажет направо, или налево, или скажет повеситься, и надо быть готовым творчески подойти к изменению линии партии.

Вся эта буффонада вызывала у меня восторг, я с удовольствием принимал в этом участие и восхищался отцом. Ведь в такие моменты видел в нем что-то творческое, даже божественное.

Г. Г.: Что Вы читали в позднесоветское время? К чему был доступ? Попадались ли «конфискаты»?

О. К.: У папы водилась порнография и политическая «запрещёнка». Акушерские книги появлялись, видимо, их как порнографию изымали, старинные такие, XIX века, с рисунками.

Но из серьезного благодаря отцу я получил доступ к Большой Литературе, даже Солженицына прочитал в 1970-е. Не очень понимал, правда. Я многие вещи тогда прочитал. Образование же советское было запредельно ханжеское. Вот даже Солженицынское «Бодался теленок с дубом» - это история советских писателей и их взаимоотношений, не о политике, не о лагерях, а о писателях. Они там все гнусненькие такие предстают, но и живые одновременно. Чуть позже мне попался «Один день Ивана Денисовича», и там уже вся эта история про лагеря понеслась.

Г. Г.: Воспринималась эта история как реальная или как фантазийная?

О. К.: Все-таки в юное сознание немножко тяжеловато входили все эти ужасы! Потом, когда я прочитал Шаламова, поверил. Уже сейчас я понимаю, насколько стилистически неубедителен для меня в историях о лагерях был Солженицын. Вот о писателях он писал с большим внутренним пониманием.

Эти великие писатели отвадили меня от писательства. Я понял, что ты должен писать сердцем. Очень многое мне удавалось легко, как мне тогда казалось. Вот это «легко» всегда оказывалось плохо. Писательство и вовсе из меня лилось по 5000 слов в день. Но читать это было невозможно.

Г. Г.: Получается, Вы переживали в Киеве эдакое художественное безвременье. Попали во временную западню между активными культурными 1960-ми и новой волной конца 1980-х.

О. К.: Известно, что самой репрессивной из всех коммунистических партий была именно украинская, из украинского народа они наверх вытянули самое худшее, тех, кто все что угодно сделают за поощрение власти. И я попал в эти гнилые 1970-е.

Но мне «повезло» вдвойне. Я еще и сын партработника. Не дай Бог икону найдут. У отца хранились старые иконы от деда, он их прятал, а я вытаскивал и ставил себе молиться как иконостас.

Г. Г.: Вас интересовала религия?

О. К.: Я очень любил своего дедушку. Главное образование дал мне он. Дедушка был очень верующий, ветеран войны. Мы с ним постоянно во Владимирский собор на службы ходили. И службы были очень красивые.

Г. Г.: Парад с созданием и крушением атрибутики, процессуальность религиозных культов - вас завораживала эта событийная театральность?

О. К.: Да, очень. Но все церковное в это время было разбитым и в ужасном состоянии. А вот одно из первых сильных впечатлений, когда мне прямо захотелось действовать (даже думал, как бы найти динамит), стало появление «Бабы с мечом» . Она стоит до сих пор?

Г. Г.: Стоит, конечно.

О. К.: Удивительно, воюют с совком, а это самое тупое и кричащее воплощение совка стоит над всем Киевом. Настолько бездарная неумелая вещь. Там такая конструкция внутри, что если одну опорку подорвать, то вся скульптура упадет. Я все время ходил рядом с ней и этой мыслью жил. Конечно, ничего взрывать я не стану, но пережил по поводу этой «Бабы» море эмоций. Ее достроили, и я уехал. Эта «Баба» вытеснила все. Она стерла весь берег, уничтожила гору.

Г. Г.: Киев не удержал Вас лаврской духовностью? Ведь несмотря на Родину-Мать, Лавра все-таки доминирует.

О. К.: Это самое проклятое место.

Г. Г.: Почему?

О. К.: Я считал, что этот город - самое тяжелое для меня место. Ни языка, ни культуры, ни традиций. Все вынуто, все скомкано. Тут не было внутреннего благородства.

Г. Г.: Такое ощущение возникло в силу затхлости среды, в которой Вы находились?

О. К.: Я думаю, что это в принципе яркая черта брежневского времени. Черта раннего Брежнева. А поздний был смешон. В этом идиотизме уже виднелись ростки будущего, того, как скатилась свинья и стала начальником, и всё такое скотско-свинское вокруг стало, хрюкали, веселились все. Я так это ощущал.

Да, возможно, это мое личное…

Меня в школу возили на белой «Волге». И дома у нас были няньки-гувернантки в советские времена, скатертями столы крыли. Ну, и вообще мы всех победили, врагов нету, счастье, радость, кино, еда. Я не знал, что у людей нет еды. У нас фрукты были экзотические, бананы. И я все время размышлял, в какой же счастливой стране мы живем, настолько счастливой, что нечего делать, негде побороться за счастье. Как будто бы в тюрьме счастья. И у меня от этого слезы наворачивались. А странно ведь. Человек страдал оттого, что искренне не понимал, что на самом деле это и была настоящая тюрьма, которая просто называлась иначе.

Семья Куликов. 1960-е. Фото из семейного архива Кулика

Г. Г.: Очевидно, поэтому Солженицын и вся жесткая литература не воспринималась как пугающая реальность, ваши реалии выглядели совсем иначе и места для «жести» в них не было.

О. К.: Да. Золотая тюрьма была.

Г. Г.: В одном интервью Вы упоминали, что уезжая из Киева в 1981 году, сказали «Украина - неполноценное государство, оно развалится, а Крым отойдет России». Что это было за визионерство?

О. К.: Сейчас я с этим не согласен, но в 1981 году это были мои слова. Я в эмоциях бросил эту фразу в лицо отцу, а не стране. Но выступал я против советской системы по обезличиванию. И в Украине этого обезличивания было больше всего. Я ведь не знал про борьбу тех и этих, думал, что государство строится на героях, которых тут нет.

Так и уехал. Все считали, что придурок мелкий и болтает, чего в принципе быть не может. Страна не может развалиться, а Крым куда уж, только наш…

Но проходит 32 года, и кто оказался в дураках?

Г. Г.: После переезда в Россию Вы навещали Киев в 1990-х. Изменился ли город за десять лет вашего отсутствия?

О. К.: У меня в то время активная художественная деятельность в Москве началась. Но, работая в «Риджине», я начал соприкасаться с украинской художественной сценой, которой не знал ранее. Москвичи к тому времени стали предельно концептуализированы, презирали всякую материальность. А в Киеве такая смачная живопись возникает. Для меня наиболее ярко выделялись здесь Савадов и Сенченко, они как раз создавали свои экспериментальные черные холсты. Сделано живописно, но само решение совсем не живописное. Огромную плоскость холста заполнить собой (т. е. краской) - это особые смелые взаимоотношения с форматом должны быть. Это удивляло. Все привыкли, что у живописи размер скромный, а тут 3 × 5 метров. И концептуальность была, не только пластика живописная, мысль была.

Г. Г.: Чуть позже Вы приезжали сюда с перформансами. У художницы Татьяны Гершуни сохранились фотографии с фигурой из человеческих тел на Майдане Независимости. Что это было?

О. К.: Это был перформанс 1999 года «Танки не пройдут» на Майдане Независимости. Суть его была в том, чтобы перегородить телами дорогу парадным танкам в празднование Дня Независимости Украины.

У перформанса получилось двойное название, потому что сам я называл его «Гусеница». Это был протест против милитаризма, который глубоко сидит внутри этой новой власти уже независимой страны. Мы проехали поперек дороги «гусеничным танком» из людей, потому что это единственный «танк», который может и должен ехать по этой площади.

Это мирная страна, даже ядерное оружие отдала, дура. Никто не собирался воевать, за это я как раз Украину очень люблю. Это как корова и боевой конь. Корову надо кормить, поить, выпасать, но не надо на ней идти в атаку. Для этого есть конь, которого нельзя подоить, но зато в атаку на нем можно. Так вот здесь некоторые товарищи решили на этой корове воевать. И вот такая сейчас идет война.

Г. Г.: Вы лично выступили инициатором этого перформанса?

О. К.: Да. Я узнал о параде с танками и ехал это дело перекрыть. Праздник Независимости должен был быть радостным, а не с игрой мускул напоказ. Если заигрывать с танками, то когда-то эта игра станет серьезной.

Прошло десять лет - Иловайск показал, какие бутафорные были танки. Все было разворовано. Только для площади хранились, пугать обывателей.

Зачем уходить от тоталитарной системы ее же парадами с бряцаньем оружия? Ведь эти танки никогда не были задействованы, это было самое мирное отсоединение от империи. Просто отвалилось, как присохшее говно.

Г. Г.: Кто были участники перформанса и как реагировала публика?

О. К.: Центр Сороса занимался участниками, где-то 40 человек было, в основном молодежь. Но зрители были моего возраста, и они откровенно проявляли свое недовольство: цеплялись к ребятам, некоторые даже ходили по участникам и наступали им на головы. Очень агрессивно себя вели, а между тем, это именитые и довольно известные художники в Украине.

Г. Г.: Также интересно Ваше участие в одной из последних выставок Марты Кузьмы в Киеве, она называлась «Крымский проект 2». Из описания мы знаем, что это была вечеринка после открытия проекта, где продолжением художественной части стал Ваш перформанс «Броненосец для вашего шоу». Расскажите о нем.

Олег Кулик. Перформанс «Броненосец для вашего шоу», в рамках выставки «Крымский проект 2» (куратор Марта Кузьма). 1998 год. Клуб «Фактория», Киев

О. К.: Да, в Киеве был римейк. Впервые этот перформанс я проводил в Генте в Stedelijk Museum voor Actuele Kunst (в рамках выставки De Rode Poort , 9 ноября 1996 года), а с Мартой мы решили воссоздать героя в образе украинского чиновника. В Генте был голый человек, а здесь мы решили представить его в черном костюме и только голова уходит в зеркало.

Я стоял в центре зала на пьедестале, который медленно вращался. Зритель видел фигуру человека, но при этом вместо головы у него диско-шар, музыка играла, и свет во мне отражался. Чистая мечта художника - быть в лучах славы, даже отражать их.

Перформанс длился час, людей было действительно много, при этом половина танцевала, а вторая смотрела на меня. Думаю, наблюдать живого человека, который изображает диско-шар, - это очень трогательное ощущение. Тут и музыка вносит свой эмоциональный аспект.

Олег Кулик, подготовка к перформансу «Броненосец для вашего шоу». 2003 год. Tate Modern, Лондон

Г. Г.: Каким был Киев в то время, какое впечатление производил на коренного киевлянина?

О. К.: Мне казалось тогда, что Киев стал более свободным, живым, открытым. Я даже думал сюда вернуться. На самом же деле он открытым стал только сейчас. Была иллюзия, что это не начало, а уже состоявшаяся перемена.

Г. Г.: В одном интервью Вы также говорили о том, что художникам нужно вести беседу с художниками, потому что когда художник говорит с обществом, то невольно становится оформителем общественных идей. Тогда что это была за потребность в 1990-е идти в народ и выходить на улицу?

О. К.: Когда нет никакой публики, то у художника есть только толпа. Мы обращались не к широкой публике, а к улице. В потоке людей, которые несутся по своим делам, кто-то останавливается и начинает смотреть и реагировать. И в этом смысле мы с нуля формировали территорию искусства. То, что сейчас есть в искусстве России, все плохое и хорошее, сформировано пятью людьми в 1990-е.

Г. Г.: Многие художники сегодня отторгают свою раннюю практику 1990-х. Как Вам удалось отпустить Собаку-Кулика?

О. К.: Это очень важный вопрос, он требует контекста. Возьмем трех персонажей - Олег Кулик, Саша Бренер и, скажем, не случайного, но очень важного персонажа - Юрий Лейдерман.

Саша Бренер в свое время сказал, что самые интересные художники в 90-е - это Кулик и Лейдерман. А Лейдерман сказал, что самыми интересными были Кулик и Бренер. Ну, я в каком-то смысле тоже могу сказать, что самыми интересными для меня были Лейдерман и Бренер. И Ваш вопрос надо рассматривать в процессе личных эволюций, каждый из нас ее прошел.

Бренер, к примеру, до сих пор так и не отрефлексировал свой индивидуализм. Юра Лейдерман - не только хороший художник, но и очень бдительный человек - всегда хотел знать, кем был человек до перестройки, в подполье. Не засланный ли он казачок. И совсем недавно я узнаю, что Лейдерман, в свое время следящий за чистотой рядов этого круга художников, прямо как Дзержинский в искусстве, делает акцию в Помпиду, где зачеркивает портреты своих друзей, будто отрекается от них. Так не похоже на Лейдермана!

Ну, а я спустя двадцать лет создаю портреты всех своих друзей. 24 портрета: Осмоловского, Бренера, Марины Перчихиной, Лизы Морозовой, Петра Павленского, PussyRiot и других. Я нахожу в каждом из них уникальное проявление настоящей самодостаточной личности в истории. Это люди, которые противопоставили себя толпе и выиграли.

Любой человек делает только один поступок, и он всегда тебя ставит в такое положение, что после него все иначе. Вот как у меня с собакой произошло. Я ведь не собирался быть собакой. Я хотел уйти из искусства, но уйти как художник. И я придумываю этот жест: подсознательное существо, которое не обладает культурой, превращается в животное и может жить только своими рефлексами, инстинктами. Я не стремился делать портрет времени, это была моя личная трагедия как художника, я не состоялся. И вот когда я ее сделал, все вдруг увидели… Кого? Они разве меня увидели?

Г. Г.: Себя. Сила личности в искусстве может проявляться не в действии, не в акции, а в материальных носителях?

О. К.: В документации. Есть документация, есть видео, которые с недавних пор работают как мощнейшие произведения свободного циркулирования. Никто не использовал и не делал работу с помощью реальных камер наблюдения и служб безопасности, а Павленский сделал. И поэтому Петя своим акционизмом обновил традиции искусства 1990-х. Это версия 2.0.

Г. Г.: Раньше Вы утверждали, что для художника ключевой была тема гуманизма, но мир так сильно изменился, что это больше не актуально. Так что же тогда художнику как тема важно сейчас?

О. К.: Индивидуализм. Я не говорю про какой-то радикальный гипериндивидуализм, воплощением которого для меня сегодня является Петя [Павленский]. Просто он такое редкое, но очень важное явление, что непонятно, как с этим работать. Мы ушли от советского коллективизма, мы что - ушли к индивидуализму? Мы ушли к украинскому коллективизму. Вы думаете, что украинский лучше, чем советский? Хуже. Чем меньше коллективизм, тем хуже, тем тоталитарней он становится. В большом тоталитаризме скрыться можно, Око Саурона всех не увидит. А вот в маленьком, в семье, например, не скроешься.

Все сводится к семье. Мы начали с семьи и вернулись к семье. К моим любимым пожилым мамочке и папочке.

Вот это главная борьба современности - за индивидуализм.

Г. Г.: Спасибо за беседу.

Примечания:

Стальной монумент «Родина-Мать», часть музейного комплекса истории Украины во Второй мировой войне. Открыт 9 мая 1981 года. Автор проекта Василий Бородай, архитектор Евгений Вучетич.

Перформанс «Броненосец для вашего шоу» (англ. Armadillo for Your Show ) был реализован трижды: впервые показан в Музее современного искусства в Генте 9 ноября 1996 года, во второй раз состоялся в клубе «Фактория» в Киеве 12 июня 1998 года, третий раз был представлен в галерее Тейт Модерн в Лондоне 27 марта 2003 года.

Из авторского текста художника: «Броненосец (Армадилло) - вымирающее ночное животное, тело которого покрыто панцирем из прочных пластин. Тело Армадилло-Кулика покрыто кусочками зеркала, что делает его похожим на огромный диско-шар. В течение долгого времени застывший в одной позе Кулик вращается вокруг своей оси под аккомпанемент классических произведений и диско-хитов 1990-х. Перформанс ставил целью понять конвенциональные границы музейного пространства современного искусства с одной стороны, и эстетики массовой культуры и ночных клубов - с другой».

Олег Кулик - одна из ключевых фигур современного русского искусства. Родился в 1961 г. в Киеве. Один из основателей акционизма. Исследует физические и эмоциональные отношения человеческого и животного, нормального и девиантного, китча и искусства. В 90-е занимался радикальными кураторскими проектами и акциями. С 2000-х работает с фотоколлажами, создаёт скульптурные инсталляции, обращается к живописи.

Его карьера началась в 1991-1993 годах в галерее Риджина, где он сначала был куратором и художественным руководителем. В 1992 году он провел в галерее фестиваль «Анималистские проекты», где по залам гуляли гепарды, а в финале была забита свинья, и ее мясо раздали присутствующим. В 1994 году Кулик впервые предстает в образе собаки - сначала в Москве, а потом в Кунстхалле в Цюрихе. Животная тема в его творчестве длилась 13 лет, пока не сменилась в конце 1990-х интересом к идее прозрачности. В это время художник делал скульптуры и объекты из плексигласа. В 2002 году он показал в Зоологическом музее в Москве «чучела» людей, символов России: теннисистки, актрисы и космонавта. В середине 2000-х Кулик увлекся духовными практиками, его выставкой «Верю» в Москве открылся центр современного искусства «Винзавод». В 2009 году Кулик был приглашен постановщиком оперы «Вечерня Девы Марии» Клаудио Монтеверди в Театре Шатле в Париже.

Участник Венецианской биеннале (2001). Работы в собраниях Третьяковской галереи, Центра Помпиду, Tate Modern.

Олег Кулик

Подробная биография

Персональные выставки:

Рамы .

Вглубь России . Галерея Риджина, Лондон, Великобритания

Персональная выставка . Галерея Татьяны Мироновой, Киев, Украина
Композиция 911 . Мультимедиа Арт Музей, Москва, Россия
Русское. Primadellabiennale , 18Diviasulis, Кальяри, Италия
Вечерня Богородице. По постановке «Вечерня Богородице» (муз. Клаудио Монтеверди) в театре Шатле. 54-я Биеннале в Венеции. Видео-инсталляция. Scuola Grande di San Rocco, Венеция, Италия
Мессия / Гендель (в оркестровке Моцарта). Режиссер-постановщик, художник по видео и костюмам. Театр Шатле, Париж, Франция

Вглубь России. Галерея Pack. Милан, Италия

Москва. ЦУМ. Пространственная литургия №3 . ЦУМ. Москва, Россия
Вечерня Деве Марии, 1610 / К.Монтеверди. Режиссер-постановщик. Театр Шатле. Париж, Франция

Новая Проповедь. Фото и Видео перформансов 1993-2003. Rabouan-Moussion Gallery. Париж, Франция

OLEGKULIK. Хроника 1987-2007. Ретроспективная выставка. ЦДХ. Москва, Россия

Гобитест (Зима). Галерея XL. Москва, Россия

Фрагменты (в рамках Фотобиеннале 2004). Арт-галерея З. Церетели. Москва, Россия

Лозунги.
Космонавт (проект Музей) . Однодневная выставка. Государственный Музей архитектуры. Москва, Россия

Музей. Галерея XL. Москва, Россия

Архитектурные излишества. Галерея М. Гельмана. Москва, Россия
Oleg Kulik Art Animal. Ikon Gallery. Бирмингем, Великобритания
Deep into Russia . Stedelijk Museum voor Actuele Kunst. Гент, Бельгия

Alice vs. Lolita. Galerie Rabouan-Moussion. Париж, Франция

Русское. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия

Oleg Kulik . Rabouan-Moussion Gallery. Париж, Франция

Те же и Скотинин. XL галерея. Москва, Россия Моя семья, или Природа совершенна. Галерея М. Гельмана. Москва
Россия Конец истории, или Кулик в гостях у императоров. XL галерея. Москва, Россия

Я люблю Горби . Галерея М. Гельмана. Москва, Россия

Предчувствие несвободы.

Парадокс как метод. Выставочный зал Севастопольского района. Москва, Россия

Групповые выставки (избранное):

Pussy Riot and the Cossacks. Institut Supérieur des Beaux Arts de Besançon/Franche-Comté. Безансон, Франция

2014-2015

Post Pop: East meets West. Saatchi Gallery, Лондон, Великобритания

2014

Драгоценная оправа . Картина и рама. Диалоги . Государственная Третьяковская галерея, Инженерный корпус, Москва
GELITIN . DIE TUSOVKA RUNDE . Государственная галерея на Солянке, Москва
В поисках горизонта. Латвийский музей истории железной дороги, Рига, Латвия
Transition and Transition. Josip Vaništa, Oleg Kulik, Blue Noses . Ludwig Museum - Музей современного искусства, Будапешт, Венгрия

Команда, без которой мне не жить. Галерея Риджина, Москва, Россия
Artist in Society. Галерея Rabouan Moussion, Париж, Франция
Трудности перевода.

2012 -2013

FLUIDENTITETI. Podgorica Collection for the Ars Aevi Museum. Art Gallery of Bosnia and Herzegovina, Сараево, Босния и Герцеговина

В ПОЛНОМ БЕСПОРЯДКЕ . Русское современное искусство. Премия Кандинского 2007-2012. Центр Искусств Arts Santa Monica, Барселона, Испания
With Criminal Energy - Art and Crime in the 21st Century . HALLE 14, Лейпциг - ACC Galerie Weimar, Веймар
La Peau de l’Ours. Галерея Rabouan Moussion, Париж, Франция
Лучшие времена, худшие времена - Возрождение и Апокалипсис в современном искусстве. Первая Киевская международная биеннале современного искусства ARSENALE 2012. Мыстецкий Арсенал, Киев, Украина

GLASSTRESS 2011 . В рамках параллельной программы 54й Венецианской биеннале. Венецианский институт науки, литературы и искусства, Палаццо Кавалли-Франкетти; Центр современного искусства и стекла Беренго; Wake Forest University, Casa Artom, Венеция, Италия
Surreal Versus Surrealism in Contemporary Art , IVAM, Валенсия, Испания
Art Paris . Париж (стенд галереи Rabouan Moussion), Франция
Arte Fiera . Болонья (стенд галереи Pack)
Russian Turbulence (curated by Etienne Macret). Charles Riva Collection. Брюссель, Бельгия

День открытых дверей. Особняк - гимназия - клиника - музей.

Общая история и ее частный опыт. Museum auf Abruf (MUSA). Вена, Австрия
История Российского видеоарта. Том 2. Московский музей современного искусства. Москва, Россия

Соц-арт. Политическое искусство в России и Китае . Спецпроект 2-ой Московской биеннале современного искусства. Государственная Третьяковская галерея на Крымском валу. Москва, Россия
Дневник художника . Спецпроект 2-ой Московской биеннале современного искусства. ЦДХ. Москва, Россия

Стимул и риск. Museum Haus fur Kunst Uri. Альтдорф, Швейцария
Происхождение видов: Искусство в эпоху социального дарвинизма . The Museum of Modern Art. Тойама, Япония
Видеоинсталляции Олега Кулика. Перформансы. Center for Contemporary Art Ujazdowski Castle. Варшава, Польша - CCA. Киев, Украина - Любляна, Словения - Государственная Третьяковская галерея на Крымском валу. Москва, Россия

RUSSIA! Solomon R. Guggenheim Museum. Нью-Йорк, США - Solomon R. Guggenheim Museum. Бильбао, Испания

Россия-2 . Специальный проект 1-ой Московская биеннале современного искусства. Центральный Дом художника. Москва, Россия
Сообщники. Коллективные и интерактивные произведения в русском искусстве 1960-2000-х годов. Специальный проект 1-ой Московская биеннале современного искусства. Государственная Третьяковская галерея. Москва, Россия
STARZ. Специальный проект 1-ой Московская биеннале современного искусства. Московский музей современного искусства (филиал). Москва, Россия
Always a Little Further (главная выставка 51-й Венецианской биеннале). Arsenale. Венеция, Италия
Русский поп-арт. Государственная Третьяковская галерея. Москва, Россия
Angels of History. Museum van Hedendaagse Kunst. Антверпен, Бельгия

НА КУРОРТ! Современное искусство России сегодня. Kunsthalle. Баден-Баден, Германия - ГВЗ «Новый Манеж». Москва, Россия
Se Opp! Kunst fra Moskva og St. Petersburg. Museet for Samtidkunst. Осло, Норвегия

Москва - Берлин. Berlin - Moskau . Martin Gropius Bau. Берлин, Германия - Государственный исторический музей. Москва, Россия

Горизонты реальности . Museum van Hedendaagse Kunst. Антверпен, Бельгия
Absolute Generation (в рамках юбилейной программы 50-й Венецианской биеннале). Palazzo Zenobio. Венеция, Италия The Ideal City.
The Ideal City , 2-я биеннале в Валенсии. Валенсия, Испания

ДАВАЙ! Russian Art Now . Aus dem Laboratorium der freien Kuenste in Russland. Postfuhrant. Берлин, Германия - MAK (Osterreichisches Museum fur Angewandte Kunst). Вена, Австрия
The Russian Patient. Freud Museum. Лондон, Великобритания
Cetinjski Bienale IV. Национальный музей Черногории. Цетинье, Черногория

House and Windows . 49-я Венецианская биеннале. Югославский павильон. Венеция, Италия
The Body & Sin (Art is the Virtue of Communication). 1-я биеннале в Валенсии. Валенсия. Испания
Trans Sexual Express Barcelona. A Classic for the Third Millennium. Centre d"Art Santa Monica. Барселона, Испания

Performing Bodies. Tate Modern. Лондон, Великобритания
Динамические пары (выставка галереи М. Гельмана). Центральный выставочный зал «Манеж». Москва, Россия

After the Wall. Art and Culture in post-Communist Europe . Moderna Museet. Стокгольм, Швеция
Hamburger Bahnhoff . Берлин, Германия
Ludwig Museum. Будапешт, Венгрия
Безумный двойник. Выставка смешного искусства . Центральный Дом художника. Москва, Россия; Chateau d"Orion. Уарон, Франция

Другая реальность (в рамках Московского международного месяца фотографии «Фотобиеннале"98»). Центральный выставочный зал «Манеж». Москва, Россия
Summer exhibition .
XXIV San Paolo biennale. Сан-Паулу, Бразилия
Moscow Today / Moscou Vandaag. Stedelijk Museum voor Actuele Kunst. Гент, Германия

It"s a Better World. Russischer Aktionismus und sein Kontext. Wienner Secession. Вена, Австрия
III Cetinjski Bienale. Museum of History and Arts. Цетине, Черногория
V Istanbul International Biennale . Imper Mint. Стамбул, Турция

De Rode Poort. Stedelijk Museum voor Actuele Kunst. Гент, Германия

No Man"s Land. Art from the Near Abroad (совместно с Милой Бредихиной). Contemporary Art Center Nikolaj. Копенгаген, Дания

Логика парадокса. Дворец молодежи. Москва, Россия

Вне жанра. Дворец молодежи. Москва, Россия

Перформансы:

Красная благодарность. Кинотеатр K.Suns, Рига, Латвия
Воспарение (в рамках выставки Трудности перевода). Параллельная программа 55-й Венецианской биеннале. Ca"Foscari Esposizioni, Венеция, Италия

Миссионер . Посвящается Франциску Ассизскому. Галерея Риджина, Лондон, Великобритания

2008

Мудра. Marta Herford Museum, Херфорд, Германия

Броненосец для вашего шоу (во время открытия выставки «Live Culture»). Tate Modern. Лондон, Великобритания

Два Кулика (в рамках 1-й биеннале Валенсии). Las Reales Atarazanas. Валенсия, Испания

Голубятня. Zamek Ujazdowski. Варшава, Польша Кулики (в рамках выставки «After the Wall. Art and Culture in post-Communist Europe»). Hamburger Bahnhoff. Берлин, Германия

Белый Человек, Черная Собака. Музей современного искусства. Загреб, Хорватия

Два Кулика. Культурный центр «Ковчег». Рига, Латвия

Два Кулика (Кулик Кулику глаз выклюет). Москва, галерея М. Гельмана. Москва, Россия
Я кусаю Америку, Америка кусает меня (совместно с Милой Бредихиной). Deitch Projects. Нью-Йорк
Четвертое измерение (совместно с Милой Бредихиной; в рамках выставки «It"s a Better World. Russischer Aktionismus und sein Kontext»). Wienner Secession. Вена, Австрия
Кулик против Кораза (в рамках проекта Центра современного искусства Дж. Сороса «Art Discourse-97»). Городской базар. Алматы, Казахстан

Собачий дом (в рамках выставочного проекта «Interpol»). Fargfabriken. Стокгольм, Швеция
Не словом, а телом ! Музей революции. Москва, Россия
Собака Павлова (совместно с Милой Бредихиной; в рамках биеннале «Manifesta I»). Роттердам. Нидерланды
Я люблю Европу, а она меня нет. Kunstlerhaus Bethanien. Берлин, Германия
Не могу молчать! (при поддержке Centre d"art contemporain «La Faubour»). Лужайка перед Европейским парламентом. Страсбург, Франция
Броненосец для вашего шоу (в рамках выставки «De Rode Poort»). Stedelijk Museum voor Actuele Kunst. Гент, Германия

Reservoir Dog (во время открытия выставки «Знаки и чудеса. Нико Пиросмани и современное искусство»). Kunsthaus. Цюрих, Швейцария
Alter Aegis / Раздвоение (совместно с Алексеем Табашовым). Двор Центра современного искусства. Москва, Россия
Человек с политическим лицом (в рамках акции-демонстрации «Звери против зверства»). Улица Тверская (от Триумфальной пл. до Пушкинской пл.). Москва, Россия
Кулик - это все-таки птица . Галерея 21. Санкт-Петербург, Россия
Миссионер. Посвящается Франциску Ассизскому (в рамках проекта «Искусство принадлежит народу-II»). Улица Песчаная. Москва,
Кулик - твой депутат! Ночной клуб «Пилот». Москва, Россия

Новая проповедь. Даниловский рынок. Москва, Россия
Бешеный пес, или Последнее табу, охраняемое Oдиноким Цербером (совместно с Александром Бренером). Улица Малая Якиманка перед галереей М. Гельмана. Москва, Россия

Вглубь России . Деревня Дубровки, Тверская область, Россия

Пятачок делает подарки (совместно с группой "Николай"; в рамках фестиваля "Анималистские проекты

Кураторские проекты:

90-е: победа и поражение. Выставка-спектакль (в рамках VII Международной фестиваля-школы современного искусства «Территория»). Театр Наций, Москва, Россия
Апокалипсис и Возрождение в Шоколадном доме. Параллельная программа первой Киевской международной биеннале современного искусства ARSENALE 2012. Филиал Киевского национального музея русского искусства «Шоколадный дом», Киев, Украина

И подо льдом течет вода. Современное искусство Северной Кореи. Центр современного искусства Винзавод, Москва, Россия

2010

АРХСТОЯНИЕ 2010. ЛЕТО. Тема: Девять ключей лабиринта . Лесная литургия. Фестиваль ландшафтных объектов

Премия Кандинского 2009. Фонд Луизы Блуин. Лондон, Великобритания

ВЕРЮ. Специальный проект 2-ой Московская биеннале современного искусства. Центр современного искусства Винзавод. Москва, Россия

Реальность и реализм (фестиваль реалистической живописи). Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия
Гелий Коржев. Мутанты. 15 октября
Социалистический реализм: проблема почвы. 29 октября
Мутации реальности. 12 ноября

Анималистские проекты. Фестиваль инсталляции. Галерея РИДЖИНА. Москва. Россия
Анатолий Осмоловский «Леопарды врываются в храм». 5 марта
Юрий Лейдерман, Татьяна Машукова «Собака Баскервилей». 9 марта
Игорь Чацкин «Собаки». 12 марта
Вадим Фишкин «Между собакой и коровой». 20 марта
Борис Орлов «Екатерина». 27 марта
Юрий Лейдерман «Колодец и маятник». 3 апреля
Олег Кулик и группа «Николай». «Пятачок делает подарки». 11 апреля
Апология застенчивости, или Искусство из первых рук. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия
О прозрачном (выставка-акция Галереи РИДЖИНА). Территория пионерского лагеря им. Гагарина, деревня Зименки, Московская область, Россия

Окрестности галереи «РИДЖИНА-АРТ». Выставка Андрея Монастырского. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия
День знаний. Выставка группы «Движение Э.Т.И. » и Константина Звездочетова. Галерея РИДЖИНА. Москва, Россия
Самостоятельное искусство. Выставка живописи Олега Голосия (выставочный проект Галереи РИДЖИНА). Центральный Дом художника. Москва, Россия
Барак (100 поросят). Выставка Аркадия Петрова. Дом кино. Москва

Логика парадокса. Дворец молодежи. Москва, Россия Женственность и власть (Ъ). Овальный зал ЦДРИ. Москва, Россия
Традиции русской живописи. Музей истории и реконструкции Москвы. Москва, Россия

Олег Кулик — одна из самых сложных и одновременно предельно понятных фигур художественной сцены 1990-х. Его творческая философия была проста, безыскусна и рассчитана на понимание любого — даже самого неподготовленного — зрителя. Позже, в нулевые, когда Кулик отошел от акционизма и занялся производством дорогостоящих спектакулярных работ, критики не раз намекали на то, что он превратился в коммерческого художника, символический капитал которого построен на художественной прямолинейности и популизме, и с ностальгией вспоминали перформансы зоофренического цикла. Действительно, родившийся 23 ноября 1994 года образ взбесившейся собаки был настолько ярок, что фамилию Кулик даже сегодня (через 20 лет после начала «собачьего цикла» и через 16 после его завершения) знают люди, никогда не интересовавшиеся современным искусством. После перевоплощения в «бешеного пса» Кулик, которого до 1994 года знали не столько как художника, сколько как экспозиционера галереи «Риджина», занимает новое место в пантеоне русского актуального искусства и становится массмедийным персонажем, таким же символом времени, как телеведущий Владислав Листьев, политик Владимир Жириновский и глава финансовой пирамиды «МММ» Сергей Мавроди.

Александр Бренер, Олег Кулик. Бешеный пес, или Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером. Галерея Марата Гельмана, Москва. 23 ноября 1994

23 ноября 1994 года в галерее Марата Гельмана состоялось первое появление человека-собаки. Из помещения галереи на Малой Якиманке выскочил обнаженный Кулик, привязанный к цепи (конец которой был в руках у художника Александра Бренера, одетого только в боксерские трусы), и в течение семи минут кидался на проезжавшие мимо машины и зрителей. Документацию этой знаменитой акции до 4 декабря можно увидеть на выставке « » в музее «Гараж».

Олег Кулик: «После того как я перестал развешивать картины в “Риджине”, у меня не было денег даже на хлеб. Мне ничего другого не оставалось, как бегать по улицам, как бездомный пес, и лаять на людей. Я приполз к Марату Александровичу Гельману и предложил охранять вход в его галерею. “Возьмешь, — говорю, — меня на службу, буду верен тебе, как пес цепной”. Он заржал, даже выгнал меня, кажется, а потом перезвонил и согласился. Я начал продумывать детали акции и понял, что она будет не очень удачной, если я буду просто сидеть на привязи рядом со входом с галерею. Нужна была динамика, поэтому возникла идея подключить Сашу Бренера, который бы водил меня на цепи. Саша сначала воспринял предложение с настороженностью, но пообещал подумать. Подумал, подумал и согласился, а заодно к моему названию “Бешенный пес” придумал и поэтические продолжение: “Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером”. После первого “собачьего” перформанса в газетах писали: “До чего народ довели, люди голые бегают по улицам и бросаются на прохожих!”, — а мэр Лужков обещал вытравить голых с улиц города».

В следующем, 1995 году Кулик «дает собаку» в Цюрихе: никому не известный художник приезжает из России, чтобы блокировать вход на выставку «Знаки и чудеса. Нико Пиросмани и современное искусство» куратора Биче Куригер, на которой, помимо работ Пиросмани, экспонировались произведения Джеффа Кунса, Синди Шерман, Деймиана Херста и других ведущих мировых художников.

Олег Кулик: «Я считал, что “Бешеный пес, или Последнее табу, охраняемое одиноким Цербером” станет моей первой и последней подобной акцией, когда неожиданно пришло предложение сделать нечто подобное в Цюрихе. Письмо за подписью Биче Куригер было написано на бланке Кунстхауса Цюриха и выглядело весьма солидно (хотя потом я узнал, что приглашение подделал и прислал Александр Шумов, а музейное начальство до последнего момента не подозревало о том, что я упаду им на голову). Я решил, что видоизменю акцию — буду сидеть внутри музея, в уголочке и изображать тихий ужас из России. Но оказалось, что в Цюрихе меня никто не ждет, Куригер заявила, что художника по имени Олег Кулик не существует, а охрана музея вышвырнула меня на улицу. И в этот момент передо мной встала дилемма — умыться, уехать домой и уйти из искусства или протестовать! Я решил, что раз меня, по утверждению Куригер, не существует, то я могу делать все, что угодно! Я перегородил вход на выставку, рычал, кусался и никого не пускал в музей. В результате меня арестовали, разразился большой скандал, о котором Биче до сих пор вспоминает с нежной ностальгией».

Олег Кулик. Человек с политическим лицом. Тверская улица, Москва (в рамках акции-демонстрации «Звери против зверств). 16 июля 1995

Одна из самых громких медийных акций Кулика 1990-х — создание Партии животных в 1995 году и намерение художника баллотироваться от нее в президенты. Кулик ведет предвыборную агитацию в Политехническом музее и на московских рынках, выступает перед журналистами в костюме и собачьем наморднике в центре Москвы — на Тверской. На предвыборных плакатах запечатлены страстные лобзание кандидата с собакой и лозунг: «Какие претензии к нам могут быть у зеленых, дружок?»

Олег Кулик: «На НТВ в 1995 году была организована дискуссия, как отнять голоса у ультрарадикалов. Появилась идея организовать как можно больше смешных партий, в частности Партию животных Кулика, чтобы она отбила 2-3 процента сумасшедших у Жириновского. Леонид Парфенов тогда сказал: “Вы уверены, что он отобьет 2 процента, а если это будут все 20-30? ” Партия животных была органичным продолжением моего зоофренического проекта. Политика как таковая меня не интересовала, я всегда хотел быть художником. Скорее это была метафора времени, когда политика идет не от ума, а от какой-то животной потребности выделиться, занять какое-то место, пометить столбы. Думаю, что моя идеология любви к животным, близости к природе могла запросто захватить вообще всю Россию, и я стал бы президентом. Я провел несколько шумных акций по сбору подписей. Но когда принес в избирком подписные листы, на которых были приклеены мухи, тараканы и киски лапку приложили, меня буквально вышвырнули оттуда».

Олег Кулик. Собачий дом. Фаргфабрикен, Стокгольм (в рамках выставки Interpol). 2 марта 1996

В 1996 году по приглашению художника Эрнста Бильгрена Кулик участвует в выставке Interpol в Стокгольме. В уже узнаваемом образе взбесившегося пса он бросается на посетителей вернисажа и даже кусает одного, в ответ на эти действия его бьет ногами шведский куратор выставки. Художник Александр Бренер выступает не менее радикально, уничтожив работу китайского художника Гу Вэньда. Возмущенные участники выставки написали коллективное письмо с осуждением действий Кулика, Бренера и Мизиано, разослав его по всем международным художественным институциям. Результат оказался неожиданным для обвинителей. Многие признали легитимность действий художников, а один из ведущих журналов по современному искусству в мире — Flash Art — поставил фотографию Кулика на обложку. Многие впоследствии признавались Кулику, что узнали о его существовании именно из этого гневного коллективного письма и последовавших за ним публикаций.

Олег Кулик: «Выставка задумывалась как диалог Запада и Востока. Было приглашено множество художников, каждый из которых пригласил еще по одному экспоненту. Но когда до открытия оставался месяц, выяснилось, что диалог — как между Западом и Востоком, так и между кураторами и художниками, а также художниками и художниками — зашел в тупик, начались скандалы и распри. И в какой-то момент работавший с животными шведский художник Эрнст Бильгрен произнес следующую фразу: “Легче договориться с животными, чем с людьми”. На что Виктор Мизиано ответил: “А у нас есть такое животное!” Так меня в последний момент пригласили участвовать в выставке Interpol для того, чтобы завершить многосложный диалог между Западом и Востоком. Ну а что случилось дальше, все знают — были укушенные, оплаканные и предельно возмущенные».

Олег Кулик совместно с Милой Бредихиной. Собака Павлова. V-2, Роттердам (в рамках европейской биеннале Manifesta 1). 5-25 июня 1996

В том же году Роза Мартинес приглашает Кулика принять участие в 1-й «Манифесте» в Роттердаме. Художник в течение нескольких недель живет в будке и выгуливается на поводке, изображая собаку Павлова.

Олег Кулик: «Этот проект мы делали в сотрудничестве с учеными из Роттердамского университета. Мой, то есть человеческий интеллект, исследовали на предмет редукции — что происходит, когда человек попадает в условия, более привычные для животных, как быстро к нему возвращаются животные качества — прыткость, ловкость, обостренное обоняние — и как быстро он теряет способность рефлексировать. Целыми днями я занимался на специально придуманных снарядах, бегал, прыгал и так далее. При этом мне постоянно показывали произведения искусства. Я постоянно, 24 часа в сутки пребывал в образе собаки. Тяжелее всего было ночью. Целый день я прыгал и бегал, страшно уставал, но как только вечером начинал засыпать, в мою лабораторию начинали пытаться проникнуть всякие подлецы вроде Ромера (Федор Ромер — псевдоним художественного критика Александра Панова. — Артгид ). За ночь четыре-пять очень пьяных и очень веселых человека пытались уличить меня в том, что я не живу собачьей жизнью. Дверь открыть они не могли, но они лаяли, выли, хихикали и в целом вели себя неприлично. Я же был настроен предельно серьезно и меня возмущала вся эта идиотская возня».

Олег Кулик. Я люблю Европу, а она меня нет. Kunstlerhaus Bethanien, Берлин. 1 сентября 1996

В 1996 году на берлинской площади Марианнеплац Кулик не то охранял, не то был загнан к флагу Евросоюза, окруженный 12 полицейскими с овчарками.

Олег Кулик: «В 1996 году я был стипендиатом культурного центра Kunstlerhaus Bethanien, жил в Берлине и слушал бесконечные дискуссии на тему нужно или не нужно объединять Европу. Я всегда был сторонником объединения, но считал, что объединяться лучше всего не просто так, а перед лицом внешнего врага. И в качестве этого врага я решил предложить Европе себя и объединить ее через направленную на меня агрессию. В результате я стоял в окружении 12 немецких овчарок (ведь именно столько звездочек на флаге Евросоюза), которых держали полицейские. Я вел себя агрессивно, бросался на собак, и они отвечали мне еще большей агрессией, бросались на меня в едином порыве. Их единение против была настолько мощным, что после этого Европа благополучно объединилась».

Олег Кулик. Не могу молчать! Лужайка перед Европейским парламентом, Страсбург. 20 сентября 1996

В том же году Кулик, громко лая, появился перед зданием Европарламента в Страсбурге, привязанный, подобно сторожевому псу, к теленку, на которого был накинут британский флаг. Тем самым Кулик протестовал против превентивного уничтожения поголовья коров в Великобритании, осуществляемого в попытке остановить распространение вируса коровьего бешенства.

Олег Кулик: «Акция была приурочена к кампании по уничтожению больных английских коров, которая показалась мне крайне негуманной. В Англии коров отправляли на бойню, а потом в крематорий, а в России пустовали бесхозные луга и поля. Я очень переживал за судьбу животных и думал, зачем убивать их и потом сжигать 5 миллионов трупов — лучше потратить эти деньги на перевозку коров в Россию, где выпустить стада на вольный выпас и доверить их жизнь судьбе. Если этим несчастным животным суждено погибнуть от болезни — пусть будет так, но ведь может случиться, что они поправятся на воле и проживут прекрасную долгую жизнь. Я приехал в Страсбург, где располагался Европарламент. По моей просьбе левые студенты привели мне теленка, с которым я вышел к парламенту и пролаял мое отношение к этой проблеме».

Олег Кулик совместно с Милой Бредихиной. Я кусаю Америку, Америка кусает меня. Deitch Projects, Нью-Йорк. 12-26 апреля 1997

В 1997 году Кулик отправляется в Америку, где проходит паспортный контроль с собачьим ошейником на шее. В нью-йоркской галерее Deitch Projects он осуществляет перформанс «Я кусаю Америку, Америка кусает меня»: Кулик живет в галерее, изображая собаку. Название отсылает к классическому перформансу Йозефа Бойса «Я люблю Америку, Америка любит меня», во время которого художник провел несколько дней в компании живого койота в галерее Рене Блока в Нью-Йорке.

Олег Кулик: «В этом перформансе были нарушены все американские табу. Представьте себе голого агрессивного белого мужчину, который атакует, кусает, испражняется на зрителей — и более того, явно отдает предпочтение женщинам. Он подходит к ним, обнюхивает все их интимные места, но те в ответ хохочут и нежно и публично поглаживают этого голого белого мужчину. Причем желающих поучаствовать в этом проекте женщин были тысячи, и десятки тысяч получили удовлетворение. Этот контекст, конечно, несколько переориентировал тему человека-животного на социально-гендерную проблематику».

Олег Кулик совместно с Милой Бредихиной. Четвертое измерение (в рамках выставки «Это лучший мир. Российский акционизм и его контекст»). Сецессион, Вена. 6 июня 1997

В том же году Кулик «охранял» вход в Венский сецессион, уверенно нападая на посетителей. Тех же, кому удалось преодолеть это живую преграду, внутри ожидала видеоинсталляция с прямой трансляцией происходящего на улице.

Олег Кулик: «Во время этой акции я тоже, как и в Цюрихе, не пускал людей в музей, но в этот момент меня — сверху, фронтально и сбоку — снимали три камеры, а еще одна была закреплена у меня на лбу. Таким образом зритель мог не только пообщаться со мной, но и увидеть со стороны на специальных экранах все мои действия. Все это создавало невероятную динамику. Я метался в толпе людей, и закрепленная у меня на лбу камера проецировала на экран эти метания: какие-то складки, ноги, платья — несфокусированный, направленный на все сразу и ни на что конкретно взгляд животного. Во время акции я атаковал двух мужчин, один из которых схватил меня за ошейник и пережал им горло. Я потерял сознание, а когда очнулся, долго не мог понять, где я нахожусь и что со мной происходит. Я лежал голый на ступеньках, вокруг меня куда-то поднимался поток красиво одетых людей. Я нашел в себе силы подняться и с невеселым видом поплелся вслед за этими людьми на выставку. Вот такой забавный негероический конец получился у этой акции».

Олег Кулик. Семья будущего. 1997

Серия постановочных фотографий 1997 года, изображающих «семейную жизнь» Олега Кулика и пса Бакса. «Я верю, человек […] должен […] отказаться от представлений о себе как о центре Вселенной в пользу равенства всех биологических видов, организовать процесс гармонического сосуществования всех живых существ на Земле, расширить институт брака до межвидового, раствориться в собаке, кошке».

Олег Кулик: «Эта акция была посвящена необходимости ради будущего счастья всего человечества отказаться от антропоцентризма и тому, что равноправия между людьми и животными не будет, пока не будут возможны брачные отношения между ними. Причем под словом “брачные” я не имею в виду сексуальные отношения, а говорю скорее об отношениях договорных. Огромное количество людей делит жизнь с котиками и собачками, их любят, балуют, им даже завещают имущество. Я просто довел до логического конца идею равноправия живых существ и сформулировал идею отказа от антропоцентрической логики, которая пронизывает всю жизнь современного человека».

В 1998 году Кулик пытается подружиться с большой черной собакой, находясь в полной темноте. Зрители их видят только во вспышках двух фотокамер.

Олег Кулик: «Это было чудовищно. Сначала в большом зале очень долго собирались люди, каждого из которых перед тем, как пустить в зал, долго обыскивали, отбирая ножи, фонарики, свечи и зажигалки. В результате в зал набилось огромное количество людей, которые колыхались вокруг маленького пятачка. Выключился свет, и во вспышках камер можно было увидеть человека, который вступал в разные взаимоотношения с огромным лохматым черным псом. Но в какой-то момент собака ушла с этого пятачка, а мне пришлось последовать за ней. Вокруг была тьма, колыхалась темная масса людей, мне приходилось следовать за собакой практически по головам в неизвестном направлении, все это вызывало тихий ужас».

Осенью 1998 года Кулик совершает европейское турне, которое заканчивается в Париже, где с 7 по 12 октября проходит ярмарка современного искусства FIAC. Через парижскую галеристку Каролин Рабуан-Муссьен Кулик получает от известного ведущего телепередачи «Об этом все говорят» Тьерри Ардиссона предложение еще раз выступить с собачьим перформансом.

Олег Кулик: «Я сказал Ардиссону, что раз он такой крутой и богатый, я сделаю еще один перформанс, но только так, как я хочу и там, где я хочу. А еще я заявил, что мне нужна шикарная блондинка с поводком, а также гарантии того, что они [сотрудники Тьерри Ардиссона] не только снимают на камеру, но и, если что, разруливают проблемы с полицией. Меня заверили, что проблем не будет. Я долго думал, где делать акцию и понял, что надо захватить Бастилию. И вот мы приезжаем на площадь Бастилии, мне говорят, что перформанс должен начаться ровно в 19:00, и тут я понимаю, что мы заранее не обсудили, где я буду раздеваться. Мы подумали и решили, что делать я это буду в туалете Театра радикального танца, который располагался на площади. И вот я голый в ошейнике выхожу из кабинки, и все, кто был в этом туалете, пятнадцать элегантно одетых мужчин, как по команде поворачиваются в мою сторону, и после этого у меня происходит отключение чего-то в голове. Чик! И исчезает моя социальная личность, я превращаюсь в животное! И в таком состоянии я выхожу на площадь Бастилии. Писаю. На пешеходном переходе зажигается красный свет, машины останавливаются, и я начинаю по ним прыгать! Автомобилисты и прохожие видят, что идет съемка и полиция не вмешивается, всем становится весело, все смеются. Должен быть скандал, а они смеются! Я слез с машин, разворошил киоск с газетами, поприставал к двум дамам, одна из которых брызнула в меня из перцового баллончика, увидел девицу с сигаретой, завалил ее, мы покатились, сигарета выпала, и я ушел по переходу на другую сторону площади. Перформанс закончился. Ардиссон был очень доволен тем, что в результате получилось. Сюжет про охраняющего площадь Бастилии человека-собаку показали по телевидению два раза».

Олег Кулик совместно с Милой Бредихиной. Я кусаю Америку, Америка кусает меня. Deitch Projects, Нью-Йорк. 12-26 апреля 1997. Из архива Олега Кулика

Олег Кулик выступал в образе разъяренного или же, наоборот, миролюбивого пса всего четыре года, с 1994-го по 1998-й. Но как и когда Кулик решил отказаться от так всем полюбившегося персонажа?

Олег Кулик: «Я понял, что проект исчерпал себя, когда меня начали приглашать “исполнить собаку” за деньги во время какого-нибудь события. Однажды я согласился выступить с перформансом в одном из московских клубов, и это вылилось в жуткое позорище: меня заставили облачиться в какой-то костюмчик, поводок, который обычно держала Мила Бредихина, передали какому-то охраннику, который таскал меня за собой как тряпичную куклу, периодически натравливая то на Жириновского, то на каких-то проституток. Это было чудовищное зрелище, смысл которого был исключительно в унижении художника, который согласился выступить на заказ. Но отвратило мне от подобных экспериментов не только это конкретное событие, но и то, что в формате заказного шоу из моего высказывания уходили элементы партизанщины и неожиданности, то, что составляло наибольшую ценность, потому что ломало ожидаемый ритм событий».

К веранде на «Винзаводе», где назначена встреча, Олег Кулик лихо подъезжает на маленьком велосипеде и, забежав в кафе, немедленно начинает говорить.

– Привет! Уже много лет я езжу на велосипеде по самому неудобному городу. Я враг машин! В гробу приятней лежать, чем сидеть в машине – в любой! А лошади, женщины, велосипеды – это пожалуйста.

– А если вам нужно выехать куда-нибудь за город? Скачете на лошади?

– Я принимаю море пилюль, ложусь на заднее сиденье, привязываю себя – и, трясясь, жду, когда меня очень медленно доставят до места. Да, иногда это необходимость, как посещение зубного врача. Но вы же не станете лечить зубы без анестезии?

– Не стану.

– Вот! Но я никого не призываю отказаться от машин. Нравится вам ездить в консервных коробках – пожалуйста. Кто-то делает себе пирсинг, кто-то отрезает себе ноги с удовольствием, кто-то занимается любовью с колючими растениями. Ради бога! Я всего этого делать не буду, это мой выбор. Я могу жить только на природе, не в городах. Люди считают, что плохо быть в тюрьме. Ну а где вы находитесь сейчас? Плохо быть на раскаленном камне, летящем сквозь открытый космос. Ну а где вы? Люди находятся в аду.

– А вы в раю?

– Не в раю и не в аду. Я исследователь – каждый день в новом месте.

– Давайте попробуем поговорить на тему, ради которой сегодня собрались. В какой форме вы примете участие в фестивале «Форма»?

– Два варианта: в активной или пассивной. Я был уверен, что буду, как всегда, в активной. Но в последний момент вдруг решил использовать богов в человеческом обличии – некрасивых брошенных полных женщин. Именно им достанется активная роль.

– Так, погодите, еще раз. Некрасивых брошенных полных женщин?

– Да! Бог выглядит именно так, как говорил Селинджер.

– Сколько их будет?

– Кажется, шесть.

– Кажется? Вы их видели?

– Да, в интернете.

– В тиндере?

– Нет, мне просто присылали портреты. К сожалению, там попадалось слишком много красивых. И явно не все брошенные. С такими работать трудно, это явно люди порочные.

– А почему было не взять мужчин?

– Я бы хотел, чтобы были и мужчины, но, к сожалению, некрасивых брошенных толстых немолодых мужчин совсем нет. Они сразу умирают – не выдерживают такого счастья.

– Да, увы. Итак, полдюжины некрасивых полных брошенных женщин. Что они будут делать?

– Разбитые на пары, они будут как-то взаимодействовать друг с другом.

– А вы?

– А я буду сверху с несколькими флаконами краски, которой буду их поливать. Я сначала выбрал грубые цвета, но в итоге решил взять нежные.

– Женщины будут обнажены?

– Надеюсь, нет. Я не настолько радикал, чтобы наслаждаться наготой некрасивых брошенных полных женщин. Но посмотрим! На самом деле, учитывая, что действо будет происходить на холсте, хорошо бы, чтобы с них что-то свисало, что-то телепалось и болталось.

– Всегда хорошо, когда что-то свисает.

– Да, и болтается. Особенно у некрасивой полной брошенной женщины.

– Отличная идея – повторять эту формулу бесконечно.

– Это как молитва – имя бога надо повторять часто.

–** Я даже и не знаю, надо ли спрашивать, что вы вкладываете в эту работу.**

– Вы поймите, то, что я вкладываю, может никак не соответствовать тому, что в итоге произойдет. Но, если вы хотите: это работа о спонтанности человеческого тела, непредсказуемости движений, которые переходят в вечный материал.

– Когда говорят об Олеге Кулике, вечно вспоминают человека-собаку. А на ваш взгляд, какая ваша главная работа?

– Отвечу банально – моя последняя. Я леплю керамический портрет Анатолия Осмоловского, сидящего на Маяковском (речь про известный перформанс 1993 года, когда художник Осмоловский вскарабкался на памятник Владимиру Маяковскому на Триумфальной площади. – Прим. GQ ). Тогда и Толик был худ, и Маяковский был символом революции. Но прошли годы. Никакой революции нету, Осмоловский пополнел, ездит в джипе, охотится из него на пигмеев. Маяковский сегодня – просто мудак, который доставал паспорт из всех штанов, а потом пустил себе пулю в лоб. Понятно, что он полный банкрот. Поэтому у меня он в виде голого фитнес-идола, на плече которого сидит жирный кусок говна, который высрали голуби свободы в борьбе за коммунизм. Но это сделано с большим мастерством! Ну какая собака? Выбежал, штаны снял и убежал. А тут сидишь годами!

– Арт-группа «Война», участников которой вы называли своими учениками, распалась. Петра Павленского задержали в Париже (художник поджег в прошлом году дверь Банка Франции). Вы уже давно не кусали людей на улицах. Что происходит с радикальным искусством? Оно умирает? Оно вообще кому-то нужно сегодня?

– Не знаю, нужно оно или нет, я этим не занимаюсь. А радикальное искусство никуда не делось – Петя Павленский продолжает свой перформанс. Это только вам кажется, что его задержали – на самом деле, он никуда не убегал, потому что все это заранее продумал. Почему его до сих пор не судили? Потому что никто не понимает, что с ним делать. Все это один перформанс, который был начат нами в 1991 году – и все время кто-то подхватывал знамя. Сейчас это Павленский.

– Когда вам было интереснее творить: сейчас или в 1990-е?

– Да мне всегда интересно. Я стал художником в 9 месяцев. Знаете, что такое бедная советская жизнь? В 1962 году папа принес красивый новый струганый стол – и строго-настрого запретил его трогать, пока не покроет лаком. Легли спать. А ночью я встал, нашел где-то зеленку – и нарисовал на столе картину о том, как люблю маму. И когда наутро родители это увидели, у них на лицах было такое выражение, там было столько эмоций! Я понял, что отныне хочу вызывать у людей именно такие чувства.

– Скоро мир, конечно, начнет захлебываться в виртуальности. Но я уверен, что в цифровую эру все физическое, тактильное, чувственное станет особенно ценным. Простая жизнь, обычное попукивание в туалете, запах пота станут искусством. Живой человек – это такая редкость уже сейчас. Бездарная культура выгоняла все, капризное, случайное, бессистемное; она утверждала, что человек должен быть сильный, твердый, уверенный. Холодные руки, мертвые глаза, толстая жопа. Это все в цифровую эру останется роботам! А мы будем дурачиться.

«Теннисистка»

– Вы помните самую дикую реакцию на ваши работы? Что, например, сказала Анна Курникова, когда увидела «Теннисистку» (гиперреалистичную скульптуру работы Олега Кулика, имеющую несомненное сходство с Курниковой. – Прим. GQ )?

– Курникова наслала на меня в Париже своего прыщавого певца (речь, вероятно, про Энрике Иглесиаса, с которым Курникова встречалась. – Прим. GQ ). Мы случайно повстречались в отеле, где я был с русским олигархом Димой. Курникова с певцом шли в туалет, а мы как раз выходили. Они подскочили ко мне. Она кричит: как ты смел? Этот испанец хотел по морде мне заехать. Но олигарх Дима – хоть и пьяный, но каратист. Как двинул певца ногой, тот через весь лобби полетел.

**– Чем вы сейчас зарабатываете? **

– Чем и всегда – языком.

– Какая из ваших работа была продана за самые большие деньги?

– «Оранжерейная пара». Купил ее один косметический магнат.

– Какого примерно порядка сумму он заплатил?

– Ну, на эти деньги можно купить мастерскую в Берлине, как у Кирилла Серебренникова.

– В 2004 году вы говорили, что не занимаетесь производством этнографических ценностей – расписных горшков и шкатулок, – а участвуете в большом процессе, результатов которого еще никто не знает. Прошло 14 лет. Когда мы дождемся результатов?

– Я вам о них расскажу на следующий же день после своей смерти. (Хохочет.)